стояли на окраине лагеря. Бесконечный черный простор гобийской ночи затоплял койку — маленький островок человеческой жизни в неоглядном океане темного воздуха. А вверху — вся звездная бездна и бесконечность вселенной, становившаяся тут как-то ближе и понятнее.
Действительно, в это прохладное время со слабыми ветрами ночи в Гоби стали великолепны. Охлажденный воздух прозрачен неимоверно, чист и свеж, как нигде в мире, а неприглядная земля прикрыта тьмой и загадочна. Вечерами на раскопке Лукьяновой загорался костер. Рабочий, встав перед ним с листом фанеры, открывал и закрывал огонь и сигнализировал нам, а мы, развернув единственную оставшуюся у нас машину, маленького „Козла“, отвечали вспышками фар. Столь далекая видимость с возвышенных мест (наш лагерь находился на „Красной гряде“, а раскопки — на бэле) навела меня на мысль в следующей экспедиции использовать ракетную сигнализацию.
Пасмурная холодная погода с продолжительными дождями упорно держалась. Котловина Нэмэгэту изменила свой облик. Темные облака обычно садились все ниже, пока их обрывки не спускались прямо на бэль и стелились по подножию Алтан-улы. Огромные полосы синего тумана ползли по Нэмэгэту, а самые горы (Нэмэгэту и с юга — Хугшо, Шуша и Хурху) делались совсем темными, черновато-синими. Влажная равнина побурела и утратила прежнюю мутную и серую видимость. Все вокруг стало резким, с темными тонами, хмурым и в то же время свежим, новым, без дрожания раскаленных воздушных потоков, без пыли и тусклого марева, так скрадывавших расстояние в сухие и знойные дни.
Вернулся Цаган-улинский отряд, закончивший работу. Орлов рассказал о находке костей древних млекопитающих в „Красной гряде“. Найдена целая челюсть, принадлежавшая, как определил Орлов, диноцерату. Диноцераты — странная группа древних зверей, живших около пятидесяти пяти миллионов лет тому назад. Они обладали признаками разных отрядов: черепом, похожим на череп медведя, коренными зубами, как у древних летучих мышей, лапами, как у копытных, но с когтями и т. п. Диноцераты до сих пор были известны только в Америке, и находка их в центре Азии представляла очень большой интерес. Орлов отправился с Эглоном, чтобы проверить место находки и определить возможность раскопок. Исследователи вернулись через день с заключением о нецелесообразности раскопок или задержки для дальнейших поисков. Я послушался их, не поехал на место сам, и это было моей ошибкой. На следующий, 1949 год мы провели исследование „Красной гряды“, в результате чего были открыты интереснейшие, совершенно новые для Азии древнейшие млекопитающие, выкопаны целые черепа, части скелетов и, кроме того, неизвестные ранее черепахи и рыбы.
К 17 июля в лагере собрались все участники экспедиции, не было только Пронина с Брилевым: „Дзерен“ чинился в Улан-Баторе. Объявив выходной день, мы долго делились впечатлениями и рассказывали о приключениях. Больше всего рассказов доставалось на нашу с Рождественским и Вылежаниным долю. „Герои“ Западного маршрута рассказывали о страшной жаре на черных наклонных равнинах около Цаган-Богдо, о полной безжизненности глубоких впадин Заалтайской Гоби, о таинственных горах Эдеренгийн-нуру, о невероятном количестве дикой живности у Монгольского Алтая, об оставшемся недоступном хребте Ачжи-Богдо.
Обсуждались и научные результаты наших открытий — и прежде всего перспективы исследования огромного пояса меловых и третичных красноцветов, окаймлявших веером Алтан-улу и протягивавшихся далеко на запад. Здесь оставалось еще очень много дела, но мы не могли ограничиться работами только в Нэмэгэту. Следовало произвести раскопки древних млекопитающих, более поздних, чем найденные в Эргиль-обо в Восточной Гоби или около Далан-Дзадагада в Хашиату. Благоразумие требовало начать поиски с изучения открытых американской экспедицией местонахождений и пройти в Долину Озер — большую межгорную равнину, между северным склоном Гобийского Алтая и южными предгорьями Хан-гая. Там находилось несколько озер — Цаган-нур („Белое озеро“), Орок-нур („Серое озеро“), Холбочжин-нур („Двойное озеро“) и другие.
Было решено разделиться на два отряда. Один, под начальством Рождественского, шел прямо к Орок-нуру и начинал исследование местонахождений. Другой, под моим начальством, должен был обследовать котловины Дагшигуин-Шубуту („Непроходимая узкость“) и Барун-Баин к северу от Далан- Дзадагада, составлявшие продолжение полосы отложений мелового периода, протягивавшейся на восток от Баин-Дзака. В центре этой полосы наша экспедиция 1946 года открыла местонахождение Олгой-Улан-Цаб, в твердых песчаниках которого остался лежать скелет гигантского динозавра — зауропода.
После возвращения в Далан-Дзадагад к моему отряду присоединился „Дзерен“, который должен был прибыть к этому сроку из Улан-Батора починенным и загруженным бензином. Бензин следовало доставить на Орок-нур отряду Рождественского. По пути моему отряду предстояло еще обследовать впадину Оши-нуру, заполненную нижнемеловыми отложениями. В ней американская экспедиция нашла два скелета маленьких попугаеклювых ящеров, группы пситтакозавров, которые произошли от общих предков с исполинскими игуанодонтами и утконосыми динозаврами.
За разработкой планов и разговорами мы засиделись до поздней ночи. Яркая луна осветила холмы, а небо постепенно затянулось легкими перистыми облаками. В луне они засеребрились тысячекрылой стаей больших птиц, между которыми особенно ярко горели звезды. А под серебристыми птицами, царившими между звездами, стелилась до горизонта темная земля…
Утром машины покинули котловину и увезли отряд Рождественского. В лагере стало тихо. Новожилов с Лукьяновой уныло бродили по холмам в поисках кремневых орудий древних людей. В этих сборах Рождественский был непревзойденным мастером и уже успел обобрать окрестности лагеря. Вечером мы с Новожиловым подводили итоги всей нашей работы.
Двадцатого июля из Далана за нами прибыли две машины — все, что нам смогли выделить. Однако имущества оказалось так много, что мы потратили на погрузку весь следующий день. Машины напоминали цыганские телеги: бочки, кадки, палки, кошмы, кастрюли были привязаны сзади, сверху, сбоку — везде, где только была возможность прочно укрепить вещи. Двадцать второго июля мы бросили прощальный взгляд на зеленую Алтанулу, на угрюмые зубцы Нэмэгэту, величественную Хугшо и покинули Нэмэгэтинскую котловину.
Дождливый июль везде внес изменения. Пески Хонгор-обо сомона плотно прикатались и легко пропустили машины. Высокогорный перевал через Гурбан-Сайхан зазеленел и запестрел цветами. Желтые поля альпийских плоскогорий стали нежно-зелеными, а пологие холмы по сторонам сквозной долины совершенно малахитовыми. Эта редкая в природе окраска происходила от яркой зелени полыни, через которую просвечивали пятна синеватого на солнце щебня. Влажный ветер нес по ущелью запах полыни и цветов. Густые заросли пахучей цветущей мяты виднелись издалека огромными голубыми пятнами. Каменные откосы украсились ярко-желтыми пучками цветов камнеломки.
На северной стороне перевала первым встретился нам мрачный невозмутимый як который презрительно игнорировал наши машины.
Холодным, совершенно осенним вечером мы прибыли на базу в аймак, застав Орокнурский отряд в унынии из-за отсутствия бензина. К вечеру подготовка машин к маршруту прервалась неистовым шквалом. Из низких белых облаков посыпался град в полкулака величиной. Все живое разбежалось, земля покрылась слоем льда — резко похолодало.
На следующий день Шкилев уехал в Улан-Батор на „Тарбагане“. Следом выехал Орокнурский отряд на „Волке“, „Кулане“ и „Козле“ в составе Рождественского, Эглона, Орлова, Намнан Доржа и других. Корнилов остался на базе для упаковки коллекций и отправки грузов.
Еще через день на „Драконе“ отправились и мы, быстро достигнув котловины Дагшигуин-Шубуту, находящейся в ста тридцати километрах к северу от Далан-Дзадагада. Дно котловины размокло от дождей и превратилось в опаснейшую „машиноловку“. Я много путешествовал на автомобилях, но еще никогда не видал такой невероятно липкой грязи, отодрать которую от колес было трудно даже острой лопатой. Пришлось осторожно обходить котловину вдоль ее борта. В задачу отряда входило капитальное обследование Улан-Ош, открытого Орловым, Громовым и Эглоном в 1946 году. К сожалению, проводника, водившего их, не было в аймаке. Приходилось положиться только на записи и рассказы самих открывателей. Можете представить мой ужас, когда оказалось, что никаких записей путешественники в свое время не сделали, не потрудившись даже записать расстояние по спидометру машины. Не лучше обстояло дело и с рассказами о пути по памяти: ничего внятного „открыватели“ так и не сказали. Очевидно, всецело положившись на проводника, они продремали в машине до самого места. Разыскать это отсутствовавшее на картах урочище нам не удалось. Обрывов с красными породами нижнего мела и
