О языке, достойном человека: учебное пособие

прикоснувшись к культуре, эти люди уже не смогли бы стать игрушкой в чьих-то политических расчетах, в чьих-то нечистоплотных руках. Можно безгранично уважать великого человека и при этом соглашаться далеко не со всем, что он провозглашает. Провозгласил же М.Е. Салтыков-Щедрин, будто первое слово начальника должно быть... (ругательное), а у меня, положим, иное мнение. Или: написал Расул Гамзатов стишок о том, что пить можно всем, необходимо только знать, где и с кем, за что, когда и сколько... А я так не считаю. Мне лично другое мнение дороже. 5 октября 2004 года отметил 100-летний юбилей Федор Углов – хирург, попавший в книгу рекордов Гиннеса, поскольку в таком почтенном возрасте еще продолжает оперировать, а ведь именно этот человек едва ли не в одиночку противостоит пропаганде алкоголя, и сам не выпил в своей жизни ни рюмки. Вот она драгоценность нации, когда мы различным потенциалом хорошего сохраняем страну в целом.

Итак, что все-таки произойдет, если я вдруг скажу сейчас всего лишь одно нехорошее слово, если начну сквернословить. А произойдет моя гражданская смерть. Грамм репутации стоит килограмма работы. Мы очень подражательны по натуре. Мы ищем образцы поведения чуть ли не на бессознательном уровне. Мы считываем с руки, учимся у жизни, нам образы нужны, образцы. Как с этого человека брать пример, если он – ругается? Расскажу и такую историю, не называя имен. Директор одного предприятия по существу спас людей от бедности, наладил производство, сам готов работать день и ночь, не позволяет себе расслабляться. И предприятие его процветает, и ему бы честь и хвала, да вот только срываются у него с языка все чаще и чаще те самые словечки. Когда его просят не ругаться, он отвечает: «А это и не ругательства, это знаки препинания!». Так вот, когда говорят об этом директоре, не преминут добавить кое-что про его речь. Пожалуй, это и жестоко, но именно речь перечеркивает все. Будь же, дружок, начеку: твои собеседники с удовольствием похихикают над твоими изысками или промолчат по принципу «не мне тебя воспитывать», но при случае про тебя же и скажут.

Технология репутации исключительно сложна и прихотлива. Но принцип запугивания касается не только семейной или профессиональной чести. Когда я пишу о гражданской смерти, я имею в виду и нечто иное: из-за моего сквернословия меня перестанут СЛЫШАТЬ.

Первый способ охраны человека от «производства» плохих слов таится, как мы уже упоминали, в его имени. Человека как можно чаще надо называть по имени. Имя, по мысли М.М. Бахтина, самое положительное слово для человека. Профессор Воронежского университета И.А. Стернин лежал в клинике в палате, где кроме него лежали семь человек, но «в моем присутствии, – рассказывал он мне, – они не сквернословили». Йося, не может быть! Как тебе это удалось? – А я их по имени называл: Володя, Дмитрий Григорьевич и пытался услужить тем, кто не вставал. Вот и вся история. Имя! Только одно имя творит чудеса. А в семье иногда именно с именем и дефицит: Когда ты мусор выкинешь? Ты за квартиру заплатил? Знакомые недобрые интонации. Русский язык прелестен своими уменьшительными суффиксами, почему бы и не поиграть ими в общении? Алешенька! Танек! Митя, лапочка, выручи! Даня, ты ж осторожней! «Мир собственных имен с его интимностью – своеобразная лингвистическая параллель к космической идее материнского лона...»[26].

Второй способ защиты от сквернословия таится в похвале, комплименте, адресованном человеку хорошем слове. Здесь мы жадничаем и подводим под эту зажатость на хорошее слово «теоретическую базу». С грудничками, де, нельзя сюсюкать. Да нет же, надо «сюсюкать», т.е. с любовью и четко произносить отдельные звуки. Как же эти малыши следят за движением наших губ, как «считывают» артикуляцию! Вот и на руки не советуют брать: приучишь к рукам. Между тем есть пословица: Носи дитя, пока маленькое, вырастет – не поносишь! Более того, наука появилась особая – хептика (о ценности человеческих прикосновений). Похвалить от души, порадоваться – что ли сразу испортить? Да нет же! Разве ругаются на юбилеях, когда кроме букетов цветов юбиляра украшают букеты восторгов и приветствий?

Третий способ защиты таится в плотности речевого общения. С человеком надо разговаривать. Просто и много. О себе и о нем. Есть древняя речевая культура старообрядцев. Как только женщина почувствует, что забеременела, мама или свекровь внушают ей: говори с ним, разговаривай! Еще и не чувствует она шевеления плода, а уже столько ему, внутриутробному своему чуду, сказала! Не случайно из таких детей вырастают удивительные люди, которых потом не снимают с работы, которые все выдерживают, а речь свою очищают, освежают серьезнейшим чтением. Однако традиции позитивного многообщения не выветрились и из православной культуры. Гением семейного очага справедливо признают С.Т. Аксакова. «Способность долго и интересно рассказывать – одна из первейших добродетелей для Аксакова. «Когда воротился отец, мы с ним досыта наговорились» <...> Они смотрели друг другу в глаза и не жалели времени на то, чтобы выслушать близкого человека и выговориться самим»[27].

Поговорить с человеком... Ехала я этой весной в поезде и с боковой своей полки наблюдала за молоденькими солдатами. И как же они сквернословили, особенно после того, как некая девица в Курске «по дружбе» сбегала за водкой! плотность сквернословия превышала все ранее известные мне пределы. Я не заметила, как под эту музыку уснула, а проснулась ночью от какой-то благоговейной тишины и очень тихого голоса. Хотя все это было близко от меня, самих слов я не слышала. К моим попутчикам пришел старшина и очень спокойно, очень тихо их увещевал. Как они слушали этого человека! Какие у них были умные, хорошие лица! Конечно, абсолютного чуда не произошло, и ругательства утром иногда проскакивали, но вот в Москве у вагона выстроились уже несколько обновленные ночной беседой молодые люди.

Сквернословят дети, сквернословят школьники. Лежали на клумбе и выражались, да так, что я, подходя к ним, была поражена. Мне же нужны были детские высказывания для очередного своего словаря. Я попросила их ответить в диктофон на вопросы: Что лучше: утро или вечер? Кого лучше иметь: старшего брата или младшего? Почему? Какой цвет у тебя самый любимый? И дальше в таком духе. Куда подевалось сквернословие – я сама не могла понять. Оказывается, если говорить о том, что любишь, расспрашивать о симпатичных вещах, интересоваться личностью адресата – сквернословить ему будет не с руки. Словарь был издан, но долго еще потом просили они: Поспрашивайте, позадавайте вопросы! А вы еще выйдете с этим самым (о диктофоне)? поговорили с детьми, и они стали меньше сквернословить? Но уважительный разговор вообще великая сила. В XIX веке работал известный психиатр Сергей Сергеевич Корсаков. «Современники считали Корсакова непревзойденным мастером психотерапии и «неусыпляющего гипноза». Своих буквально фантастических результатов в лечении алкоголизма он достигал без единого нейротропного препарата, убеждая больного мобилизовать свои собственные силы на борьбу с болезнью» (Наука и жизнь. 2007. № 12. С. 45).

Когда в обществе введена цензура и речевое пространство официально защищено от вируса дурной речи, с близкими людьми можно говорить меньше, но вот сейчас, когда в области речи правит бал сатана, когда негативная информация авторитетнее и значимей позитивных моментов, говорить с близкими людьми необходимо почаще, поскольку наше бессознательное структурировано словами, а не образами, и переструктурировать его на позитив можно тоже только словами. Когда родители говорят с детьми часами и обо всем на свете, дети потом выдерживают все испытания. Впрочем, для этого нужны не сквернословящие родители.

Мы, занимающиеся русским языком, тоже виноваты, когда не объясняем, что в диалектном слове, вообще-то, ничего плохого нет, не надо стесняться диалектизмов (дроленька, желанник – о любимом). Мы не объясняем, что высокие слова тоже нужны (воздать, божественно), что междометия – это краски речи (Ай, Ух ты, Ой, Ах), что диминутивы (Сашенька, солнышко, звездочка, супчик) – это не сюсюканье вовсе, а прелестная особенность русского языка, которая должна работать на речевую ситуацию, потому что говорящему нужны разнообразные способы выражения чувств.

Почему мы ругаемся? Не избалованность ли это? В БелГУ мы с 2002 года разрабатываем такое новое научное направление, как лингвогенеалогия, изучение языка семейных родословных. А дело все в том, что, когда человек повествует о своей семье, во-первых, он укрепляется духовно, во-вторых, образ Родины у него преломляется в призме своей семьи, в-третьих, он пишет прекрасным своим языком – тем русским языком, которого мы порой не знаем, потому что не собираем. Когда я читаю сотни таких сочинений, я начинаю построже относиться к своим капризам и «неприятностям»: вот что люди выдерживали, и ведь