шарма.
• Наконец, избавляемся и от ругательств-эвфемизмов. Эвфемизмы в речи нужны. Неприлично называть некоторые физиологические процессы, лучше заменить слово. Экскурсия продолжается более трех часов. Автобус подъехал к аллее парка, и, показывая на небольшую будку в кустах, экскурсовод объявляет: «А вон комбинат бытовых услуг». И все понимают, для чего остановка, и чистота речи не нарушена. Но никакими эвфемизмами нельзя заменить ругательства. Не говорите: е- мое, елки зеленые, елки-палки, бык тебя забодай и т.д. и т.п. Рассказывают, как лингвиста сослали на лесоповал и он выругался однажды: «Ах ты, задненебный фрикатив!». Человек изобрел ругательство, использовав фонетическую терминологию: задненебными называют звуки: [г], [к], [х], а фрикативные – это щелевые звуки: [с], [ш] и др. И хотя все слова по отдельности чистые, непорочные, получилось именно ругательство, туманное и такое же нехорошее, как все ругательства. Иногда сразу и не различишь ругательства, как в повести Ирины Шаманаевой «Улица пирамидальных Тополей», где маленькая девочка, играя в куклы, повторяет реплику соседа: «Да едят вас мухи!» (Звезда. 2007. № 12).
В разговоре о сквернословии важно ответить на два прогнозируемых вопроса: кто виноват и что делать. В ситуации разгула сквернословия главная вина приходится на интеллигенцию. Непечатные слова стали печатными: зачем их теперь писать на заборах, если их произносят с экранов, трибун, включают в толковые словари, посвящают им специальные словари, выходящие внушительными тиражами. Да, ругаться человек учится не по словарям, но если он видит, что такое печатают, попробуйте убедить его в необходимости наложить табу на сотни растабуированных слов! Отношение интеллигенции к сквернословию – программное отношение. Любое общество иерархично, и низшие слои (не в поведении даже, а в идеале поведения!) равняются на высшие слои. «Не стоит село без праведника». О чем эта пословица? Да о том, что если в селе хотя бы один человек ведет себя хорошо, светло, свято, то будет в селе порядок, будет жизнь.
Эдуард Лимонов писал в журнале «Юность», что его герои ругаются, потому что его герои – сильные люди в сложных обстоятельствах. Молодой человек читает это заключение. Себя-то он, конечно, считает сильным, а уж свои обстоятельства редкий человек не назовет сложными.
Брань – это деньги. Словари бранной лексики сметают с прилавков, издавать их весьма выгодно, и профессура идет на это. «Не от хорошей жизни», – скажете Вы, намекнув на гонорар, но у профессоров жизнь и не самая плохая. Не самая, подчеркну я. В общей массе своей носители языка не перестанут ругаться, но интеллигент, выполняющий функцию идеалоносителя нации, может и должен не только говорить достойно, но и беречь пиетет печатного слова. Не все, что есть в жизни, должно быть в книге. Книга может оставаться фильтром коллективного бессознательного. Журналист, редактор, политик, директор, конферансье, писатель, ученый… Отношение этих людей к брани должно быть однозначно отрицательным. Мы – щит. И если мы вставляем в газету грязь на том основании, что читать ее иначе не станут, мы сами эту грязь и швыряем в своих соотечественников и, швыряя, пачкаемся сами.
Почитайте предисловия к словарям непечатной лексики, когда составитель поименно благодарит людей, сообщивших непристойности, а также «огромную массу безымянных носителей русского языка из различных сфер русской жизни». Не благодарность это – пощечина нам, провокация.
Попытаемся тезисно ответить на оба вопроса: почему и как? почему распространилось сквернословие и как положить конец этому процессу? Разумеется, речь пойдет не об однозначном и единственном ответе, а о системе ответов, равно как о системе действий. Распространению сквернословия в социуме весьма способствуют следующие мифы (информационная насыщенность современной жизни отнюдь не исключила феномена мифотворчества!).
1. Миф о том, что сквернословие помогает выразить сильные чувства. Конечно, здесь недоработка филолога-прикладника. Мы, филологи, должны искать и находить формулы выражения сильных переживаний, а, набрав определенный фонд крылатых слов, пропагандировать их, внедряя в коллективное бессознательное. И в то же время популярно объяснять, что сквернословить плохо и сквернословящий, что очень важно, в глубине сознания сам осознает, что поступил плохо, потому такой каскад облегчения и не приносит, разрушая невидимый хрусталь самоуважения, на котором, собственно, все и держится в нашей психике.
2. Миф, как и в ситуации с алкоголем, о том, что в малых дозах и / или в определенных ситуациях сквернословие допустимо (в узком кругу, среди мужчин). Бороться с таким мифом помогает угрожающий образ джинна, выпущенного из бутылки: не остановить, не вернуть. «Мы не ругаемся, мы разговариваем!» – реплика, услышанная от одного из мужчин на остановке в ответ на замечание со стороны проф. И.А. Стернина. Сквернословие стало выполнять функцию заполнения пауз.
3. Миф, что ругаются все, а значит бороться бесполезно. Во-первых, не все. Во-вторых, даже если эта болезнь действительно охватит все общество, бороться с ней необходимо в любом случае. Наши предки чуму лечили, в 1915 году в России со взяточничеством было покончено. Ну не фантастика ли, а тут всего лишь сквернословие...
4. Миф об авторитете классиков по всем вопросам. В поддержку допустимости сквернословия «приглашают» пушкина. Приходится напоминать, что жить лучше своим умом. Профессор приводит в своей статье предложения с инвективами из книги М. Веллера «Смысл жизни», но писатель Михаил Веллер сейчас весьма авторитетен, а потому незамедлительно звучит оправдание сквернословию: «Все эти нарушения нормы повышают прагматический эффект излагаемого...».
5. Миф о том, что ругаюсь, когда хочу. Нет, чем больше ругательств в речи, тем «невозможнее обходиться» без них. Мы уже упоминали об известном в психиатрии синдроме Туретто, когда человек забывает все слова, кроме «этих».
6. Миф о том, что размываются границы между литературным языком и нелитературными компонентами родного языка. Если часто употребляют бранное слово еще не значит, что говорящие не ощущают границ недозволенного.
7. Миф о том, что сквернословие такой же недостаток современного речевого поведения, как использование иностранных слов или словесного «мусора» (типа, как бы, короче). Сквернословие нельзя ставить в один ряд абсолютно ни с чем, иначе мы снимаем остроту проблемы, тем более что «все остальное» (даже надоедливые повторы слов!) необходимы говорящему как ритмическая поддержка самой ответственной повседневной речи, когда нет черновиков. Впрочем, это отдельная тема.
Мы привели сейчас далеко не все проявления мифотворчества. Кстати, интеллигент (а интеллигент – это прежде всего самостоятельность мышления и индивидуальная культура!) призван плыть против течения, бороться с коварными мифами, спасать нацию. Как противостоять злу? Сформулируем семь тезисов борьбы со сквернословием.
Тезис первый. Не говорить плохих слов самому. Счет идет сейчас на единицы. Включить внутренний счетчик своего поведения, контроль изнутри (кстати, самый действенный вид контроля!). Человек может через свою речь влиять на состояние языка. Лет тридцать-сорок тому назад эта мысль показалась бы крамолой, методологическим абсурдом. Мы твердили об объективном существовании языка, а коль скоро оно объективное, так ли уж важно, как и что я говорю, я – мельчайшая песчинка в пустыне, капля в океане других людей? Но в те же самые годы обдумывалась Львом Николаевичем Гумилевым в лагере заключенных гениальная концепция о пассионарных вспышках, об инертном (как все) и пассионарном (лучше всех) поведении этносов, социальных групп и отдельных людей. Получается, что жизни небезразлично, как я живу. Значит, и я творю жизнь, идеалы, язык. Не нужно бояться быть белой вороной. «Все пусть, а я не буду». Но для этого требуется особый вид мужества, который в старину называли доблестью. Доблесть – это мужество, помноженное на благородство. Позиция «Я – исключение!» трудна и притягательна для личности. Трудна потому, что дружеские взаимоотношения в жизни далеко не всегда бывают со знаком «плюс». Над тобой и смеются, и подтрунивают, и шутят, если ты в чем-то превосходишь своих друзей. Ах, ты не пьешь? Не куришь? Не ругаешься? Так если ты мне друг, я заставлю тебя выпить, я сам куплю тебе сигареты, я не позволю тебе быть чище, чем я.
Попробуйте устоять в такой позиции. Попробуйте не испугаться насмешек, презрения, даже
