IВодружен на каталку, пристегнут, поднятВ машину, зафиксирован прочно —И пошло трясти, вытряхивать душуНа хорошей скорости. МедсестраВпереди с шофером, а ты примостиласьВ уголку на сиденье узком, напротив,И за всю дорогу между нами ни слова:Все, что можно сказать, было сказано молча,Одними глазами. Не забыть той поездкиВ медицинской карете воскресной ранью,Было б кстати сейчас процитировать ДоннаПро беседу двух душ, разлученных с телами.IIРазлученных! Тот звук — как удар колокольныйИз далеких времен, когда пономарь наш,Малахи Бойл, гремел над Беллахи —Или когда я сам был в колледжеЗвонарем; до сих пор ощущаю тягуКолокольной веревки в руке своей, преждеТеплой и сильной, — теперь она виснет,Как язык у колокола, косным грузом,А ты ее держишь, не выпускаешьВсю дорогу, пока мы мчимся сквозь ДанглоуИ сквозь Глендон, и линию наших взглядовТрубка капельницы делит, как медиана.IIIВозничий из Дельфов стоит непреклонно:Пусть нет колесницы его и упряжки,И нет половины руки его левой,Обрубленной грубо, — но в правой рукеОн держит поводья и смотрит упрямоВперед, в пустоту, где шестерка конейБыла да сплыла. Он похож на меня,Когда, распрямясь, в коридоре больничномЯ переставляю упорно ходилку,Как будто возничий я сам или пахарь,И каждый бугор, каждый камень под плугомПытается вырвать из рук рукоять.
Цепь человеческая
Теренсу Брауну
Я видел в телехронике моментРаздачи продовольствия голодным:Солдат, стреляющих поверх толпы,И — крупно — белые мешки с пшеницей,Передаваемые по цепочкеСотрудниками Красного Креста;И руки вспомнили внезапно тяжестьМешка, когда его берешь, нагнувшись,За два угла и по сигналу глазБросаешь, раскачнувшись, на прицепУкладчику. О, миг освобожденьяИ легкости в лопатках перед новым