принципе быть не должно?
— Как я помню, — усмехнулся Виктор, — он подобную позицию принял к концу своего творчества. Даже отказался от всего, что до того писал. Теперь вы предлагаете его мысли из сочинений, от которых автор сам же и отказался. Как такое понять?
— Да, он отказывался от авторства, но не от мыслей в них, — возразила Валентина. — У Толстого было жизненное кредо «не гордись, но бойся».
— Понятно, что такое кредо могло быть у верующего писателя. Это же означало, бойся бога, а не людей.
— Конечно, — подтвердила Валентина. — Он свято верил и чтил заповеди. Вы же знаете, что самый большой грех, это гордыня. А вы, неверующие, считаете, что это не так, — с огорчением в голосе сказала она.
Друзья переглянулись. Чувство закрытости Валентины к подобной беседе не оставляло им надежды обсуждать с ней подобные темы.
— Ладно, — заговорил Виктор. — Давайте с самого начала будем думать. Сперва я приведу отвлеченный пример. Двоим дали по револьверу. Один из них тупой обыватель, а другой умный, способный трезво рассуждать. Теперь, оба пошли вооруженными в люди. Как вы считаете, Валентина Петровна, кто из них способен натворить бед?
Валентина удивленно выслушала Виктора, никак не соображая, к чему это он ее ведет. Потом решила не обижать гостей отказом, и ответила:
— Ну, наверное, кто тупой, у того больше шансов совершить глупые поступки.
— Я тоже так думаю, — улыбнулся Виктор. — Теперь, если я скажу, что револьвер порочное человеческое изобретение, буду прав?
— Ах, вот ты к чему ведешь? — догадалась Валентина. Потом немного подумала и добавила. — Это совсем другое. Нельзя предмет сравнивать с пороком человеческим.
— Почему? Можете обосновать, почему нельзя? — настаивал Виктор.
Валентина вновь задумалась. Потом призналась, что сразу так, слету не может это обосновать.
— Не можете, потому что нет принципиальной разницы, Валентина Петровна. Револьвер тут действительно не причем. Важен человек, у которого он есть в руках. Теперь касательно гордости в самой ее максимальной выразительности, в не признанности никем преимущества. Это тот же револьвер. В умном человеке это самооценка по трезвым реальным признакам, а у тупого — по ложным надуманным признакам. А то, что непризнанно никем… Так, мало было в истории случаев, что гениев признавали сотню лет спустя? Значит, нужно говорить не гордость — порок человеческий, а тупость — порок человеческий. Потому что не будь устремленности человека быть выше остальных, не было бы прогресса вообще.
Валентина упрямо сжала губы и сердито проговорила:
— Сказано: «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать». А еще сказано: «Придет гордость, придет и посрамление. Но со смиренными — мудрость».
Виктор только развел руками и замолчал. Тогда заговорил Сергей:
— Значит так, уважаемая учительница. Отныне составляйте план занятий со школьниками с подробным содержанием тем. Представляйте директору на утверждение, чтобы больше не было подобных казусов. Договорились?
Валентина в упор уставилась на него, потом о чем-то своем подумав, потупилась и тихо проговорила:
— Да будет так.
— Ну и славно, — решительно поднялся Сергей. — Мы уж пойдем. Дела.
— Постой, Сережа, — встрепенулся Виктор. — Моя просьба осталась. — Он повернулся к Валентине. — Мы вскоре будем книги свои печатать. В связи с этим есть к вам просьба.
— Правда?! — восхитилась Валентина. — Самые настоящие книги?
— Самые настоящие, — подтвердил Виктор. — Так вот. Во-первых, потребуются учебники школьникам. Если вы составите их, мы напечатаем. Во-вторых, чтобы поддержать в этом мире нашу культуру придется по памяти стихи известных поэтов излагать. Сколько сможем. А вы, наверное, много таких наизусть знаете.
— Да уж. Знаю предостаточно, — усмехнулась Валентина. — А когда нужно-то?
— Месяц, другой, и начнем. Так что, поторапливайтесь.
— Хорошо. Прямо с сегодняшнего дня и начну.
— Договорились. Буду ждать ваших рукописей, — поднялся и Виктор. — Пойдем, Серега.
Они пошли к дверям, в сопровождении Валентины.
Уже на плато Виктор сказал Сергею:
— Невозможно с ней говорить. Полное затмение.
— Я это уже заметил. Пусть Василий Иваныч пробует дальше. Она нам не по зубам.
— Ладно. Попросим его. А теперь о делах наших скорбных. Серега, я не знаю, каков состав металла для отливки литеров. Может, ты этим займешься?
— Не вопрос. Займусь. Что еще?
— Еще, касательно типографской краски. Помню только про сажу и оливковое масло.
— И смола, — добавил Сергей. — Иначе будет сходить с бумаги. И не обязательно оливковое масло. Можно, наверное, и наше конопляное использовать. Короче, поэкспериментирую и скажу точно. А еще лучше, дам тебе готовую краску. Не боись.
— Спасибо, друг, — обрадовался Виктор. — Тогда нет проблем.
— Проблема есть, — вздохнул Сергей. — Изоляционное покрытие медных проводов — вот проблема моя.
Виктор, молча, шел рядом, когда резко остановился и хлопнул себе по лбу:
— Нет проблемы! — воскликнул он. — Плетенка!
— Сергей непонимающе поглядел на друга.
— Вот что, Серега. Сделаем по принципу ткацкого станка плетение сванговой нитью вокруг проволоки. Вот и все решение проблемы.
— Ой, блин! — оторопело встал Сергей. — А сможешь?
— Такой станочек? — презрительно хмыкнул Виктор. — Конечно. Принцип известен.
— Витек! — Сергей полез обниматься.
Виктор сорвался от него подальше и с улыбкой попросил:
— Только без рук.
Но Сергей все равно догнал и сгреб его лапищами.
— Всё, всё, — вырвался из его хватки Виктор. — Пора и честь знать. Работать надо.
Виктор вернулся в ангар, чтобы закончить дело с недовершенной матрицей и приняться за плетеночный станок. А Сергей нырнул в кузнечный цех, чтобы выяснить, как обстоят дела с холодной протяжкой медной проволоки.
В углу стоял большой деревянный барабан уже наполовину замотанный проволокой. Формирующая плашка продолжала медленно подавать сквозь фильеры на него медный шнур.
Вечерком Василий Иваныч заглянул к Виктору с предложением посетить баньку. Они зашли за Сергеем и втроем пошли париться. По дороге Василий Иваныч сделал необычное предложение:
— А давайте возьмем с собой Бориса тоже.
Собственно, друзьям было ни к чему в совет, а такие бани проходили обязательно с обдумыванием дальнейших планов триумвирата, приглашать постороннего, но предложение профессора пустой прихотью не могло быть. Явно что-то задумал человек. Поэтому, Сергей поймал первого попавшего под руку парнишку, дал срочное задание сбегать в бараки и позвать Бориса в баню. Сами пошли дальше.
Пока топили каменку, пока распивали первые бокалы вина, в дверях возникла статная фигура зодчего. Он поздоровался и вопросительно глянул на Сергея.
— Борис, ты еще не парился тут? — спросил его Василий Иваныч.
— Нет еще. Не приходилось. Хотя все уши прожужжали.
— Правильно, что прожужжали. Давай, научись и этому искусству. Раздевайся вон там, накидывай на
