прошел войну, сталинские лагеря и привык, что приказы отдаются совсем иначе.
– Лето – время отпусков, а море в Хорватии просто мечта! Море, фрукты, вино! – Грибачев весело потер руки. – Отправлюсь хоть завтра! Но есть один нюанс…
– Да?
– Беседовать с нашим кандидатом лучше на родном языке, уж больно тема странная… А я хорватским не владею. Он знает английский или немецкий?
Седой негромко рассмеялся.
– Он, Павел, ваш соотечественник, Глеб Соболев из Петербурга.
– В самом деле? – Грибачев приподнял брови. – И живет в Хорватии? Редкий случай… Из России обычно бегут в Америку, Англию или Германию… в Израиль, на худой конец.
– У него другая история. – Эмиссар пошевелил песок пальцами босой ноги. – Два года назад он встретил девушку-хорватку… здесь, в Петербурге… Марина Тешич, лингвист, переводчица с русского, стажировалась в вашем университете… Они поженились и уехали в Сплит. Сейчас он там работает, в местном госпитале.
– Но жену потерял… – молвил Грибачев. – Каким образом? Несчастный случай?
– Нет, болезнь. Лейкемия в скоротечной форме…
Грибачев шумно выдохнул. Жизнь его была долгой, и повидал он немало трагедий – погибали люди от болезней, от голода и, что самое ужасное, от рук других людей, жестокосердных мерзавцев. Мог ли Седой это исправить? Седой и другие пришельцы со звезд, следившие за Землей едва ли не столетие?.. Он часто размышлял на эту тему и пришел к выводу, что исправлять можно разными способами, и прямое вмешательство – самый худший вариант. Никакие пришельцы не смогли бы сделать Землю раем, добавить ума глупцам, вылечить страждущих и превратить негодяев в хороших людей. Слишком много горя на планете, слишком много несправедливости, слишком много накопилось грязи! Только людям под силу все исправить – разумеется, если время третьей стражи, о котором говорил О’Рейли, не заведет цивилизацию в тупик… Седой и его соратники делали единственно возможное – пытались ускорить прогресс, направить его туда, где не было тупиков.
– Он очень любил жену, – произнес эмиссар. – Эта смерть – его вторая потеря… Как я сказал, у него изрядный жизненный опыт. К сожалению, печальный.
– Вторая потеря… – повторил Грибачев. – Значит, была и первая?
По лицу Седого скользнула тень.
– Его родители погибли в авиакатастрофе. Летели всей семьей из Крыма, с отдыха, загорелся двигатель, самолет рухнул на землю. Он – единственный выживший из ста тридцати человек… Ему было семь лет.
– Грустная история… – Грибачев покачал головой, потом заметил: – Такую же я слышал от Тома Хиггинса. В юности он учился в Беркли, в Калифорнии, но каникулы проводил дома, в маленьком йоркширском городке, так что приходилось курсировать над океаном туда-сюда. «Боинг», в котором он возвращался в Штаты, упал на Ньюфаундленде. Выжили двое, Том и какая-то девчушка, совсем крохотная… – Он смолк, бросил взгляд на Седого и поинтересовался:
– Совпадение?
– Нет. – Эмиссар пустил по водам новый камешек. – Павел, вы пытались представить, как мы ищем Связующих? Как отбираем шестерых среди огромного населения планеты?
– Разумеется, пытался. Помнится, вы говорили, что нужные таланты есть у одного из миллиона… На Земле тысячи потенциальных Связующих, но найти их и выбрать лучших крайне сложно. Не знаю, как вам это удается. Особые технические средства? Какие-то датчики, ментальные сканеры или что-то в этом роде?
– Приборы тут бесполезны. Мы действуем иначе – следим за информацией о катастрофах. Видите ли, Павел, иногда есть выжившие в совершенно невероятных обстоятельствах… скажем, во время цунами, при кораблекрушении, пожаре или падении самолета… Последний случай особенно показателен: гибнут все, кроме одного человека. У вас, землян, говорят, выжил чудом… Но чудес, поверьте, не бывает. Зато есть редкий дар – влиять на цепочку причин и следствий в критической ситуации, неосознанно обращая ее к своему спасению. Чаще всего такой феномен проявляется у детей, которые со временем могут стать Связующими.
Грибачев запрокинул голову, всматриваясь в ясное летнее небо. В нем маячила серебристая стрелка авиалайнера, летевшего так высоко над заливом, что было не слышно гула двигателей. С минуту он молчал, щурясь от яркого солнца, потом заметил:
– Как же вы нашли меня? В катастрофах мне быть не довелось, в детстве я видел самолеты только издали, да и в войну на них не летал. Я, друг мой, воевал в пехоте, а когда мы попали в окружение, ушел к партизанам. И после этого…
Он снова замолк.
– После вы сидели восемь лет, потом учились, а чтобы не погибнуть от голода и холода, разгружали вагоны с цементом, – сказал Седой. – Я помню ваши рассказы, Павел! Все ваше существование было сплошной катастрофой! Но вы выжили не только потому, что сильны и умны, у вас есть дар. – Вытянув руку, эмиссар коснулся медальона на шее Грибачева. – Вот ваш защитный талисман… Его назначение – корректировать причинно-следственные связи, предохраняя вас от неприятных случайностей… Но для обычного человека он бесполезен. Он функционирует только в сочетании с вашим природным талантом.
– Интересные подробности, – произнес Грибачев. – Прежде вы мне об этом не рассказывали.
– Все приходит со временем, – послышалось в ответ. – Так что с Соболевым? Встретитесь с ним?
– Да, разумеется. Человеку, который знает свое предназначение, легче справиться с бедой… – Грибачев погладил холодную поверхность медальона, спрятал его под рубашку и спросил: – Я должен передать ему такое же устройство?
– Нет, пока нет. Сейчас он в безопасности. С ним Защитник.
– Вот как! Дело настолько серьезно? Вы полагаете, что и другие мои коллеги…
Черты эмиссара окаменели.
– Не тревожьтесь за себя и за них – Защитник здесь, и больше никто не нарушит Договор! Прошу вас, Павел, повидайтесь с Соболевым, изложите ему ситуацию… убедительно, как вы умеете… Это будет первым шагом посвящения. Если он согласится, отправим его в Лондон, и там… в общем, там его проинструктируют во всех подробностях. Вы готовы?
– Да. Постараюсь вылететь в ближайшие дни.
Седой поднялся с камня. Вода плескалась вокруг его босых ступней.
– Благодарю за сотрудничество. До встречи, Павел.
– До встречи, Седой.
Сделав прощальный жест, эмиссар зашагал к деревьям за широкой полосой пляжа. Цепочка следов тянулась за ним: отчетливые – в мокром песке, бесформенные ямки с осыпающимися краями – там, куда не доставали волны. «Сандалеты!.. – хотел крикнуть Грибачев, – вы забыли свои сандалеты!» Но другой обуви, кроме его собственной, у камней не нашлось, а эмиссар, похоже, уже не был босым.
– Ловкий фокус! Но не для нас, не для нас! Только для продвинутых гуманоидов… – пробормотал Грибачев и стал обуваться.
Глава 6
«Что происходит, что творится?..» – думал Глеб, пока дни текли и уходили, неторопливо перемещая его из прошлого в будущее. Жизнь его как бы раздвоилась на привычное бытие и эти тревожные размышления о странном – можно сказать, невероятном. Утром он вставал, завтракал на кухне, садился в машину и ехал в госпиталь, к столу под ярким светом бестеневых ламп, к очередным пациентам и коллегам в ординаторской; пил с сослуживцами кофе, обедал, перебрасывался шутками, обсуждал диагнозы, спорил или соглашался. Вечером все повторялось в обратном порядке: синий «Пежо» вез его домой, к ужину, одинокой постели и тоске. Вокруг пел, сиял и веселился Сплит, плескалось теплое южное море, ласкали взор зеленые склоны Динарского хребта, покачивали лохматыми кронами пальмы… Яркий город, а жизнь серая, тусклая… Безрадостная жизнь…
