— Это было романтично, — улыбнулась Эмма. — Лорел вдруг встрепенулась, вся такая разгоряченная и решительная, и выскочила из машины. Что случилось, когда ты прибежала к нему?
— Он открыл дверь.
— Колись, — приказала Мак, тыча в нее пальцем.
— Не стесняйся. Ты моя подруга почти столько же времени, сколько Дел мой брат, так что все нормально.
— Ешьте, — приказала миссис Грейди, раскладывая по тарелкам омлет.
Лорел покорно откусила кусочек.
— Я составила формулу.
— Для чего? — спросила Эмма.
— Какие дни из тех тридцати не считаются. Сложная формула, но я ее составила. Как только Дел понял мою логику, он согласился, что это разумно и надо послать пари к черту. Ну, мы и послали.
— Уикенды, верно? — предположила Мак, уминая омлет. — Я думала об этом. Уикенды не считаются.
— Точно. Первый и последний дни тоже не считаются. Все гораздо сложнее, но это суть. Моя формула справедлива, однако мы ее сразу не учли, поэтому мы и послали пари к черту. И…было чудесно. У меня в мозгах есть такое местечко, которое тревожилось, что я буду нервничать, что нам будет неловко. Но я не нервничала, и нам не было неловко. Он не спешил и не давал спешить мне, все было медленно и мило. Он был…
Паркер вздохнула.
— Если ты думала, что смутишь меня, сообщив, что мой брат хороший, заботливый любовник, ты ошибалась. Видишь ли, дело не в сноровке. Главное — уважение и нежность к партнерше.
— Мне казалось, что на всем свете только мы двое. А потом я заснула рядом с ним, чувствуя себя в полной безопасности. Все было так естественно. А для меня всегда самое трудное абсолютно довериться и заснуть.
Эмма потерлась ногой о ногу Лорел.
— Замечательная сексуальная история к завтраку.
— Мы немного поспорили утром.
— И трахнулись?
— И это тоже. Мак, ты только о сексе и думаешь. Я в темноте искала одежду, хотела вызвать такси и вернуться домой. У меня сегодня весь день забит. Но он проснулся, что привело к сексу, хотя я была дико лохматая.
— Ужасно, — пробормотала Эмма. — Почему не изобретено средство для мгновенного приведения прически в порядок?
— Потом он настоял на том, чтобы отвезти меня домой.
— Разумеется, — подала голос Паркер.
Лорел закатила глаза.
— Этот ваш непоколебимый кодекс поведения. Зачем ему вставать, одеваться, везти меня, когда я сама могу добраться до дома?
— Затем, что, во-первых, ты была в его доме. Во-вторых, ты была в его постели. Хорошие манеры вовсе не угроза твоей независимости.
— Главное Правило Брауна?
Паркер улыбнулась:
— Думаю, можно и так назвать.
— Он назвал. Ну, надеюсь, я вас удовлетворила, потому что мне пора работать.
— Как и всем нам. Я должна обработать полмиллиона лилий. И сегодня начинается стройка.
— У меня тоже?
— Если верить Джеку, у тебя тоже. — Эмма взглянула на свои часики. — С минуты на минуту.
— Твоя жизнь станет очень интересной, — объявила Мак. — И шумной.
— Результат того стоит. Во всяком случае, я так себя уверяю. Спасибо за завтрак, миссис Грейди.
— Ты рассказала хорошую историю, так что расплатилась сполна.
— Если станет невмоготу, можно часть работы перенести сюда?
— Пожалуйста. Эммелин и Макензи, вы требовали историю — вы моете посуду. Я прогуляюсь в саду, пока не начался грохот.
Паркер вышла вместе с Лорел.
— Главное — счастье. Если тебе опять станет неловко, помни, мне нравится видеть вас с Делом счастливыми.
— Я стараюсь не забывать. Скажи прямо, если я начну все портить, ладно?
— Доброе утро, Сара. Как самочувствие нашей невесты?
11
Лилии Эммы наполняли воздух густым ароматом и переливались всеми летними красками от алой и желтой до карамельно-розовой и ослепительно-белой. Невеста, которая утром пятого июля считала сделанный с опозданием маникюр катастрофой, с восторгом позировала Мак. Паркер пыталась довести до ума жилет и галстук жениха.
Удостоверившись, что никому не требуются ее внимание или поддержка, Лорел занялась верхушкой торта — сахарной восьмиугольной вазой, наполненной миниатюрными лилиями.
Лилии Эммы не идут ни в какое сравнение с моими, если учесть тонкость работы и потраченное время, думала Лорел, гравируя тягучую пасту рифленой скалкой и аккуратно вырезая каждый лепесток. Она накрутила лепестки на стебельки, окунула в королевскую глазурь, получилось очаровательно и элегантно.
Закончив работу, Лорел отнесла верхушку в Бальный зал и, не обращая внимания на царившие вокруг шум и суету, внимательно осмотрела торт. Каждый ярус украшен яркими разноцветными лепестками. Еще больше лепестков разбросано по подставке — очень милый и органичный штрих.
Когда Лорел вынимала верхушку из коробки, кто-то с грохотом сшиб стул. Она даже не моргнула.
Для нее словно не существовало шума, криков, беготни — именно это сразу бросилось в глаза Делу. Он смотрел, как она ставит вазу с цветами на верхний ярус, отступает проверить, не ошиблась ли, затем вынимает один из своих инструментов, чтобы очертить… нет, окантовать сахарную глазурь. Рукой, твердой, как рука хирурга, Лорел провела пару идеальных глазурных линий, выделив основание вазы, снова обошла стол с тортом, удовлетворенно кивнула.
— Красотища.
— Ой. — Лорел попятилась. — Я не знала, что ты здесь или собираешься прийти.
— Я никак не мог придумать другой способ заполучить тебя на субботнее свидание.
— Очень мило.
Он провел большим пальцем по ее щеке.
— Я испачкалась глазурью?
— Нет, просто я не мог не коснуться тебя. Сколько там цветов?
— Около пятидесяти.
Дел огляделся по сторонам.
— Такое впечатление, что вы с Эммой подогнали лепесток к лепестку.
— Мы старались. Ну, поскольку здесь все в порядке, я могла бы…
— Красный код! — раздался крик Эммы в ее наушнике.
— Черт. Где?
— Большой зал, общий сбор.
— Бегу. Красный код, — объяснила она Делу, уже мчась к лестнице. — Моя вина. Я ляпнула, что все в порядке. Я же знаю, что нельзя произносить это вслух.
