осторожны! Они делают свои героические поступки, оставаясь невидимыми для всех. Заведующая посмотрит на деньги и на записку и страшно-страшно удивится, а может и завопит, как белогвардейский офицер в кино! Вот бы ещё приписать внизу 'Армия Трясогузки снова в бою!' - да к стыду своему можно орфографических ошибок в два счёта наделать.
В глубине души Маринка понимала, несмотря на то, что она и оставила деньги, всё равно поступок её выглядит крайне подозрительно и даже некрасиво. Однако сдаваться храбрая красная разведчица не собиралась. Жаль, нельзя было ползти по-пластунски по пыльному бетонному полу, как настоящие герои - всё-таки на Маринке надеты красивые шорты и синяя рубашка с нагрудными карманами, у которых есть клапаны на пуговичках, как у пионеров. И в одном кармане - платок, как и полагается взрослой школьнице.
- Я же говорю, завтра с утра! - рявкнул у двери мужской голос. - Всё, нет меня! Я уезжаю!
В щёлочку между коробками Маринка увидела только руку, щёлкнувшую выключателем-рубильником у входа. Затем противно проскрипела дверь… и с грохотом захлопнулась. Лязгнул замок… другой замок… голоса, теперь уже практически неслышные, удалились. Всё произошло так быстро, что только тогда настала тишина, до Маринки окончательно дошло - она осталась внутри этой комнаты в темноте. Одна.
Возможно, до утра.
Во-первых, стало страшно. Во-вторых, ужасно стыдно, ведь, если разобраться, выйти из этой таинственной комнаты придётся уже в присутствии взрослых. Выскользнуть незамеченной нашей бесстрашной разведчице не удалось. Явка провалена, смелая девушка арестована и осталось только гордо молчать и дожидаться расстрела, чтобы спеть в лицо смерти смелую песню.
Тьфу! Что за дурацкие мысли!
Какой расстрел? 'Заигрались вы совсем, вместе с Иркой!!' - иногда ворчала мать и обязательно добавляла, что, мол, витают сёстры в облаках, как 'тургеневские барышни'. Много ума, чтобы додуматься до того, что это за барышни такие, не требовалось, потому что после 'барышень' следовала фраза: 'Совсем от реальной жизни оторвались!'… и выгоняла принцесс во двор. Впрочем, вечером их обеих приходилось чуть ли не силой загонять обратно - играть во дворе не менее интересно, чем дома. Там тоже было много странствий и приключений, загадок и открытий, опасностей и путешествий - надо только места знать и уметь тайные двери открывать.
Что ж… надо было идти и сдаваться, пока совсем страшно в темноте не стало. Глаза уже привыкли, - теперь хотя бы видно было, куда идти, не натыкаясь на стеллажи. 'Буду стучать в дверь, пока не придут и с позором не выведут наружу. За ухо', - уныло подумала Маринка. Вполне могли отобрать крышки, всучить обратно деньги, вызвать милицию и наябедничать в школу. Марина чувствовала, что краснеет в темноте. Вот вляпалась, так вляпалась - говорили девчонки в классе. Ещё и родителям сообщат… вот тоска!
Но деваться было некуда. Маринка достала из кармана тонкую нейлоновую сетку-авоську, запихала туда 'колбаску' злополучных крышек и направилась к двери, заранее состроив скорбное лицо.
Идти было недалеко. Да только, вот беда, шагала Маринка шагала… а дверь не только не приблизилась, но и дальше стала! Маринка потрогала стеллаж свободной левой рукой, обернулась назад и увидела только смутно белеющие коробки, уходящие во тьму. Фу, быть не может такого!.. Не может, да… но - есть. Вот оно, гляди и дрожи.
Назад идти смысла не было, - что ей там, сидеть за столом и трястись от страха? Уж лучше двигать вперёд и вперёд. Куда могла убежать эта проклятая дверь? Никуда! Просто с перепугу так кажется, вот оно что. Маринка немного постояла и снова пошла вперёд. А ведь точно, убегает от неё зловредная дверь - ещё дальше стала!
Да ещё свет зелёный, едва видимый, за стеллажами засветился… слабый и неживой, будто стрелки папиных наручных часов в темноте. Маринка осторожно посмотрела в щель между коробками, но ничего не увидела. Даже тех стеллажей, что должны были там стоять. 'Ох, принцесса Марина, не к добру всё это!', - подумала Маринка, стараясь унять забившееся сердце. Поддаваться панике никак нельзя - так и сгинешь в недрах огромного Грызмага.
Она попыталась ускорить шаг, но ноги стали резиновыми от страха. Маринка упрямо двигалась вперёд и неуклюже ковыляла, как ей показалось, целую вечность. Наконец ноги всё-таки ожили и Маринка припустила изо всех сил, тем более что постепенно справа и слева от неё свет за стеллажами стал ярче, разливая сквозь щели между коробками призрачные полотна. На полу теперь лежали целые полосы этой болезненной зелени, заставляя Маринку перепрыгивать через них. Когда она попадала в зелёный свет, собственные руки и ноги её казались ей окрашенными в цвета заплесневелого творога, а кожа на секунду казалось покрытой мириадами крошечных и омерзительно суетливых мошек.
Задохнувшись, Маринка остановилась, уперлась руками в колени и попыталась отдышаться. В боку кололо, в ушах стучало, во рту появился привкус медной монетки, если долго держать её на языке. 'Вот так я и сгину здесь… так и сгину!' - думала она, пытаясь сплюнуть пересохшим ртом. Она подняла голову и не увидела впереди ничего, кроме уходящего в никуда бесконечного мерцающего коридора.
- Ира… - сама не понимая этого, прохрипела Маринка. Она закашлялась. - Ирка! Ирина! Королевишна, помоги! - теперь она уже кричала.
- …ги… ги… ги… - прошептало отвратительное эхо.
- Ирина-а-а!
- Не кричи, - сказал рядом гнусавый голос и хлюпнул нос.
Принцесса Ирина куталась в мантию. Маленькая корона на её голове сместилась куда-то вбок. Да и вообще, сестра выглядела несчастной и полусонной.
- Не кричи, - повторила Ирина. Из мантии появилась рука со смятым кружевным платком. Иринка высморкалась и сказала в нос. - Пойдём домой, а? Я таблетку выпила, теперь спать хочу.
Маринка смотрела на королевишну, прижав к груди руки. Ирина была сейчас такая красивая… хоть и нос распух, и сопливая. Какая она всё-таки молодец, какая замечательная! Глаз не оторвать! В голове промелькнуло: 'Никогда больше с ней ссориться не буду! Никогда-никогда! И пупсика резинового ей насовсем отдам. Пусть играет!'
- А я крышки купила, - прошептала Маринка, улыбаясь от радости. В зелёном болотном свете Ирину, казалось, освещал тёплый огонёк свечи. Она была какой-то очень-очень живой и яркой, - она просто светилась изнутри, как фонарик из ватмана, которые так мастерски делает король-отец. Темнота и призрачное сияние злобно клубились вокруг неё, но не могли даже прикоснуться.
- Давай руку и держись крепче.
- Ой, Иринка, я тоже начинаю светиться!
- Что?
- Я тоже…
- Погоди… дай мне подумать… - заторможенным сонным голосом сказала Ирина и закрыла глаза.
В темноте приближался кто-то огромный. Кто-то, чья голова маячила над стеллажами, где, видимо, давно уже подлым колдовским образом исчез потолок. Наверное, над сёстрами нависало чьё-то чужое мглистое небо, в котором не было ничего, кроме затаившейся тьмы и гнусного, слабого сияния.
- Ирка, - тихо сказала Маринка, прижавшись к сестре, - ты давай, думай скорее… кто-то к нам идёт…
- Это Грызмаг, - безжизненно ответила сестра. - Король Грызмаг сошёл с трона. Корона его из железа, стальные перчатки в крови, ржавый меч по-прежнему остёр…
- Ирка, я домой хочу!
Пол под ногами сотрясся. Левый стеллаж со скрипом стал заваливаться вбок, по счастью, не в сторону сестёр, а в другую. С правого сползли несколько коробок и тяжело грохнулись вниз с дребезжанием чего-то металлического внутри. Огромное лицо склонилось над ними, с шумом выдохнув воздух широкими, смутно видимыми в зелёном свете ноздрями. Черты лица менялись, словно расползающиеся каменные глыбы под ножом бульдозера.
- Сёстры… - произнёс огромный рот и волосы Маринки взвихрило затхлое дыхание. Перед глазами мелькнули увядшие цветы, ржавые памятники и провалившиеся неухоженные могилы на кладбище - точно так пахло из оврага, куда сваливался кладбищенский мусор. Того самого, заросшего кустарником оврага, где залежи бумажных и блёклых цветов догнивали вместе с перекрученными и проржавевшими прутьями.
