духов умерших: Дворжецкого, Олега Даля, Высоцкого. Я спрашивала Володю:
– Ты умер своей смертью? – Нет.
– Кто тебя убил? – Нелюди.
И тут он прочитал: «Я клапан закрыл, потому что устал. На жизнь эту скотскую я наплевал». А после говорит:
– Девчонки, я вас покидаю. Я должен успеть на поезд. Меня ждут пить.
– Володя, а какое у тебя любимое стихотворение?
И он, перефразируя «Коней»:
– И дожить не успел, и допеть не успел…»
Театр на Таганке лихорадило вместе со страной. Свидетель тех событий В. Смехов вспоминал: «В сентябре – декабре 1983 года соединилось в одной точке множество исключительных обстоятельств. Тяжелая болезнь Любимова, возможность ее излечения в единственной клинике в Лондоне. В сентябре произошел взрыв отрицательных эмоций Запада в адрес граждан СССР (после инцидента с корейским самолетом). Конфликты по ходу постановки в Лондоне, и, вольный или невольный, бойкот со стороны нашего посольства. Оскорбительная выходка в адрес Любимова со стороны сотрудника посольства, впоследствии наказанного.
28 августа 1983 года Юрий Андропов в последний раз появился на официальном приеме в Кремле, после чего окончательно слег в кунцевскую больницу. Его звезда начала свой медленный закат. 72-летний Константин Черненко уже примерял на себя одежды нового генсека.
1984 год начался для Театра на Таганке с привычной нервотрепки: Управление культуры вновь запретило показывать спектакль «Владимир Высоцкий» в прежней, любимовской, интерпретации. Спектакль мог пойти только после серьезных изменений. Точно такому же запрету подвергнут был и спектакль «Борис Годунов». Андропов был уже при смерти, и заступиться за многострадальную Таганку было теперь некому.
26 января по ЦТ была показана передача «Продолжаем разговор о музыке», где речь шла о современной эстрадной музыке. В передаче были использованы клипы с участием таких популярных исполнителей, как «Песняры», Жильбер Беко, а также Владимир Высоцкий. Факт появления на голубом экране последнего был явлением отрадным: ЦТ медленно, но неотвратимо шло к признанию его творчества.
Тем временем вокруг уехавшего в конце прошлого года в Англию Юрия Любимова начали нагнетаться нешуточные страсти: власть явно подталкивала его к невозвращению на родину. Артисты Таганки, отчаявшиеся найти правду в Управлении культуры и союзном Министерстве культуры, написали коллективное письмо в Политбюро, в котором перечислили свои просьбы: разрешить им премьеру спектакля «Борис Годунов», 25 января отыграть спектакль «Владимир Высоцкий» и вернуть в театр Юрия Любимова. Но письмо это до Политбюро не дошло, а из секретариата ЦК КПСС пришло устное уведомление: прекратите ненужные волнения, продолжайте работать спокойно.
Между тем газета «Стандарт» вручила Юрию Любимову премию за лучшую режиссуру прошедшего года за постановку в Англии спектакля по роману Ф. Достоевского «Преступление и наказание». После церемонии вручения премии корреспондент Би-би-си Зиновий Зинник взял у Юрия Любимова интервью, которое в тот же день транслировалось и на СССР.
«Любимов: Я очень благодарю актеров, что они поняли великого Достоевского, который в свою очередь преклонялся перед английским гением – Шекспиром. И было бы прекрасно, если бы сейчас господа политики так же находили какое-нибудь взаимопонимание, и мы тогда бы смогли более плодотворно работать.
Корреспондент: У вас была довольно оглушительная, по иронии, фраза о том, что вы столько уже наговорили о Советском Союзе…
Любимов: Я столько наговорил у себя на родине, что мне бы лучше помолчать…
Корреспондент: Нет, вы начали с того, что столько говорили у себя на родине, что теперь, вы сказали, я среди вас…
Любимов: Да, я теперь среди вас…
Корреспондент: И надолго?
Любимов: Не знаю. Я так же, как и говорил раньше, говорю, что мое желание работать в театре есть лишь в том случае, если есть хотя бы минимальные условия для работы. К сожалению, надежды мои не оправдались, хотя мне сначала было сказано, что будут постановки «Бориса Годунова» и спектакль о Высоцком, и потом был разговор в очень больших инстанциях, что будет поставлен и «Живой» Можаева. У меня появилась надежда, что все это будет, но в последний момент закрыли репетиции «Бориса» и запретили вечер памяти поэта, которого десятки миллионов людей считают родным, близким. По-моему, это неразумно, это обижает людей и вызывает нехороший резонанс и у нас, и здесь, в других странах. И мне непонятно, ведь в такой же острой ситуации этот спектакль был разрешен. И я не понимаю, зачем запрещать это сейчас. Это значит, что есть косвенный ответ, что мне работать не дадут.
Корреспондент: А у вас есть возможность сейчас следить за тем, что происходит на родине?
Любимов: Ну, конечно. Я позвонил своему родному брату, и он меня огорчил вчера вечером тем, что спектакль, приуроченный к 25 января, ко дню рождения Владимира Высоцкого, не пойдет. На кладбище, конечно, весь наш театр пойдет, это запретить никто не может…
Корреспондент: А как относятся ваши друзья к тому, что вы так долго находитесь здесь?
Любимов: Я официально получил разрешение лечиться. Но от таких сообщений вряд ли можно выздороветь.
Корреспондент: Как вы себя сейчас чувствуете?
Любимов: Довольно погано. У меня вспыхнула подагра. Разбогатеть я ведь не сумел, а говорят, что подагра – это болезнь пожилых и богатых людей. Подагра у меня такая, что я даже ходить не мог несколько дней.
Корреспондент: Вы сейчас ставите «Риголетто» во Флоренции?
Любимов: Да, работа идет. Я вот уже должен сдать план режиссерский и сценографию.
Корреспондент: А какая это уже по счету постановка оперы здесь у нас?
Любимов: В СССР я опер пока не ставил. Один балет только с Виноградовым. А здесь поставил уже больше десяти.
Корреспондент: А если вся эта ситуация продлится надолго, как вы поступите?
Любимов: Мне надо на что-то жить и кормить семью.
Корреспондент: А что бы вам хотелось поставить еще?
Любимов: Мне хотелось бы, чтобы «Борис», которого закрыли, шел, и если не там, то здесь. Еще хотелось бы поставить «Бесов», над которыми я работаю уже много лет.
Корреспондент: А это может произойти в ближайшее время или вы сомневаетесь?
Любимов: Думаю, что да. Я не могу пожаловаться на отношение к себе здесь. Оно очень внимательное. Но я хочу работать у себя, на Таганке. Я знаю, что им без меня там тяжело. Но я могу только тогда там работать, когда есть хоть какие-нибудь условия для этого. Но когда мне подряд закрывают все мои постановки, то это же бессмысленно – ходить мне в театр и ждать, когда они мне закроют следующую мою работу! Я отрепетировал на 80 % «Театральный роман», но я чувствую, что они это тоже закроют, как закрыли «Высоцкого» и «Бориса».
Корреспондент: А вам не кажется, что ситуация вообще может перемениться?
Любимов: Я надеюсь на чудо. Будет перемена в культурной политике, значит, переменится и моя судьба. Если нет, почему должна перемениться моя судьба? Станет хуже, и не только для меня. Остается надеяться только на разум. Я стараюсь быть оптимистом, потому как это бессмысленно – так разбазаривать свою культуру. Но я не смогу поехать со своими актерами на кладбище завтра утром. Весь театр поедет на могилу поэта, прекрасного поэта, нашего актера, с которым я всю жизнь работал, на
