Боровским, с Демидовой, с тобой… Я должен был, но… я другой человек. Я люблю работать».
Да, Эфрос и в самом деле пришел в Театр на Таганке, чтобы работать. Но он не учел одного: работать хотел он один, а актеры «Таганки» в большинстве своем хотели митинговать и продолжать оставаться в глазах театральной общественности «самыми передовыми борцами с режимом». Но, лишившись своего Учителя и приобретя такого руководителя, как Эфрос, они таковыми борцами быть уже не могли по определению. Выход был один: создать новому режиссеру такие условия, чтобы он проклял тот день, когда согласился прийти в этот театр.
Сразу после назначения Эфроса Любимов дал интервью русской службе Би-би-си, где не скрывал своего возмущения: «Накануне пришел телекс, что на мое место назначен Анатолий Эфрос, режиссер театра на Малой Бронной. Меня это поразило, так как я подумал: неужели он забыл, как его когда-то выгнали на улицу и мы все собрались и все-таки его отстояли. Он тогда с группой артистов ушел на Малую Бронную. И вот теперь он согласен на мое место. Мне кажется, что это какое-то недоразумение…»
Святая наивность! Любимов, видимо, рассчитывал, что, пока он будет отсиживаться в Лондоне и поливать грязью советские власти, те забронируют за ним место главного режиссера и будут терпеливо ждать, когда он соизволит вернуться на рабочее место. Но с какой стати? Да, Любимов в течение почти 20 лет руководил Театром на Таганке, но он не был его владельцем. Здесь он явно спутал системы: в Советском Союзе образца 1983 года капитализма еще не было, а значит, не было условий для того, чтобы одному человеку присваивать себе целый театр. И никто Любимова из театра не выгонял, а он сам уехал за границу и уже там сжег за собой все мосты: дал несколько интервью, которые западная пресса использовала как очередной повод для шумной антисоветской истерии.
Эфроса бывший режиссер «Таганки» тоже не пожалел, уличив его в черной неблагодарности: дескать, мы тебе когда-то помогли, а ты вон чем отплатил. По Любимову выходило, что все советские режиссеры должны были как один встать на его защиту, проявив клановую солидарность. Но о какой солидарности могла идти речь, если представители театральной элиты жили как пауки в банке: вечно друг другу завидовали, подсиживали, стучали? И принципиальных борцов с режимом там никогда не было и не могло быть, поскольку кишка была тонка у творческой интеллигенции на этот счет. Это среди диссидентов встречались люди, которые жертвовали своей свободой, а то и жизнями ради идеи, а в среде деятелей искусства таковых отродясь не было. Тот же Любимов был борцом только до той черты, какую ему начертали сами власти. Как только он эту черту переступил, его тут же вышибли из партии и вычеркнули из списка граждан этой страны. И обижаться на это было глупо: если ты борец, то принимай правила борьбы достойно.
Придя на «Таганку», Эфрос взялся ставить «На дне» М. Горького и уже 9 апреля провел первую репетицию. В спектакле был занят и Филатов, правда, до премьеры он не дошел, сойдя с половины дистанции. Выбор пьесы был не случаен, а символичен: таким образом Эфрос хотел вытянуть труппу из того уныния, в каком она пребывала почти год (то есть со дна – на поверхность). Но надежды Эфроса были напрасны: актеры хотя и работали, но большинство делало это по инерции, продолжая питать к новому руководителю отнюдь не теплые чувства. Вся их давняя ненависть к советской власти теперь сконцентрировалась на Эфросе, которого (парадокс!) эта самая власть била не меньше них.
В своих мемуарах, озаглавленных весьма симптоматично «Таганка. Записки заключенного» (то бишь вся жизнь – в ГУЛАГе!), Вениамин Смехов подробно рассказывает о том, как власть пыталась подавить бунт актеров «Таганки» после прихода туда Эфроса. Дескать, одного актера уволила – Юрия Медведева (отметим, всего одного!), и документы задержала на присвоение званий ряду актеров, и сольные гастроли им отменила, и даже съемки в кино запретила (хотя наш герой, Леонид Филатов, последнего избежал: в 1984 году снимался в двух фильмах). Короче, воспоминания Смехова полны всяческих ужасов (видно, название книги должно было себя оправдывать). Но вот ведь что странно. Если Филатов нашел в себе силы отказаться от участия в спектакле «На дне», то Смехов нет – он играл в нем одну из главных ролей, Барона, и благополучно дошел до премьеры.
Смехов с пафосом пишет о своем театре: «Таганка воспитана в духе открытости и прямоты, а не трусости и лести». Прямо Храм, а не театр. Однако о том, какие нравы царили в этом «храме», люди узнали в начале 90-х, когда именно этот театр (как и другой – МХАТ) явил миру склоку такого масштаба, что размеры ее потрясли воображение окружающих. Оказалось, что «оплот фронды», «светоч свободы», легендарная «Таганка» на самом деле некий аналог советской коммуналки, причем самого низкого пошиба. Может быть, раньше, на заре его карьеры, он и в самом деле являл собой самый демократичный и вольнолюбивый театр страны, но потом превратился в какое-то скопище самовлюбленных и испорченных славой актеров. Причем психология у многих из них была и в самом деле зековская. Об этом, кстати, проговаривается и сам Смехов, описывая один эпизод из 1984 года. Цитирую:
«…Извечный диалог с вахтерами театра привел меня в истерическое состояние, и я впервые в жизни опоздал на сцену, все кончилось возбужденным объяснением за кулисами: „Вахтеры не смеют нервировать актеров! Они десятки раз оскорбляли своим „непущанием“ наших гостей! Ольгу Берггольц! Артура Миллера! Актеров! А тут журналист – тихий, скромный! Они его руками и за дверь! Я завелся – скандал. Нельзя, чтобы в театре главную роль играли сексоты и вохры!..“ Тут побледнел А.В. (А. В. Эфрос. – Ф.Р.) и крикнул: «Я не знаю этих слов! Я не знаю, кто такие вохры…» Уже вне себя от ярости я завопил: «Это ложь! Вы не могли не знать, кто такие вохры, живя в сталинские времена!»
Я крепко виноват в том крике. Спустя время, связав разрозненные наблюдения, я четко вижу: кто-то однажды перепугал художника, он бежал от социальной темы и всяких примет реальной истории страны – не от высокомерия, а из мучительного страха…»
Вот так Смехов «припечатал» Эфроса: трус, дескать. А он, Смехов, судя по всему, храбрец: этакий герой сопротивления, борец с угнетателями. Но лично я склонен считать героем Эфроса: питая те же негативные чувства к режиму, как и Смехов, он в то же время умел разделять такие понятия, как власть и Родина. И его приход в Театр на Таганке сродни не поражению (как это считает Смехов и ему подобные), а настоящему подвигу.
Кстати, сам Эфрос к Смехову относился неплохо: когда в печати вышла статья Евгения Суркова о спектакле «На дне», где автор обо всех исполнителях отозвался лестно, а Смехова раскритиковал, Эфрос первым пришел успокоить актера. Спустя пару месяцев после этого Смехов «отблагодарил» режиссера: ушел в «Современник». А спустя год и вовсе оскорбил, исполнив со сцены сатирические куплеты, где значилось имя Эфроса. А потом… Впрочем, об этом речь еще пойдет впереди.
К счастью, в последние годы свет увидели не только мемуары Смехова, но и других людей, кто изнутри наблюдал за тем, что творилось в Театре на Таганке в середине 80-х. Например, книга Ольги Яковлевой «Если бы знать…» Приведу из нее отрывок, который трактует коллектив театра совсем с иных позиций:
«Мне они не казались „артелью“ – это было полупьяное сообщество в мире театра, постоянно воспроизводящее ситуацию скандала и обструкции по отношению к власти; не будь этих обструкций, половина их общественной славы улетучилась бы…
При этом оставался вопрос: обструкция-то обструкцией – а вот отношения с властью? Это что же за власть такая, вы к ней, якобы, в оппозиции, вы ей все время фиги показываете в кармане – и та же самая власть выстроила оппозиционному театру огромное новое здание? Какая здесь логика? Художники, которые находились в оппозиции, даже внутренней, скрытой, не очень-то получали помещения и главрежство. А тут «оппозиционерам» выстроили этакий огромный театр-ангар, вполне, впрочем, современный, и говорят: «Владейте им, оппозиционеры, – оппозиционеры по отношению к нам!» Какая-то тут была нестыковка. Или власть была хорошей?!
Начались репетиции. Конечно же, фрондирующая часть труппы – состоящая, собственно, из четырех ведущих актеров, – продолжала фрондировать и на репетициях. (В этом спектакле были задействованы следующие «звезды» «Таганки»: Валерий Золотухин, Алла Демидова, Вениамин Смехов, Зинаида Славина, Леонид Филатов, Иван Бортник, Наталья Сайко, Константин Желдин, Юрий Смирнов, Александр Трофимов, Инна Ульянова, Феликс Антипов и др. – Ф.Р.) Демонстрировали, что они свободны: могут приходить на репетиции или не приходить, репетировать или не репетировать либо репетировать и одновременно фрондировать.
На репетициях они предлагали разные штампы из старых спектаклей Любимова: надеть какую-нибудь там резиновую шапочку с дырками, вытащить в эти дырки волосы, – им казалось, что это смешно и
