начал смотреть как на главного. Он мог подойти к Вечному или к Петро, которого за тяжелые кулаки боялся как огня, но подошел именно к Рябому. Льстило, конечно, что уж там говорить.
Заяц получил в ухо.
— Сука! — процедил Рябой. — Зона ничему не научила? Беду на нас накликать хочешь?
Заяц испуганно заморгал. Он скосился на Петро в поисках поддержки, но тот сидел тупо сверля взглядом стену. Вечный только противно ухмыльнулся, интенсивно работая челюстями. Печка начала чадить прямо в погреб, будто снаружи кто-то сел на трубу.
— Потушите вы это говно! — не выдержал старик.
Рябого взбесила противная ухмылка Вечного:
— Еще раз бросишь нас, я тебя пристрелю, — сказал он, обращаясь к старику.
— Кишка тонка, — улыбнулся тот. — У вас тут у всех кишки тонкие.
Заяц полез в угол, в котором стояла бочка с водой. Он зачерпнул алюминиевой кружкой, плеснул себе на ладонь, а потом приложил ее к больному уху:
— Достали вы меня лупить. Точно когда-нибудь я всех вас постреляю, — зло сказал отмычка.
— Ты еще там поговори! — гаркнул ему в спину Рябой, потом опять повернулся к Вечному: — Может, и тонка, но на тебе не порвется.
— Ты, дружок, лучше бы подумал, где стволы и патроны брать будем, — ответил старик. — В погребе хорошо словами кидаться.
Стволы и патроны — это, конечно, актуально. В любом случае вариантов немного. Первый — в баре, но до него надо дойти, как и до других торговцев. Второй — с трупов, но их надо либо сделать, либо найти. Сделать ради стволов нельзя — Зона накажет, на «найти» надежда плохая. Рябой постарался взять себя в руки. По сути, Вечный дело говорил. Проблема поиска оружия рано или поздно встанет. Единственным, у кого остался ствол и патроны, был найденыш.
Рябой присел рядом с ним, доставая сигарету.
— Что ты там про Семецкого говорил?
Найденыш зашевелился, в нос Рябому ударил отвратительный запах давно не мытого тела.
— Вы зря меня подобрали.
— Это почему?
Он привык, что в таких ситуациях обычно говорят «спасибо».
— Рядом со мной все умирают.
— А я вам говорил! — встрял все так же сидевший у бочки с водой Заяц.
— Да заткнись ты! — разозлился Рябой.
Он выдохнул струю густого дыма и посмотрел на найденыша.
— Фигню говоришь. Я тоже немало народу похоронил из сталкерской братии. Тут народ мрет быстро. На отмычку ты вроде не похож… Пресс, говоришь, зовут? Не слышал никогда.
— Меня зовут Алексей. Я журналист, — тяжело вздохнул найденыш. — Эту фразу за несколько дней я уже заучил. Вы не первые, кого я встречаю в Зоне.
— Да и ты как бы не первый, кого мы находим, — рассмеялся Рябой. — Сталкеры постоянно друг друга находят.
Петро и Заяц тоже гоготнули.
— Значит, Пресс.
— Да.
— Вон тот здоровый — Петро, тощий доходяга — Заяц, морщинистый старикашка, которого неизвестно почему еще земля держит, — Вечный. Он подонок, но круче вареных яиц. А я — Рябой. Знакомься. Если встретим группу, которая к бару идет, — спихнем тебя им, а пока пойдешь с нами.
— О'кей, — кивнул найденыш. — Бесплатно?
Рябой опять рассмеялся.
— Пока бесплатно, — сказал он, хлопая журналиста по плечу. — Так что там с Семецким?
— Он меня к вам довел, а потом пропал.
— Бред! — взвизгнул Заяц. — Чего ты возишься с ним?! Врет он все! И никакой не журналист, какие, на фиг, в Зоне журналисты! Мне Вечный рассказывал, как одна компания сталкеров такого же спасала, к себе в нору затащила, а тот изломом оказался! Правда, Вечный? Это из-за него Потапа с Калиной! Если б он не плелся как инвалид, давно бы уже в погребе сидели! — не унимался отмычка.
Петро тяжело встал, среагировав на имя друга. Рябой не на шутку заволновался. Если здоровяк сейчас всерьез воспримет брошенную Зайцем фразу, то задавит журналиста голыми руками. Рябому тоже может достаться за то, что сюсюкается с новеньким. А Вечному только это и надо. Уберет Рябого — веревки будет вить из Зайца и Петро, отмычками их своими сделает.
Атмосфера в погребе накалялась.
Петро, чуть не зацепив лбом толстую балку, крепящую потолок, направился к Зайцу. Он с силой хватанул того за руку и подтянул к себе:
— Ты Калину не тронь, паскуда. Этот журналист мне жизнь спас, — здоровяк ткнул в сторону найденыша. — Еще раз язык распустишь, по стене размажу.
Петро, словно пушинку, отшвырнул тощего желторотика в сторону и присел перед Алексеем.
— А ты правда видел Семецкого? — почему-то шепотом спросил он.
— Да.
Вечный только громко зацокал языком. Он бросил прямо на пол пустую банку и вытер нож платком.
— И какой он? — продолжал шепотом Петро, заглядывая в глаза журналисту.
— Обычный… — Журналист удивленно хлопал ресницами, не понимая, что от него хотят: — Патронов вот мне дал… А что не так?
— Можно один? — умоляюще посмотрел на него здоровяк и протянул руку.
Алексей достал из рюкзака стандартный «рекордовский» заряд. В скудном свете двух свечей Рябой увидел, как из-под пластикового края гильзы блеснула головка пули. Новенькие совсем. Свинец обычно быстро тускнеет. Здоровяк взял двумя пальцами патрон, осторожно положил его в широкую ладонь и принялся благоговейно его рассматривать.
— А что вам Семецкий? — еще раз спросил журналист.
— Да ты что, не понимаешь?! — не выдержал Заяц, — Семецкий — призрак! Его убил с десяток лет назад Монолит! Просто аномалия Зоны, всплывающая время от времени в ПДА! Ты чего нам тут лапшу на уши вешаешь!
Петро нехорошо посмотрел в сторону бочки, и Заяц тут же заткнулся. Петро умел нехорошо смотреть.
— Я могу доказать, что это не призрак, — сказал вдруг журналист.
Он плавно снял с головы налобный фонарик, покрутил в ладонях и нажал зеленую клавишу на миниатюрном корпусе. Сверху приподнялся экран — не больше чем у сотового телефона. Порезанные, огрубевшие пальцы едва слушались, и Алексей чуть не уронил «Пчелу» на бетонный пол. В последний момент успел подхватить за один из жгутов.
— Смотрите, — позвал, поковырявшись с настройками, Смертин.
Все сгрудились в кучу. Любопытствовал даже Вечный, поглядывая из-за широкого плеча Петро. Экран показывал «молоко», изредка пробиваемое крупной рябью.
— Я же говорил — бред, — победно махнул рукой, отстраняясь, Заяц.
Но тут план начал уменьшаться, на экране появились силуэты сосен, кромка поля, а белое пятно так и осталось на месте. Мало того, из хрипящего динамика было слышно, как кто-то разговаривает с белесой пустотой, а она едва разборчиво отвечает.
«…колько стоит… жи… челов… стринге…» — послышалось Рябому.
Говорят, что зародышу в утробе матери очень комфортно. Он беззаботно плавает в этом приятном теплом пространстве и наслаждается жизнью. Ему ничего не нужно, ничто его не тревожит. Но приходит день, когда подросший младенец встречается с миром. И первая реакция — надрывный и страшный рев. А что еще остается делать, когда тебя лишают счастья?
Пока Семецкий выводил Алексея к группе, на стрингера накатило чувство безопасности, о котором он
