странное зрелище, поскольку подруга продолжала зажимать под мышками обе сумочки, а я судорожно прижимала к груди тонкую пачку листов. И только перешли к домам на противоположную сторону двора, где стояла машина, как у покинутого нами подъезда с визгом остановилась милицейская машина. Высыпало из нее человек пять-шесть. И кинулись к двери. Само собой, мы с Наташкой ринулись к машине. Только она в беспамятстве сиганула на заднее сиденье, где и улеглась, прикрывая собой сумки. Мысленно забронированное мною место было занято, но я порадовалась тому, что подруга вообще догадалась открыть машину, а не вырвала со всей дури дверь из гнезда. В результате я прыгнула туда, где было свободно — на водительское сиденье. Очень не хотелось обегать машину, чтобы занять второе место пассажира. Хотелось немедленной внешней защиты от враждебной окружающей среды. Сидя в заблокированном транспортном средстве, я попыталась вздохнуть свободно… и не смогла. Часть этой самой окружающей среды, две пожилые женщины и пожилой мужчина, все в пожилой, неприметной одежде маскировавшиеся на лавочке у своего подъезда, вскочили и в полном смятении наблюдали за нами, одновременно пытаясь определить причину нашего поведения. Когда пожилой рыцарь попытался сорвать лавочку с места, приспособив ее в качестве оружия защиты от невидимого противника, я поняла, что пора действовать разумно. И истерично потребовала у подруги ключ зажигания. В качестве альтернативы предложила возможность получить лавкой по нашей крыше.
Наташка в рекордно-короткий срок сообразила, что выгоднее. Стараясь не глазеть в пункт «А» — исходную точку нашего бегства, а равно — на пенсионеров, мигом завуалировалась в чувство собственного достоинства, вылезла из машины, по-деловому взглянула на часы и, кашлянув в кулачок, громко отрапортовала в мне:
— Сорок пять секунд! Неплохой результат. В прошлый раз было на три секунды больше. Поедем, попробуем повторить в офисе. Плохо, когда директор — бывший вояка.
— Да-а-а! — с энтузиазмом поддержала я и полезла на свое место штурмана, нещадно калеча тоненькие листы распечатки. Вылезать из машины по-прежнему не хотелось.
Подруга двинулась с места плавно и тихо, создавая иллюзию полного ажура. И это ее спокойствие дорогого стоило. По тому, как вцепилась в руль и напряглась, было ясно: она с трудом сдерживает порыв через очередные сорок пять секунд оказаться прямо на даче.
— Больше ни на один чужой звонок не отвечаем! — немного охрипшим голосом приказала Наталья.
— Да кто ж их разберет, эти звонки, чужие они или нет. — К своему удивлению, я тоже немного подхрипывала. — В принципе, все не свои звонки — чужие. Впрочем, все это демагогия. Можно я положу распечатанные листы в бардачок? Прочитать бы, но на ходу трудно.
— Лучше держи в руках. Нет, они у тебя трясутся. Шелест, как от березы при ураганном ветре. Той самой, которой нельзя к дубу перебраться. Положи бумаги на заднее сиденье. Найдем тихое место — прочитаем. И следи за асфальтовым покрытием. У меня глаза навыкате. В том плане, что от всего пережитого готовы выкатиться из орбит. Еду и не вижу где, куда и по чем… по чему… По выбоинам, короче, еду. А ведь верно, первая любовь, как правило, несчастная. Столько лет прошло, а все аукается.
Я спохватилась, швырнула распечатку на заднее сиденье и постаралась выудить с него за ручку свою сумку. Листы при этом скользнули вниз. Не дожидаясь взрыва Наташкиного негодования (мало того что смяла, но еще и вываляла в пыли последнее «прости» Кириллова) — быстренько согласилась с тем, что от первой любви подруги и в самом деле сплошные неприятности. А чтобы ими не обернулась следующая по счету любовь, в том числе и моя, следует немедленно позвонить Димке. Успокоить и сообщить, что возвращаемся. Пока сам не аукнулся.
Казалось, мобильник только и ждал, когда его вытащат. Сразу сыграл вызов. Номер абонента не высветился, чему я уже не удивлялась. Но несмотря на Наташкин приказ, кнопку соединения нажала. А вдруг это звонила Елизавета Марковна? Мало ли какие обстоятельства увели женщину в сторону от запланированного места встречи с нами. Отзываться не стала. Просто поднесла аппарат к уху. Не надолго. Кому приятно слушать незаслуженные оскорбления в свой адрес? Заслуженными-то особо не заслушаешься. Да еще какие-то угрозы с обещанием отплатить нам сторицей, причем непонятно от кого. Отключившись, моментально позвонила Димке, он не ответил. Решила послать сообщение, но тут опять вклинился вызов от неизвестного абонента. Со злости выключила мобильник. С сообщением мужу можно и повременить. Или послать его с Наташкиного телефона. Могла у моего кончиться зарядка? Могла. Вот и кончилась.
— Ир, что ты там бубнишь? Кто звонил?
— Прямо по курсу полоса ободранного асфальта, — вспомнила я о своих обязанностях. — Сбавь скорость и постарайся не задавить каток. Он торчит слева. Если не ошибаюсь, звонил наш живой труп, Годзилл. Каким-то образом оклемался. Если его забрали в отделение и предоставили право последнего звонка, он оторвался по полной программе. Кем мы только в его представлении не являемся! С другой стороны, в отделении так себя не ведут. Буйных подозреваемых для начала должны успокоить. Одного точечного удара в глаз, нос или еще куда для Годзилла достаточно.
— Не экономь на ударах! Тебе что, чужого кулака жалко? Тем более принадлежащего стражу порядка. Иными словами — законного. Скорее всего, Годзилл уполз из квартиры и забился в какую-то щель до прибытия оперативников. Иначе не разливался бы тут соловьем…
— Он каркал! Вот смеху будет, если его действительно задержали в чужой квартире, а нас теперь вычислят по номеру моего телефона.
— Объявят план «перехват»? Годзилл угрожал арестом? Обхохочешься, блин! Думай, о чем кликушествуешь. Господи! Не слушай эту ненормальную! Мы же ничего плохого не сделали.
— Мама дорогая!
— Видишь, Господи, глюки у рабы твоей Ирины. В грейдере черты родной матери углядела.
— Не богохульствуй, я обоснованно «мамкнула», от озарения. До меня дошло, почему Годзилл обзывался и грозил применением карательных мер. Наташка, он решил, что это мы его «вырубили» и попытались сдать органам. Вспомни, как он тянул к нам ручонки и старался наехать креслом. Хотел задавить.
— Ирина Санна, тебе надо серьезно заняться своим перевоспитанием. Сленг у тебя!.. А что, если он угнал из квартиры кресло, на котором сидел? Дверь мы… Нет, дверь точно осталась нараспашку. Пока скакали вниз по лестнице, он с удобствами вознесся на лифте вверх, где постепенно и пришел в себя.
— Мне кажется, он сразу пришел в себя. Попытка удрать вверх или вниз ему бы не помогла. По этажам бы пробежались и…
— Проехались!
— Не перебивай!
— Я просто вношу коррективы. Зачем бегать по ступенькам, если есть лифт?
— Это вопрос спорный, но не существенный! Короче, я предполагаю, что прежде чем удрать… — Я предостерегающе подняла вверх ладонь с растопыренными пальцами, отгораживаясь от последующих коррективов подруги, — как удирал Годзилл — с креслом или нет, не важно, он — интуитивно чувствую — наверняка закрыл за собой входную дверь на ключ! Оперативники приехали к закрытой, а не открытой двери. Что противоречило сигналу неизвестной нам личности, «вырубившей» Годзиллу и сообщившей о нахождении в квартире постороннего трупа. Или не трупа, просто постороннего. Чем именно «вырубил», мы не знаем. Но убивать Годзиллу он, кажется, не собирался. Представь себе ситуацию — некто открывает дверь квартиры… Ты, надеюсь, не собираешься возражать, что Годзилл, проникнув туда, уселся за компьютер, не закрыв предварительно за собой дверь?
— Не собираюсь. Наверняка не дурнее меня. Лично я ее сразу закрыла.
— Ну и ладушки. Значит, дверь была закрыта, а у Годзиллы имелся ключ. Некто, явившийся позднее и тоже с ключом, с порога учуял признаки посторонней примеси в общей обстановке квартиры, возможно, был готов к такому варианту…
— …разулся, на цыпочках подкрался к Годзилле и вколол ему… А фиг его знает, что он ему вколол. Наркотик или другой какой-нибудь сильнодействующий препарат. Серегина ведь тоже не просто так парализовало. Учитывая отсутствие пыли, эта личность не хотела, чтобы постороннее лицо в квартире мешало ей убираться. В том числе протереть за собой пол. Дурдом! А что, если этот некто похитил фотографии?
— Не исключено. И дверь оставил открытой. А оперативники, потолкавшись у закрытой Годзиллом
