денег. А если не поедет — обещали убить. Так Вова сказал…
— Кто обещал?
— Вова не сказал, но скорее всего — начальство. У них в министерстве такие порядки. Дисциплина суровая.
— А что он должен был сделать в Горноуральске?
— Как что?! — удивилась вдова. — Изобретение своё внедрить! Вова же у меня был очень талантливый.
В голосе Драчёвой сквозила гордость за покойного мужа.
— Какое изобретение?
— Ну, чтобы, вот, троллейбус едет, едет, и тут отключается ток. А люди деньги за проезд уже заплатили и выходят. А ток включается, и троллейбус новых пассажиров сажает, и те снова деньги платят. И троллейбусное депо получает вдвое или втрое больше денег. И с Вовой делится. Правда, гениально?
Впервые за весь вечер вдова улыбнулась.
— Да уж… — вынужден был согласиться Орлов. — А как вы обо всём этом узнали?
—Я случайно у Вовы бумаги в портфеле нашла. Искала тряпку, пыль вытирать — и в портфель его заглянула…
Орлов вспомнил, что когда они вместе с капитаном Гилевичем осматривали кабинет и личные вещи убитого Драчёва, они не обнаружили в портфеле никаких документов, зато там лежала какая-то пыльная тряпка. Значит, вдова замминистра говорила правду. Всё сходилось…
Глава 19
Ещё сидя в самолёте «Ту-134», выполняющем рейс «Москва — Горноуральск», Орлов неожиданно вспомнил, что у него в СИЗО всё ещё сидит задержанный Калюжный Тимур Иосифович, директор филармонии, задержанный на месте убийства кондуктора. Вспомнил он и о странных звонках от городского начальства с требованием непременно Калюжного посадить. Орлов решил допросить задержанного, благо самолёт прибывал в два часа ночи, и до начала рабочего дня заняться ему всё равно было нечем.
* * *
Михаил Петрович уже заканчивал вырезать на столе перочинным ножом надпись: «Здесь колол лохов старший следователь Орлов М. П.», когда в комнату привели Калюжного.
Конечно же, Орлов хорошо знал, что для нормального хода допроса нужны два следователя — добрый и злой, но как назло в этот ночной час в отделе была запарка, и ни одного свободного человека, чтобы составить Михаилу Петровичу компанию на допросе, не нашлось. Пришлось ему отдуваться одному.
Едва за Калюжным захлопнулась железная дверь, Орлов нанёс ему мощный удар в солнечное сплетение.
— Ну, здравствуй, змея подкалюжная! — злобно прошипел он.
Калюжный согнулся, держась за ушибленный живот.
Следователь быстро отскочил к столу, сел, взял ручку и добреньким голоском проговорил:
— А, это вы, уважаемый Тимур Иосифович! Проходите, присаживайтесь! Не желаете сигаретку? Может, у вас есть какие-нибудь жалобы? Говорите, не стесняйтесь! Но предупреждаю, всё, что вы сейчас скажете, может быть использовано против вас. Молчите? Прекрасно. Что можете поведать следствию об убийстве Николая Старобабина?
Потом снова выскочил из-за стола и свирепо пнул ножку стула, на котором корчился Калюжный.
— Говори, тварь! Всё равно нам всё известно!
Через секунду Орлов уже снова сидел за столом и делал вид, что заполняет протокол. Подняв глаза на Калюжного, он ласково произнёс:
— Видите, Тимур Иосифович, не стоит злить Михаила Петровича, а то он вас, грешным делом, покалечить может.
— За что? — прохрипел Тимур Иосифович.
Орлов снова выскочил из-за стола.
— Было бы за что, все бы твои духовые трубы знаешь откуда торчали?! Колись, дровосек ты оперный, а то я тебя на семь нот порву и каждая на суде в тон прокурору пиликать будет! Колки отверну и бемоли на диезы натяну!
— Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы без своего адвоката! — взвизгнул Калюжный. Очки его запотели.
— Ах, адвоката тебе?! — ещё больше рассвирепел Михаил Петрович. — Может, тебе и бабу в концертном платье?! Листки в протоколе переворачивать?! Говори, гад, кто тебе велел убить кондуктора?
— Я очень вас прошу, гражданин следователь, позовите адвоката! — взмолился Калюжный.
Следователь улыбнулся.
— Значит, мы фильмов насмотрелись импортных. Ну что ж, давайте все вместе позовем вашего адвоката! А-дво-кат! А-дво-кат!.. — дурашливо закричал Орлов.
Калюжный заплакал.
— Гражданин капитан! — произнёс он, всхлипывая. — Я знаю, вы не такой как все, в душе вы наверняка интеллигентный человек! Если это так, то отпустите меня, пожалуйста!
В ответ на это Михаил Петрович высморкался прямо на пол.
— Не реветь!!! — уже спокойнее заорал он.
Калюжный вздрогнул и перестал всхлипывать. Орлов опять перешёл на добрый, доверительный тон.
— Гражданин Калюжный, давайте спокойно, без нервов во всем разберёмся Вот вы — директор филармонии, так?
— Так, — обречённо кивнул Калюжный.
— Значит, это вы признаете. Уже хорошо… А почему же вы, директор филармонии, ехали не на персональной машине, а в каком-то занюханном троллейбусе? — Орлов снова добавил в голос металла. — Что-то тут у вас не сходится, гражданин Калюжный! Ведь не по чину вам ездить в троллейбусах, а?!
— Да, сознаюсь, это была моя ошибка… халатность… — забормотал директор филармонии. — Больше такое не повторится!..
— А ведь из-за вашей, как вы говорите, «халатности» погиб человек!
— Я не убивал… Я тут ни при чем…
Калюжный отбивался уже из последних сил. Орлов чувствовал, что стоит ещё чуть-чуть поднажать — и он «расколется».
— Э, нет, Тимур Иосифович, — сказал следователь, — так не годится. Опять вы за своё — «не убивал», «ни при чем»… Что за детский сад? Давайте-ка лучше с вами договоримся по-хорошему, а? Как мужчина с мужчиной, а? Вы мне — чистосердечное признание, а я вам за это — пятнадцать лет строгого режима. Годится?
Калюжный молчал. Орлов пододвинул к нему листок бумаги, ручку.
— Вот вам перо, бумага, опишите поминутно, чем вы занимались в троллейбусе. Если что забудете, спрашивайте...
Директор филармонии безразлично и тупо глядел перед собой.
Михаил Петрович опять сорвался на крик:
— Ну всё, сволочь! Довел ты меня!
И, подняв телефонную трубку, Орлов торжественно произнёс в неё: «Палачей в четвертую комнату!»
Калюжный не реагировал. Казалось, ему уже было наплевать на свою собственную судьбу.
— Ну хорошо, — согласился Орлов после пятиминутной паузы. — Не хотите писать — не надо. Тем более, я всё за вас уже сам написал. Вы только подпишите, пожалуйста, вот здесь…
Орлов протянул Калюжному другой листок бумаги, на котором значилось: «Я Калюжный, Тимур
