в роду офицерскую подготовку и пережил почти столь же обязательную автомобильную аварию. Его машина налетела на мотоцикл с коляской возле Карлберга, как и подобает молодому офицеру; бедняга мотоциклист сильно повредил одну ногу, пассажир отделался незначительными травмами. Принца приговорили к уплате тридцати дневных ставок денежного штрафа (ставка составляла 10 крон) и обязали обеспечить мотоциклисту солидную компенсацию в 5000 крон. Ранее, в восемнадцать лет, только-только получив водительские права, Карл-младший заехал в кювет, причем в автомобиле находилась его маменька.
По завершении офицерской подготовки начался более оригинальный этап его образования, не где- нибудь, а в Польмановском коммерческом институте. К несчастью для себя и своей семьи, принц решил стать коммерсантом.
Бездельники из состоятельных семей довольно часто выбирают стезю бизнесмена, ведь особых усилий тут вроде как не требуется, да и сделок пусть будет немного, зато крупных и прибыльных, и в худшем случае все заканчивается разочарованием. Но для принца Карла-младшего все закончилось гораздо хуже — позором и бесчестием не только в прессе, но перед судом, а также процессами, которые тянулись год за годом.
Он открыл фирму, предполагая вести дела в Бельгии, что вполне резонно, но как раз в этом, пожалуй, и не преуспел. На первых порах коммерческая деятельность еще выглядела респектабельно, хотя оставался открытым вопрос насчет продажи готовых деревянных домов на Филиппины.
«Коммерческая деятельность» принца широко разветвилась и стала труднообозримой. Возникла неразбериха с векселями, займами, дорогими морскими судами, которые не возвращались к владельцам, и фильмами, которые опять же не возвращались; а как-то раз продавали книжное издание «Шведские короли», весьма неприглядный гешефт под прикрытием имени принца. Большей частью речь шла не об инициативах самого ленивого принца, хватало господ рангом пониже, которые затевали делишки, где можно было воспользоваться его именем.
В этих гешефтах, «делании денег на имени принца Карла-младшего», со временем стал верховодить исключительно предприимчивый, дерзкий и харизматичный мошенник по имени Берль Гутенберг; его фамилия послужила источником множества анекдотов, вроде того, что Гутенберг изобрел искусство припечатывания, сиречь нажима. Фактически этот малый был конским барышником — четвероногие как обеспечение займов были не редкостью. Люди, имевшие с ним дело, впоследствии рассказывали, что его способность убеждать прямо-таки пугала, если не граничила со сверхъестественным. Когда в итоге грянул крах и начались многочисленные и прискорбные судебные разбирательства, вскрылись поразительные обстоятельства — например, как Гутенберг «организовывал» принцу деньги. Доверенные курьеры доставляли в стокгольмский отель «Странд» у Нюбрувикен конверты с лаконичной надписью «Чарли», ведь именно так звали принца друзья. Если таковые у него были, точнее-то сказать «знакомые». Конверт мог содержать ни много ни мало 40 000 крон наличными — умножьте на пять или на десять, тогда поймете, сколько это на нынешние деньги. Иногда принц в свою очередь переправлял деньги Гутенбергу. Бывало, Гутенберг выручал принца, когда ресторанные счета оказывались чересчур уж высоки.
Со временем выяснилось также, что в своих рискованных аферах Гутенберг частенько балансировал на грани банкротства — долги колоссальные, а платить нечем. В начале пятидесятых принц Карл-младший настолько увяз в этой деятельности, что собственная семья хотела установить над ним опеку — мать и сестры не видели иного способа положить конец бедствию. Отец скончался в 1951 году, и ему не пришлось смотреть на ужасное развитие событий.
Чтобы избежать опеки, принц Карл-младший прибегнул к странному способу. Был составлен фальшивый договор, из которого, в частности, следовало, что если его не возьмут под опеку, то некий кредитор спишет долг в 240 000 крон, который в противном случае придется гасить. Перед ошеломленным судом принц Карл-младший спустя несколько лет невозмутимо заявил, что с помощью этой откровенной фальшивки обманул мать и лгал ей в лицо касательно довольно серьезных вещей. Взятие под опеку явно не утратило актуальности.
К несчастью для всех, в Смоланде существовало огромное поместье под названием Хусебю, в свое время купленное англичанином по фамилии Стивенс, который сколотил состояние на строительстве железных дорог в Индии и завещал означенное поместье трем своим дочерям. Ниже речь пойдет прежде всего о незамужней старушенции — барышне Флоренс Стивенс.
Эта дама, определенно слегка с приветом, была в общем-то обаятельна своей чудаковатостью, и к числу ее старосветских заскоков принадлежала болезненная слабость к королевским особам. Она гордилась, что таковые гостили в Хусебю, причем ленивый, безвольный, часто улыбающийся и изысканный принц Карл-младший ходил у нее в фаворитах.
Поместье находилось в крайне запущенном состоянии, потому что барышня Стивенс не желала нанимать дельного управляющего, который мог бы положить конец халатности, равнодушию и повсеместному мелкому воровству. Она вообще не хотела платить приличное жалованье персоналу, чем все и оправдывали мелкие растраты, а то и кое-что похуже. Когда газеты начали писать про Хусебю, в частности, отмечалось, что за скотиной надлежащим образом не ухаживали, двух коров нашли в хлеву мертвыми, навоз не вывозили несколько лет и так далее, и так далее. А ведь при квалифицированном управлении поместье и хозяйство давали бы прибыль, тут все были единодушны.
Берль Гутенберг, над которым постоянно висела угроза банкротства, смекнул, что если сказать барышне Стивенс, будто принцу Карлу-младшему тоже грозит банкротство, то добрая (ну-ну!) старушенция наверняка раскошелится. Широко известен похожий случай, когда он пытался выудить 400 000 у великодушного старого роялиста, которого упомянутая сумма привела в ужас. Сошлись они на четверти миллиона — по денежному курсу пятидесятых годов, ныне цифра будет семизначная. В залог он предоставил нескольких породистых (ну-ну…) рысаков и скаковых лошадей.
Не кто иной, как Вильгельм Муберг, был так взволнован бедами Хусебю, что сочинил пьесу, основанную на этих и прочих обстоятельствах. Называлась она «Сказочный принц», но даже этот большой смоландский писатель не сумел должным образом оценить величайший в Смоланде скандал; реальность во много раз превзошла писательскую фантазию.
Появляется тут и еще один господин с почтенным именем де Геер; будучи крупным кредитором Гутенберга, он не мог не поддерживать его, иначе ему самому грозила катастрофа. Барышня Стивенс, с деловой точки зрения определенно неуравновешенная, не способная мыслить здраво и вообще бесталанная, то ярилась на Гутенберга, то назначала его управляющим. Если бы он занимался только поместьем, а не своими гешефтами, то, возможно, сумел бы вытащить Хусебю из катастрофической ситуации, говорили впоследствии, ведь он сам владел усадьбой в Уппланде, и дела там вправду обстояли не так, как в Хусебю.
Карусель с займами, векселями, поручительствами и прочими документами продолжалась, пока в один прекрасный день дальше просто не пошло. После многих обстоятельных и сложных судебных разбирательств Гутенберг в 1958 году был осужден за крупное ростовщичество, растрату в особо крупных размерах, мошенничество в особо крупных размерах и сел за решетку; кстати, процессов было несколько. Какую же роль сыграл во всем этом принц Карл? Н-да, как ни странно, его не осудили. Провели психиатрическую экспертизу — насколько нам известно, впервые такой процедуре подвергли королевскую особу, — и пришли к выводу, что он вполне вменяем, однако меру пресечения можно назначить условно. Без сомнения, он часто подписывал бумаги, не читая (чему, собственно, его учили в Польмановском коммерческом институте?). Напрямую об этом писали редко, но говорили, что сделки и подписывание бумаг нередко имели место в питейных заведениях после еды и возлияний; наверняка тут есть большая доля правды. Он оскандалился на всю жизнь — виновный ли, нет ли. Во дворце пытались оправдать его перед кузеном, королем Густавом VI Адольфом, который очень рассердился, что бывало с ним нечасто, и заявил, что принц не мальчишка и должен отвечать за свои поступки. Состоялся серьезный разговор, после чего принц покорно вернул Орден серафимов, каковой, как и все августейшие Бернадоты, получил при рождении.
В разгар означенных событий он не только был желанным гостем на борту яхты «Кристина», принадлежавшей Аристотелю Онассису, но по-прежнему оставался любимцем барышни Флоренс Стивенс! Единственная соринка в любовном кубке — его будущая третья жена принадлежала не к дворянскому, а к норвежскому крестьянскому роду. В Хусебю ее определенно не жаловали.
