сколько твой умник бананов наставил? И кому? Ты, Двинов, хоть
знаешь, кто у нас в городе кто? Ты фамилии когда читаешь, то у те-
бя хоть что-нибудь ёкает или ты носишь бестолковку на плечах
только для фуражки? А? ХА-ХА-ХА – живот трясся от смеха, и
складывалось впечатление, что он, т.е. живот, выпрыгнет из штанов
и укатится далеко-далеко.
- Владимир Васильевич! Не сердись! Он же еще молодой, па-
цан. Мы его обработаем! – Корефанов показывал потихонечку
Двинову кулак, а сам игриво улыбался, глядя на Бровского.
С тех пор Двинов ни разу не поставил ни двойки, ни пятерки.
Двойки ставить было нельзя, а пятерки – не за что.
15 Так уж повелось, что каждый руководитель в МВД 'отделывает' свой кабинет либо деревом, либо ДСП, либо еще чем-нибудь дере-
вянным. Причем всегда есть цветной телевизор, видик, компьютер, факс, холодильник и ... обязательно диван. Многие вещи и приборы
стоят в кабинете 'для балды', т.к. пользоваться ими хозяин не умеет. А отдать в пользование подчиненным - жалко.
16 Обычно Бровский вставлял матерные слова для связки слов через слово или, иногда, через два. Здесь же был мат на мате, мат - пере-
мат.
68
После разговора по телефону с женой Двинов уже не мог за-
давать умных вопросов и ухватывать главное из ответов слушате-
лей. Не читались и его собственные лекции. Оставалось только од-
но – курить и продолжать прием экзамена.
Монзиков только спустя много лет узнал, что его пятерку по-
ставили другому, а в диплом пошла тройка, которая никак не пор-
тила общего среднего бала диплома – 3,0.
*****
Кефиров, внимательно слушавший рассказ Александра Ва-
сильевича, спросил у Монзикова, а не хочет ли Монзиков, напри-
мер, тоже заняться литературой.
- Понимаете, Александр Васильевич! В нашей тяжелой работе
нужна отдушина. У одних – это водка, у других – бабы, извините,
пожалуйста, ну а у нас с Вами - это стихи. Ведь как приятно про-
честь где-нибудь в транспорте или еще где-нибудь хорошие, краси-
вые стихи, которые сразу же уносят в даль, которые зовут тебя все-
го, без остатка…. Ну, как? Вы согласны? – и Кефиров, как только
мог, с силой сжал обеими руками руку Монзикова.
- Владимир Николаевич! Дак ведь я – это…
- Ничего, ничего! Вот лучше послушайте, что у меня получи-
лось ко Дню милиции, – и Кефиров встал у окна, поднял правую
руку, а затем, вытянув по-ленински вперед, подбоченясь, начал
громко и не спеша декларировать очередной шедевр.
Монзиков пребывал в глубоком раздумье. Он не помнил уже
начала разговора и цели своего визита. Хотелось курить, курить и