Обо всем по порядку: Репортаж о репортаже

сезоны. С помо­щью Михайлова я знал о команде и ее людях, кажется, все, что можно знать.

Перечитав предыдущий абзац, приостановился на словах «потрудился для киевского футбола». Не убрать ли «киевского», не лишнее ли? Заминка вынуж­дает объясниться.

Журналисты, которые команду города, где живут, видят воочию, на стадионе, раз двадцать в году, а все остальные — по разочку, которые в своих газетах всю жизнь пишут о своей команде, и когда их из Москвы просят «дать материал», то тоже об их команде, такие журналисты тем не менее обидятся, если их назвать «местными». Любому человеку нашей профессии с ру­ки, да и необходимо философствовать о футболе в ми­ровом масштабе. И все-таки у тех, кто породнен с од­ной командой и душевно и служебно, она — и отправ­ная- точка, и пробный камень, и символ веры. Так заведено от сотворения журналистики. Таков закон спроса. Когда мне заказывали обозрения для газет Киева, Тбилиси, Вильнюса, непременно напоминали: «Надеемся, что о нашей команде вы отзоветесь попод­робнее».

Киевских коллег их единственная команда повела за собой далеко, снабдив впечатлениями европейского и мирового значения. Мы, москвичи, числящие себя представителями центральной прессы, в глаза не виде­ли Кубок кубков (а киевляне — дважды), московские игроки в сборной наперечет (а киевских — большинст­во), нам осенью присылают билеты на чествование призеров (а киевляне то и дело посещают вечера, где славят чемпионов). Уж и не помню, сколько раз ездил на такие торжества в Киев с призом «Крупного счета» или с дипломом «Лучшему игроку года» и выходил на сцену с поздравительной речью.

Может показаться, что столичность московские жу­рналисты приобрели исторически, в годы главенства своего футбола. Такое объяснение лежит на поверх­ности. Есть и другие.

Нас держит в узде работа. Условие первое, непре­менное, соблюдение которого мы же сами и конт­ ролируем — выделять в многообразии футбола то, что истинно заслуживает внимания. Клубным симпатиям, точнее сказать слабостям, подвержен каждый сотруд­ник «Советского спорта» и «Футбола — Хоккея» — это в порядке вещей. Нам они известны и становятся пово­дом для подтрунивания, оживляют, веселят редакци­онные будни, но всерьез не принимаются. Заняты мы поиском наилучших игровых проявлений, равно как и болевых точек, требующих срочного критического вмешательства. Этим и измеряется наша квалифика­ция. И не в «инстанциях», а в редакции, друг перед другом. Однажды пришло письмо: «Всех вас надо выселить, лишить московской прописки, вы только и пишете про другие команды, а не про наши». Мы обсудили его в своем кругу и сочли несостоятельным: московские клубы в тот момент ничего собой не пред­ставляли.

Я говорю о всесоюзных изданиях, которые иные горячие головы причисляют к московским. Признать­ся, с грустью наблюдаю за футбольными рубриками городских московских газет. Было время, они держали столичную марку, освещали чемпионаты без местного акцента. Постепенно, не знаю под каким влиянием, угол зрения сузился до «наших земляков». Тем самым было проявлено неуважение к читателям: нелепо же предположить, что искушенных москвичей интересуют исключительно свои клубы, а об остальных, играющих лучше, достаточно двух строк. Как-то «Вечерняя Мо­сква» предложила мне написать обозрение. Московс­кие команды играли тогда скверно, что и было от­ражено. Редакция принялась «советоваться» — куда-то мое обозрение возили на просмотр — и в конце кон­цов с извинением вернула: «Для нас чересчур остро». Обозрение было тут же напечатано в «Футболе — Хок­кее» и «чересчур острым» читателям не показалось. С тех пор я взял себе за правило контакт с московс­кими читателями держать помимо городской печати, чтобы не мельчить с оговорками и реверансами.

Мы как журналисты взращены на противоречиях. Для нас футбол с мальчишеских лет — нескончаемая задиристая полемика. Мне трудно представить, каки­ми бы мы были, если бы Москва имела одну команду. К счастью — их пять. Благодаря этому есть гарантия, что любому московскому клубу ничто не будет проще­но: оценку выставит не милостивый согласный хор, а жюри, которое рассмотрит самые разные доводы. Перехваливать «Спартак» или «Динамо» нам не к ли­цу: будет неловко взглянуть в глаза товарищам по редакции. Состязательность во взглядах — какая игра достойна поддержки, как созвучная идеалу, и какая ее не заслуживает, будучи примитивной,— вошла в при­вычку, без нее мы не мыслим работы. Нет ничего легче потрафить болельщикам, футболистам, тренерам, по­лучить благодарственные отзывы, но за это придется расплачиваться, когда нарвешься на скептические ус­мешки в стенах родной редакции. Это опасение незри­мо витает за спиной, когда сидишь за машинкой, и верой и правдой нам служит.

Так сложилось. Ради того чтобы центральные изда­ния взвешенно вели футбольную тему, Москве и пола­галось иметь несколько команд.

Киевским журналистам труднее. Даже при условии, что «Динамо» — первоклассная команда, что вкус раз­вит и наблюдений предостаточно, все же она одна, всегда одна, более полувека, и волей-неволей становит­ся печкой, от которой все танцы.

У журналистов, вынужденных глядеть сквозь одну призму, представление о всех других командах созда­ется от их короткого полуторачасового пребывания на местном стадионе, где далеко не каждой хватает муже­ства быть самой собой, не подстраиваться под «чужое» поле. Постоянное сравнение всех со своей командой таит в себе изолированность любопытства и заведо­мую схематичность выводов. Каково было журнали­стам Еревана, Тбилиси, Алма-Аты, когда, скажем, в чемпионате 1987 года их клубы дома регулярно побеждали, а из других городов летели столь же регу­лярно известия о проигрышах?

Принимаясь за чтение отчетов в «Советском спор­те», заранее знаю, что победу своей команды местный автор преподнесет как пример отличной игры, а пора­жение объяснит усталостью, внезапной инертностью, непростительными ошибками защитников и вратаря, если не судьи. Достоинства победивших гостей будут отмечены из вежливости, скороговоркой, как бы в пику своей команде, чтобы подчеркнуть досаду. В этом я не вижу намеренной предвзятости — так годами сориен­тировано восприятие журналиста. Выработался даже стилистический прием: рассказав, как играла своя ко­манда, автор, словно опомнившись, задается вопро­сом: «А что же гости?»-—и приписывает несколько невразумительных фраз.

Михаил Михайлов по части информации о киевс­ком «Динамо» заменял агентство, он водил нежное знакомство с игроками. Когда же я переводил раз­говор на другие разделы, он превращался в слушателя, чаще удивлялся, чем спорил, честно восклицал: «Не­ужели? Я как-то об этом не подумал». Ему не свойст­ венно было строить из себя всезнайку — этот распрост­раненный в нашей среде грех его счастливо миновал.

И еще одному киевлянину я многим обязан — Ра­фаилу Моисеевичу Фельдштейну. На протяжении соро­ка лет, с 1934 года, он служил администратором киев­ского «Динамо». В его бытность сменились двадцать два старших тренера, сотни мастеров, и о каждом из них у него наготове отзыв, большей частью добрый. Много потеряют историографы знаменитого клуба, не записав его живописные рассказы, его «сказки о тысяче и одном матче».

Мы до сих пор с Рафаилом Моисеевичем состоим в переписке. Вот кусочки из его писем:

«Бываю у Кости Шегодского, бывшего нашего иг­рока, который играл в 1937 году за «Спартак» против басков. Он один из первых награжден орденом «Знак почета». В 1938 году его по доносу посадили, а спустя два года выпустили. Перенес инфаркт, не двигается, никто его не вспоминает...

50 лет назад в Киеве я принимал сборную Баско­нии, поселил ее в гостинице «Континенталь». Тренер Михаил Давыдович Товаровский мне сказал, что Лангара и Регейро просят показать мячи, какими будем играть. Я принес один белый, другой красный. Они сами надули и поинтересовались, кто их изготовил. Мячи были макшановские, ленинградские, тридцати- двухдольные...»

Служба открывала Фельдштейну футбол изнутри, с изнанки. Хватаясь за сердце, он рассказывал:

«Вы представить не можете это босячество. До­говорился, что нашему игроку, между прочим заслу­ женному мастеру спорта, продадут мебель, как только привезут. Ребятам же некогда пороги обивать, они в разъездах, вкалывают. И так получилось, что его отчисляют: честно закончил. Заезжаю в магазин — смеются: «Опоздали, он уже не играет». И никто по­мочь не мог. Отрезанный ломоть. Нет, вы скажите, есть правда? За что человека обидели? Весь Киев им восхищался».

Начав с того, что ни в какой другой город я сто­лько не ездил, как в Киев, продолжу: ни о какой другой команде столько не писал, как о киевском «Динамо». Никакие другие мои работы, судя по откликам, не читались так привередливо. Иначе быть не могло: если кто и имел право на амбиции последние лет двадцать пять, то, разумеется, киевское «Динамо» и его бесчис­ленные, ревностные сторонники. Большой клуб!