— Олег сводником стал? Если он попытается тебе какую-нибудь бабу найти, я вас обоих зарежу кривым ржавым ножом.
— Почему кривым и ржавым?
— Кривым, чтобы больнее было, а ржавым — чтобы было не так эстетично.
Данилина слегка дернула Мельникова за рукав и, когда он скосил на неё глаза, начала строить ему глазки. Мельников слегка улыбнулся одними краями губ:
— Малыш, мы на кладбище.
— Скажи, как ты меня любишь, и я тогда отстану от тебя.
— Зоя, не возбуждай меня. Мы на кладбище.
К Мельникову сзади подошёл один из охранников и шёпотом доложил:
— Виктор Михайлович, сюда приближаются Мартын и с ним ещё четверо. Несут цветы, видимо пришли поздрав… то есть, я хотел сказать, попрощаться.
— Поставь у них за спиной пару наших ребят со стволами. На всякий случай. Пусть чувствуют себя как в гостях.
Охранник кивнул и тихо отошел. Данилина посмотрела ему вслед, потом перевела взгляд на Мельникова.
— Витя, а что он хотел? Какие-то проблемы?
— Нет никаких проблем.
— А у меня есть проблема.
— Какая?
— Я тебя очень люблю. Это самая моя большая проблема.
Мельников посмотрел на Данилину, взял её руку и слегка сжал.
— Малыш, мы же на кладбище, — сказал он.
— А я тебя люблю не только на кладбище, но и повсюду.
Он скосил на неё глаза, и они встретились взглядами. Какая глупость, что они стоят здесь, подумал Мельников, но уйти с этого представления и увести с собой эту дорогую и любимую им женщину он не мог — это было бы грубое нарушение правил общественного поведения.
Священник что-то заунывно и нараспев читал, а им было не до него и не до этих похорон. Они не были верующими, а те, кого хоронили, и подавно. Те никогда ни во что не верили, но в последнее время установилась такая традиция — хоронить денежных людей по православному обычаю с отпеванием, с кадилом, с заупокойными молитвами в церкви и другими атрибутами проводов в иной мир.
На следующий день после похорон Данилина поехала в налоговую инспекцию, а когда вернулась в офис, её перехватила Панова.
— Хорошо, что ты уже вернулась, меня Афонинчиха за тобой послала, — сообщила она. — Сидит в кабинете Афонина с полубабой или полумужиком, не пойму с кем. Пол явно не определен. Кто это, не знаешь? Родственник или она уже любовника завела?
Девушки пошли к приемной.
— С длинными волосами и глупым томным лицом? — уточнила Данилина.
— Точно. Когда он томно закатывает глаза, у меня появляется рвотный позыв. Может быть, мне надо провериться у гастроэнтеролога? Не знаешь, что это за тип?
— Знаю, это Эдик, её новый друг.
— Не успела похоронить мужа, а уже любовник появился?
— Скорее всего, это пока друг.
— От дружбы до постели один шаг. Афонинчиха пришла с таким грозным видом, что все попрятались по комнатам и боятся показаться ей на глаза. Скиба к ней сразу же помчалась, очевидно, наушничала. Вот сучка жирная! А потом она вышла и Афонинчиха сразу же начала тебя искать. Скиба, видимо, накапала ей что-то про тебя.
— Ладно, послушаем, что Галя скажет.
Девушки зашли в приемную, и навстречу Данилиной вскочил, сидевший там Матюшин. Дурачась, он вскинул руку, отдавая честь:
— Здравь желаю, благодетельница наша, шефиня!
— В армии без головного убора честь не отдают. А ты почему приветствуешь меня без своего головного убора — клоунского колпака?
— Виноват исправлюсь.
Валя засмеялась:
— Я Лёшке рассказала про вас с Мельниковым, вот он и дурачится.
— Ручку позвольте поцеловать.
Данилина манерно протянула ему руку для поцелуя.
— Вот такие они мужики, мне ведь не разу руки не целовал! — с деланной обидой сказала Валентина и Матюшин, обняв её, поцеловал в шею.
— Ладно, вы здесь разбирайтесь между собой, а я пошла, — махнула рукой Данилина и зашла в кабинет, в котором за огромным полированным столом покойного мужа восседала Афонина. У боковой стены за журнальным столиком сидел Эдик и, явно скучая, перелистывал какой-то журнальчик. Афонина, завидев Данилину, обрадовалась:
— Зоя, привет! Я уже полчаса тебя здесь жду.
— Здравствуй Галя. А я декларацию в налоговую сдавала. Что ты хотела?
— Эдик, побудь, пожалуйста, в приемной, Минут через десять поедем.
Эдик неохотно поднялся и, недружелюбно взглянув на Данилину, вышел из кабинета.
— Зоя, мне сегодня такой страшный сон приснился, — сказала Афонина. — Будто я куда-то бегу в одной короткой ночной рубашке и надеть мне больше нечего, потому что нищая. И мне так жутко стало. А вдруг я стану банкротом? Я же в бизнесе ничего не понимаю. Поэтому я решила назначить тебя своим заместителем. Будешь заместителем генерального директора? Ты согласна?
— Я не возражаю.
Афонина облегченно вздохнула:
— Ты знаешь, Лёха верил только тебе. Придет, бывало, психует, мать-перемать, выгоню, мол, эту Данилину, к чертовой матери, а потом успокоится и скажет: — А выгонишь, разворуют всё, подставят, обанкротят. Так что, Зоя, ты уж помоги, а то это для меня дремучий лес.
— Ну, хорошо, договорились.
— Зоя, и ещё одно. Я решила принять Эдика на работу.
— Принимай. В чем проблема?
— Вот его заявление, передай, пожалуйста, Скибе. И надо ему зарплату назначить тысячу баксов.
— Сколько? За что это ему такая зарплата?
— Зоя, он очень хороший мальчик. Мне очень помогает.
— Ну, если хороший мальчик и помогает, тогда пятьсот и пусть будет счастлив. Хорошим мальчикам мы больше не платим.
— Зоя, я ему уже обещала тысячу. Не упрямься. Это же мои деньги, в конце концов. И, пожалуйста, придумай ему должность, я не смогла ничего придумать.
— Галя, зачем он тебе нужен? Ты думаешь не найдешь себе ничего лучше?
— Ты его просто не знаешь. Он очень хороший, добрый и заботливый мальчик. Почему ты сопротивляешься? Я хочу, чтобы он у нас работал на окладе тысячу долларов. Я так хочу!
— Ладно, Галя, раз ты так настаиваешь, давай оформим его референтом генерального директора.
— Ух ты, Зойка, как здорово! Референт генерального директора! Как звучит! Ладно, раз мы всё решили, я исчезаю, а ты здесь руководи.
— Как это исчезаешь? А приказ о моем назначении где? Как я буду руководить без приказа?
Афонина помрачнела:
— Напиши приказ сама. Я же не знаю, как пишутся приказы. Долго это будет?
— Ладно, сейчас на компьютере напечатаю.
