Глава 10
Сотников А.А., начальник большого коллектива,
Смотрящим он 'лайк', как говорит Демон
— Коля, я чёт не пойму, а почему один-то? Ты же два собирался ставить?
По-моему, я один, кто зовёт Корнеева по имени, Колей, подавляющее большинство вообще не знает, как его зовут, обходятся отстранённым 'Корнеевым'. И это понятно, ни внешний вид, ни привычки, ни сложный ворчливый и въедливый характер капитана 'Нерпы' к фамильярности не располагает.
— Да решил я… не затяжелять корму, — охотно пояснил Николай.
— Чего? Да твой 'зверёк' и не такое выдержит!
— Смысла нет, Командор, вот что я понял. На глиссер пароход один хрен не выйдет, обводы не те, реданов нет, так зачем его под зад пинать? Хоть под четырьмя моторами, а идти он будет, как утюг.
— Нет, ну ты молодец, конечно! А какого же хрена я тебе два двигуна заказывал? — возмутился я.
— Дык в запас пойдёт! Че ты кипятишься? Главный, это же не конфетки-одеколоны. Шутка ли, двигатель цельный. В запасе! — сказав это, Корнеев показал рукой в сторону большого сарая на берегу, где у него, видимо, и хранится запасной подвесной мотор. — Если тебе так спокойней, считай, что я себе как бы два поставил. Но ещё спокойней смотреть по-другому: будешь знать, что у Корнеева всегда есть запасной двигун, а, значит, его 'Нерпа' всегда боеспособна.
Ну, что тут скажешь…
Дать бы ему в глаз с левой, но Корнеев, как всегда, поступает умно, хоть и по-хомячески. Ладно, гад, если что, у тебя же движок и заберу.
Так и чинится тут. Один раз сходил в Россию, загрузился, и обратно. В Берлине еум оживлять пароход удобнее, есть большой и пустой причал с подсобными помещениями, никто не мешает, не дёргает, тут живут семьи экипажа. А в России — носом береговую грязь, причал небольшой и он занят. Верфи же у нас нет. Характер работ: в основном монтаж выписанного — блестящих вентилей и 'причиндальчиков', вставка стекол и приборов. Кроме того, нам критически важно создавать берлинские зачатки мехслужбы, всякий мелкий ремонт производить за сотни километров — дикость. Так же чинят 'подвесники' в Заостровской — сами, у них тоже есть мастерская, в любом поселке вскоре неизбежно появится верстачок. И это будет нормальным явлением — еще на долгих и многих этапах.
Я сделал ещё два осторожных шажка по красивому рифлёному дюралю выносной площадки транца, на которой жёстко закреплён один семидесятисильный 'меркурий', в морском исполнении. Не скользко.
Надо же, прямо как на дорогой яхте, только плашек красного дерева не хватает. Зная капитана, могу смело предположить, что таковые вскоре появятся.
Сварной трапик поднимается с кормовой площадки на палубу, пять перекладин, с гнутыми поручнями из титановых трубок. С недавних пор, как только в мехзаводе поставили две установки УДГУ для сварки в среде защитных газов, так все словно сдурев, сразу ударились заказывать сложное-цветное. Трубы и трубки из алюминия и титана, до того лежавшие в металлоскладе без движения, оказались страшно востребованы! Прям жить не могут люди без них, оказывается. Пришлось жёстко лимитировать — аргон у нас, извините, привозной и такие работы анклаву дорого встают.
Но солидно сделано…
Флот всегда своё выцарапает. Может, я на него ставку делаю? Может быть. Исторический пример бриттов поучителен. Флот нам нужен, чем больше и мощней, тем лучше. И понтон на подходе, уже практически готов, осталось дать ему ход, поставить движок с водомётом. А агрегаты есть — два двигателя первой комплектности ЗМЗ-41 уже месяц, как стоят на складе, там же один M11-ый, выбирают кораблестроители, во главе с Дугиным и Коломийцевым.
Корнеев на оживлённой им 'Нерпе' всё организовал и обустроил хорошо, тщательно, вдумчиво, с душой.
Да и внешне судно прилизано, вычищено, заново крашено добрыми красками, где надо — подварено, что надо — поставлено, чему положено — блестит хромом и латунью. Мой нукер Якуб смотрит, открыв рот — что ты, это же самый настоящий пароход. Взаправдашний! Небольшой, ладненький, хоть и винтажный, но крепко осовремененный. На рубке крутится 'фуруна', торчат антенны, шарики-фонарики, громкоговорители.
На корме уже смонтирована поворотная турель, в ней закреплён пулемёт СГ-43 с гнутыми титановыми щитками и пластинами по бокам от ствола — получилась чуть ли не лёгкая башенка. Ему бы ещё ДШК на нос поставить… Нет ведь, взяли вторую пушку, а! Ну, что делать, я послушался спецов.
Из длинной, чёрной с белой полосой трубы курится сизый дымок. Это и называется 'под парами'? Или просто чай на камбузе варят? Не знаю, нет у меня пароходного или паровозного опыта. Тут вообще ни у кого такого опыта нет, забыли мы напрочь паровую технику. Что же, будем вспоминать, пригодится.
— Как кочегарит, пробовали?
— Да отлично он кочегарит, 'чёрный дым над трубой', помнишь?
И Коля распевно продолжил старой доброй песней:
— Мы по палубе бе-егали-и-и… Целовались с тобо-ой… Только отбункероваться надо по полной.
Экипаж 'Нерпы' — пять человек, это больше, чем на 'Дункане': на пароходе, знаете ли, всегда есть место кочегарам. Старший матрос — из наших, Лёнька Зотов, живой, умненький паренёк из числа последних потеряшек, с хорошим опытом каботажа на малых обских судах. Остальные трое, включая судового механика — немцы. Корнеев экипажем доволен, готов хоть сейчас в дальние неизвестные моря стартовать, искать, например, англичан и их потерянное судно. Ну, если те, конечно, не наврали нам с три короба обо всём подряд и с самого начала. В честность и бескорыстность британцев по отношению к русским я никогда не поверю, не те у них позиции-традиции, не та школа, не та история наших взаимоотношений. Поди, уже взращивают у себя новых Джеймсов Бондов. А потому наш подозрительный шериф, Пётр Уксусников, давно взявший на себя функции начальника службы внутренней безопасности, в своём тайном списке, насколько я знаю, внешне безобидную англичанку-маникюршу зелёным обвёл.
— Давай, я тебя в Замок отвезу, примерно через час стартуем, сначала прокачусь по Шпрее, потом на Волгу выскочу, и в Замок, залью там баки под горлышко, — предложил Николай, вытирая чистые руки грязной тряпицей. — Чего тебе на 'козлике' по колдобинам трястись?
На пароходе — это заманчиво. Только вот посмотреть мне ещё кое-что надо, своими глазами оценить.
Не получится.
Рядом стоит бургомистр Берлина Ульф Курцбах, но он нас не слышит, он вообще никого он не слышит, кроме Ковтонюка — как начали разговор в замке, так и продолжают. И чего было на причал идти? Сопровождают.
Причал у немцев… немецкий такой причал. Всё основательно, чисто, уютно.
Вообще вся зона Берлина аккуратна до лаковой кинематографичности. Много брусчатки, в том числе, и на внутренних дорогах. На въезде с нашей стороны — лёгкий блокпост. Низкое строение стоит в стороне, возле леса, в глаза не бросается, расположено чуть выше уровня грунтовки и служит для обороны в случае серьёзного нападения. А у самой дороги горделиво выстроилась классическая полосатая будка.
В этой крошечной будочке, за собранными шторками маленького оконца, между прочим, имеется железная дровяная печка, обложенная хорошо подобранными булыжниками, там есть столик с двумя стульями и откидная лавка, проводной телефон и рация. Вокруг всё присыпано жёлтым песочком, урна, скамеечка сбоку. Отдельно стоит ещё и грибок часового — рядом с полосатым шлагбаумом. Уже высажены деревца, разбита маленькая клумба. Немцы вообще любят клумбы, они разбросаны по всей берлинской зоне расселения. Рядом с блокпостом дежурит мотоцикл с коляской, один экипаж патруля. Под тентом, между прочим. И под этот единственный 'экипаж', мля, у немцев по земле белая разметка зафигачена!
Так что Европу тут опознаёшь с первых же метров, сразу по приезду.
Посад немецкого замка уже заселён, ещё и два новых дома заложили. Состав жителей — уже
