Трое мужчин выстроились на берегу в ряд. Самый высокий наклонился и положил лук в лодку. Что-то кричат? Эх ты, как живо нас встречают!
— Затанцевали, — отметил вставший рядом Гоблин.
АКМ у него в руках, как и у меня. Этого пока достаточно, Клим не у дел.
— Ну и кино же мы за день посмотрели, — поделился я впечатлениями с другом. — И с африканцами, и с индейцами. А я ещё Демченко завидовал.
'Дункан' всё ближе к берегу, все медленнее его ход.
И тут мы услышали, что орут хором эти индейские люди, подпрыгивающие на неведомом лесном берегу:
— Русиш! Русиш!
— Камраден!
Гоблин убрал автомат вниз.
Я тоже.
— Это ты, Кастет, правильно сказал, без байды. Кино. И немцы.
Глава 7
Сталкер 'Кастет', страж фронтира,
воин-интернационалист, международный 'оборзеватель'
Повидали мальчики — храбрые солдаты -
Волгу — в сорок первом,
Шпрее — в сорок пятом,
Показали мальчики за четыре года,
Кто такие мальчики нашего народа.
Германия — дождливая страна, скажу я вам.
Целый день льёт дождь. А как 'Дункан' ушёл, так зарядило конкретно. А на улице март, и дождик, льющийся из низких серых туч, воспринимается жёстко, желание выходить под него не возникает. Разве что если надеть длинный кожаный плащ чёрного цвета и фуражку — тогда можно, тогда чувствуешь себя актёром исторического кинофильма, выполняешь задачи, поставленные режиссёром. Режиссёр командует, мокрая девица с хлопушкой убегает под зонт и клетчатый плед, старинные плёночные камеры начинают тарахтеть, и ты — пошёл! И вот, идёшь в кадре, а бедные немецкие горожане, перекидывающие битый 'летающими крепостями' кирпич домов, шипят тебе в обтянутую чёрной лайкой спину: 'Ну, гандон…'
А ты внутренне улыбаешься, на морде — неподвижность противотанковой надолбы, ибо есть ты, в жуткой тайне, не гандон вовсе, а советский разведчик Владимир Лутин, надежда Ставки, любимец Верховного. Потому улыбаешься, и фланируешь себе дальше по Унтер-ден-Линден.
Я зажмурил глаза, и мне показалось: вот открою их, а внизу, на брусчатке — так и есть, фигура германского офицера в таком вот плаще и фуражке. Постоит гитлеровец под дождём, посмотрит на швейцарские часы, потом на серое небо Берлина, вздохнёт, и подойдёт к своему 'хорьху'. Водила в серой форме выскочит, услужливо сработает задней дверью, автомобиль пыхнет на угол дома выхлопом и, чуть покачиваясь на крупных камнях брусчатки, покатит к воротам крепости…
Режиссёр у нас известный — Смотрящие, камеры тоже есть, хотя их модель и принцип работы нам не ведомы.
Ну, и кино есть, вы уже знаете, какое.
Дождь то грубо хлещет, то осторожно шелестит по кровлям немногочисленных зданий крепости, моет стены из серого гранита, стекает по еле выраженной линзе замковой площади к стокам, собирается там и покидает цитадель, спеша к реке.
Я сижу на грубом самодельном стуле возле окна донжона, выходящего во двор — перешёл сюда, когда мне надоело смотреть на медленно текущую реку и густой тёмный лес на той стороне.
У нас заседает Штаб, что-то давненько их не было.
Штаб и полный дурдом, с самого утра. Все не выспались, сколько удалось выкроить на перезагрузку — час, два?
По двору крепости периодически пробегают люди, шагом никто не передвигается и дело тут не в дожде — у всех задачи, у всех адреналин кипит. Приказы Штаба не успевают генерироваться, как их тут же начинают исполнять. Дисциплина у немцев отменная.
Сижу, обсыхаю, а точнее — отогреваюсь. Мокрый был, как чёрт.
Камин шпарит, как адское жерло, дров немцы не жалеют, огненная пещера в обрамлении дикого чёрного камня трещит и щёлкает искрами… Часть одежды из запасного комплекта переодел, что-то дали немцы. Вообще-то, не моё это дело — по таким скатам лазить, на то у нас в группе специально обученный Монгол есть. Но далече от нас сейчас этот потомок чингисханов, приходится мне рисковать своей драгоценной жизнью. Под холодным злым дождём, между прочим. Короче — сделали, антенна на крыше донжона стоит. Провозились долго, имеем практически предел дальности, поэтому собирали резонансную антенну, которую и ориентировали на Замок. Вместе с немцем я 'арбайтен', оперативно назначенным на должность радиста. Радист пошёл переодеваться.
Генератор запустили, Гоблин крутит клеммы, ставит блок связи в закрытом телефонном режиме, запитывает 'Северок'.
Рядом с ним сидит Рольф Холландер, матёрый профессиональный вояка, капитан 232-его горного батальона 23-ей бригады альпийских стрелков, из города Бишофсвисен. Тот ещё волосан. Почти копия нашего Гонты. Повоевал и в Сомали, и в Афгане. Во многом, именно наличие такого волкодава уберегло анклав от полной потери жизнеспособности. На нём — армия германцев, он её и организовал, в общем- то.
Такой же жилистый и 'плетёный', как Сомов, но Мишка выше немца на пол-башки. По-русски говорит, хоть и не на 'пять', но почти всё понимает, и мысль выражает внятно, даже с юмором. Как оказалось, у немцев с русским нормально, есть выходцы из ГДР, которые ещё помнят Родину, так что проблем не имеем.
Наше знание немецкого — туши свет. Мы ж гордые русские люди, языки не учим, даже если их вбивают плёткой. Как только зашли, Гоблин выдал единственное, что помнил из школьного курса, бодро сказав фрицам: — 'Юбералл кёнте манн роте фанен зеен!' Чем вогнал их в задумчивость…
С Гоблином Рольф скорешился на раз.
Мишка сидит в любимой ВДВ-шной майке, немец — в чёрной. Но Рольф всего лишь капитан, а Гоблин целый старшина, пенделем выгнанный из 'Войск Дяди Васи' за мордобойство какого-то старлея. Изгнанный прямиком в братки, а куда б он ещё пошёл с такими данными и умениями? Правда, потом Сомов остепенился, занялся художественной керамикой, в смысле, санфаянсом, — унитазами начал торговать, магазин завёл. А теперь вот, опять в душегубцы обратился.
У обоих есть партаки. У Мишки на сгибе локтя надпись: 'Крови нет, один чифир'. Немец попросил уточнить, что есть 'чифир'? Чаю в Германии нет, пьём наш, из судовых запасов, берлинцы им никак напиться не могут. Так что, чифир изобразить не можем, расточительно.
Рольф продемонстрировал свою интернациональную татуировку: 'Killing is not Murder' — умерщвление не есть убийство, типа… А чё, философия. Но Гоблин не сдался и показал ещё одну, сделанную на загривке: 'А тебе дорога вышла — бедовать со мною, повернешь обратно дышло — пулей рот закрою'. Тут мне с поясняющим переводом пришлось потрудиться.
Время идёт, а решения Ставки нет.
Потому что нет связи с Замком. То ли грозы, всю ночь колотившие мистическими молниями по германскому 'шпреефельду', то ли в принципе проходимость никакая, а, может, предел дальности
