царя, многочисленных сторонников Сильвестра и Адашева преследовали и изгоняли из службы. Их заменяли преданными царю людьми.
В эти же годы складывался и своеобразный быт будущего опричного двора — шумные ежевечерние пиры сплоченной вокруг царя опричной братии. На неугодных и ненадежных, в первую очередь на родственников и друзей членов Избранной рады, составлялись проскрипционные списки, в которых на равном положении опальных оказались представители титулованной знати, приказные и служилые люди. Начались казни. Все это вело к поляризации служилых всех рангов по отчетливо различимому признаку: «близкие» царю, верные, надежные люди и все остальные.
Важнейшим катализатором, ускорившим окончательный переход к единодержавию, была война в Ливонии. Она требовала сосредоточения командования в едином центре. В условиях войны едва ли не со всеми окружающими страну государствами отъезд с царской службы и переход на службу к другому государю, еще недавно считавшийся исконным правом служилого феодала, неизбежно становился прямой военной изменой. Война создавала благоприятную обстановку, для того чтобы обвинить в неудачах, поражениях и прочих тяготах, ложившихся на плечи населения, воевод, думных бояр, дворян и приказных людей. Захватив инициативу в такого рода обвинениях, царь и его верные слуги могли управлять всплесками народного гнева, придавая им угодное направление.
Что касается формы перехода к единовластию, она в значительной степени зависела от своего творца. Окажись на месте Грозного другой архитектор верхушечного политического переворота и перехода к реальному самодержавию, он, надо полагать, не придумал бы термина «опричнина»; возможно, обошелся бы без отъезда из столицы; вероятно, окружил бы себя другими Басмановыми и Малютами. Однако логика развития монархии в сторону установления единодержавия естественно и неизбежно вела к такому порядку, который по своей сути не мог быть ничем иным, кроме порядка опричного. В лице первого царя Ивана Грозного исторический процесс становления русского самодержавия нашел исполнителя, вполне осознававшего свою историческую миссию. Кроме его публицистических и теоретических выступлений об этом ясно свидетельствует точно рассчитанная и с полным успехом проведенная политическая акция учреждения опричнины.
До сих пор шла речь о долговременных факторах вызревания опричнины. К ним относятся и объективные моменты социально-политического развития Московского государства, и субъективные — такие, как постепенное превращение царя Ивана IV в творца опричнины Ивана Грозного, и такие, как многолетняя публицистическая борьба в пользу установления единодержавия. Это долговременное вызревание перешло в свой завершающий этап — в подготовку внутриполитической акции — верхушечного государственного переворота с целью установить полную и твердую власть царя-самодержца. Конкретное наименование созданного в результате итого переворота порядка на его начальном этапе —
Концепции, так или иначе принижающие масштаб и значение опричнины, неизбежно приходят в противоречие с основным источником для изучения опричного переворота — с рассказом летописи, записанным по свежим следам событий. Во всяком случае, рассказ об учреждении опричнины написан до того, как термина «опричнина» в официальных документах стали избегать. Написан, следовательно, в то время, когда всякий, кто бы его ни прочитал, мог соотнести написанное с фактами, запечатленными в его памяти. Это в какой-то мере вынуждало составителей рассказа соблюдать внешнюю достоверность и сообщать основные факты в общеизвестной последовательности. Тем не менее не следует абстрагироваться от того, что в летописи перед нами картина, соответствующая действительности лишь в той мере, в какой саму эту действительность желал видеть царь. Вполне понятно, царь хотел, чтобы события разворачивались по задуманному им плану. Это значит, что летописная (царская) версия об опричном перевороте является источником не только для изучения того, как осуществились планы и расчеты царя, но и для изучения самих этих планов и расчетов.
Между тем отъезд царя из Москвы 3 декабря 1564 г. подчас предстает в нашей историографии как паническое бегство насмерть перепуганного человека, не отдающего себе отчета даже в том, куда ему направить свои стопы. Не прошло и полугода, пишет Р. Г. Скрынников, с тех пор, как Грозный бросил Курбскому горделивую фразу о вольном российском самодержавстве. И вот наступил жалкий финал. Самодержец и помазанник божий был «изгнан» от своего достояния своими холопами — боярами и «скитался» по странам.
Источник, из которого взяты поставленные в кавычки слова, не имеет отношения к событиям 1564 г. Для того чтобы подчеркнуть «невыносимые душевные и телесные страдания… отчаянное одиночество… страшное потрясение», которое, по его мнению, пережил Грозный после отъезда в слободу, Скрынников привлекает к оценке событий декабря 1564 г. духовное завещание царя, написанное в 1572 г. при совершенно других обстоятельствах.
Р. Г. Скрынников полагает также, что при отъезде из Москвы у царя не было определенного плана. Во всяком случае, он не думал ехать в Александровскую слободу. В рассказе летописи действительно говорится, что царь, «не хотя… многих изменных дел терпети, оставил свое государьство и поехал, где вселитися, иде же его, государя, бог наставит». Из всего контекста летописного рассказа, однако, ясно, что царь хотел создать такое впечатление, будто изменники вынудили его оставить царство и бежать куда глаза глядят… Вспомним, что к угрозе оставления царства Грозный с целью политического шантажа прибегал неоднократно. Сам Р. Г. Скрынников называет этот прием обычным. Рассказывая об обстоятельствах назначения в 1581 г. царевича Федора наследником, исследователь пишет, что Грозный прибегнул к обычной для него политической игре: он объявил думе, что намерен сложить сан и уйти на покой в монастырь.
Подоплеку подобного рода «побегов» царя раскрывает П. А. Садиков, напомнивший, что в 1567 г. царь будто бы вознамерился бежать с семьей в Англию, но вместо этого энергично принялся за искоренение своих изменников.
Во всех случаях такого рода следует, по нашему мнению, интересоваться не тем, собирался ли царь в самом деле куда-то «бежать» с престола, а тем, что он делал «вместо этого». Что касается событий декабря 1564 г., то доверять версии царя о его намерении бежать, «куда бог наставит», и вовсе не приходится.
Иван IV, конечно, не думал никогда и ни на одну минуту отказываться от власти, совершенно справедливо писал историк И. И. Полосин. Трезвый политический расчет, а не истерика обнаружились в попытке Ивана IV «покинуть царство», замечает исследователь.
И в самом деле. Перед отъездом из Москвы царь в течение двух недель самолично изымал в церквах и монастырях Москвы «святость» — самые ценные иконы, драгоценную церковную утварь. Изъятие церковных ценностей происходило к величайшему неудовольствию священнослужителей. Иначе, естественно, и быть не могло. Но Грозный был готов к тому, чтобы этим неудовольствием пренебречь. Он не опасался, что церковники сумеют возмутить против него население столицы. Это значит, что он был уверен в своих действиях и еще до выезда из Москвы опирался на достаточно мощную силу, в первую очередь на свой «полк сатанинский». Корпус надежной личной охраны уже был тщательно «прибран» и сформирован. Источники единодушно указывают на то, что охрану царского поезда составляли многие сотни вооруженных до зубов дворян.
Распоряжение сопровождать царя вместе с женами и детьми получили многие ближние бояре, дворяне и приказные люди. В царское войско вошли дворяне и дети боярские «выбором изо всех городов, которых прибрал государь быти с ним, велел тем всем ехати с собою с людми, с конми, со всем служебным нарядом». Как видим, ядро нового двора, который через месяц будет окрещен опричным, и первые отряды опричного войска были сформированы царем еще в Москве, до отъезда. Все это требовало тщательной подготовки.
Сообщение о том, что «все приказные люди приказы государьские отставиша и град оставиша никим же брегом», — явное преувеличение, задача которого в том и состояла, чтобы сгустить краски в описании ужаса и смятения, охвативших все чины и всех жителей столицы после царского отъезда. В действительности никаких реальных признаков безвластия в течение целого месяца в таком огромном
