проданы — явление далеко не обычное, как ее уверил Вестас. Стоило ей только захотеть, и она могла бы получать значительно больше денег, давая интервью и публикуя репродукции своих картин, но она отвергала все подобные предложения. Если она занималась живописью, то только потому, что ей этого хотелось. Работа приносила радость ей и Алексу. Одобрение ценителей искусства нужно было ей постольку, поскольку оно свидетельствовало, что она чего-то достигла и продолжает идти вперед.
Они провели чудесное лето на своем острове. Без гостей все же не обходилось. Энн поняла, что, хотя Алекс «ушел от дел», как ему казалось, он всегда будет находиться в водовороте деловых контактов. Случалось тем не менее, что они по нескольку дней никого, кроме слуг, не видели. Правда, телефоны продолжали трезвонить, слышалось бормотание телексов и рокот вертолетов, но Энн уже стало казаться, что полная тишина угнетала бы ее.
В ее шкафах висели красивые наряды, многие из них ненадеванные. Алекс, казалось, больше не стремился всюду бывать, все видеть, находиться среди людей, привлекать внимание. Он хотел одного: быть с Энн.
Она наслаждалась этим периодом своей жизни. Вначале, после ее брака с Алексом, ей доставляли большое удовольствие роскошные туалеты, изысканные драгоценности и — совершенно для нее неожиданно — восхищенный интерес мужчин. Но сейчас, оглядываясь на это время, она чувствовала, что это ей надоело, как ребенку, объевшемуся мороженым, надоедают сладости. Пора было остановиться, расслабиться. То, как они жили сейчас, было ей гораздо больше по душе.
Энн отпустила волосы. После недель, проведенных под неистовым греческим солнцем, ей не нужно было обращаться к парикмахеру, чтобы их обесцветить. По острову она расхаживала в шортах, майке и кроссовках, а в Гэмпшире носила удобные тренировочные костюмы. Волосы она неизменно завязывала сзади в «конский хвост». Благодаря всему этому она выглядела такой естественной и привлекательной, что никто не мог бы догадаться о ее истинном возрасте — ей трудно было дать больше тридцати лет.
Большую часть времени Энн проводила у мольберта, но она не принадлежала к утонченным художникам-анахоретам, чурающимся людей. Ее работа не страдала от того, что Алекс разговаривал с ней, в мастерскую заглядывали друзья, а телефоны не умолкали. Анна могла бы сосредоточиться, с гордостью говорил Алекс, в самый разгар народного восстания.
Должно быть, именно эта способность целиком отдаваться работе и подготовка к третьей выставке помешали Энн заметить, что Алекс, в последнее время такой спокойный, ускользает от нее, становится все более напряженным, а иногда и раздражительным. С каждым днем он являлся все позже в мастерскую, бывало, что до его появления проходило целое утро. Она решила, что новый распорядок дня надоел ему.
— Ты уже пресытился нашим новым образом жизни? — спросила она как-то, когда он только днем зашел к ней.
— Прости, я не понял?
— Весь этот год ты проводил со мной почти все время с утра до вечера, а теперь все чаще исчезаешь. У тебя, может быть, завелась новая пассия? Или твой отход от дел уже чистая фикция? — шутливо добавила она.
— Нет, нет! Просто возникли некоторые небольшие, но неприятные проблемы, которые моим помощникам не разрешить без моей гениальной помощи, — объяснил он, отрывисто засмеявшись.
Энн подняла голову. Смех был безрадостным. Она пристально посмотрела на мужа и в первый раз заметила напряженное выражение его лица.
— Ты хочешь что-то мне рассказать? — осторожно спросила она.
— Нет ничего такого, с чем я не мог бы справиться. И во всяком случае, ни малейшего повода беспокоить мою знаменитую жену!
— Если бы у тебя были серьезные неприятности, ты сказал бы мне, правда?
Энн прокляла свою увлеченность живописью и с этого дня начала внимательно следить за Алексом. Она заметила, что он мало есть, а пьет, наоборот, гораздо больше. Снова сделался вспыльчивым, чего с ним не случалось уже много месяцев. Она чувствовала, что его что-то гнетет. На все ее вопросы он неизменно отвечал, что нет ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться. Ее предложение посоветоваться с врачом он встретил взрывом смеха.
— Мне? Да я здоров как бык! Разве я не доказываю тебе это каждую ночь?
Однако Энн всполошилась. Она обращалась к Фей и Найджелу, но они отвечали ей так же беззаботно, как и сам Алекс. Все в порядке, говорили они, просто Алекс стал опять заниматься делами. И спрашивали смеясь: неужели она всерьез думает, что он действительно уйдет на покой? Возможно, Янни мог бы кое-что ей объяснить, но она не могла заставить себя спросить у него. Он с самого начала вызывал у нее раздражение и недоверие. Теперь эти чувства настолько обострились, что она стала по возможности избегать встреч с ним. Энн отдавала себе отчет в силе уз между Алексом и Янни, уз, подобных тем, что связывают тонущего человека с его спасителем. Она понимала, что, не будь Янни, Алекс, вероятно, попал бы в тюрьму и они никогда бы не встретились. Она должна всю жизнь испытывать к Янни благодарность. Тем не менее она была не в силах общаться с ним.
Так прошло несколько недель. Энн продолжала оставаться в неведении и беспокоиться.
— Можно с тобой поговорить, мама?
На пороге мастерской стояли, держась за руки, Фей и Найджел.
— Конечно, дорогие, входите! — Энн выпрямилась и потянулась. — В любом случае я уже достаточно поработала на сегодня. Выпьете что-нибудь?
Фей и Найджел сели на кушетку, где обычно располагался Алекс. Подойдя к ним с подносом и наполненными стаканами, Энн только теперь заметила, что оба явно нервничают.
— Что-то случилось? — задала она излишний вопрос.
— Мы думаем… нет, мы знаем, что у Алекса серьезные финансовые затруднения и он все больше погрязает в них, — без обиняков выпалила Фей.
— О Боже! Как это могло произойти? Когда? — Энн опустилась на стоявший напротив стул.
— Это накапливалось постепенно, в последние полгода. Мы начали беспокоиться, однако Алекс был убежден, что дело просто в кратковременном падении курса акций и что ему удастся справиться с трудностями.
— А в чем они заключаются?
— Это довольно трудно объяснить… В течение последнего года заключаемые сделки не приносили Алексу прибыли, хотя, казалось бы, этого легко было избежать. Вначале мы приписывали неудачи тому, что он меньше занимается делами, а у нас недостаточно опыта. Но неудачи следуют одна за другой, а мы не такие уж простаки, правда, Найджел?
— Я сперва обвинял во всем себя, — сказал Найджел с расстроенным видом. — Но теперь я уверен, что причина в другом. Видите ли, Энн, вопрос главным образом в деньгах. После каждой заключенной сделки надо платить уйму денег юристам, архитекторам, проектировщикам и так далее. Это обходится иногда в сотни тысяч, а если в конечном счете сделка срывается, то вы только проигрываете, не получив никакой прибыли… — На его красивом лице опять появилось озабоченное выражение, которого Энн давно не видела.
— Скажите, разве Алекс не может позволить себе потерять несколько миллионов, Найджел?
— Да, конечно, если в дальнейшем намечается поворот к лучшему, но сейчас положение складывается не в нашу пользу. И это не все. Недавно произошла настоящая катастрофа: лопнуло несколько контрактов. В свое время Алекс предвидел бы это заранее и без труда повернул бы дело в свою пользу. Он всегда был на шаг впереди всех — в этом и заключается его сила. Теперь же создается впечатление, что какой-то подлец раньше самого Алекса точно знает, как он собирается действовать.
Найджел подлил вина в бокалы. Энн только сейчас обратила внимание, что, говоря о ее муже, он называет его Алексом. Она не могла вспомнить, когда в последний раз слышала, как он произносит «мистер Георгопулос». Исходила ли инициатива от Алекса, или было это еще одним доказательством возросшей уверенности в себе Найджела?
— К сожалению, беды и на этом не закончились, — добавила Фей. — В последние месяцы произошло несколько несчастных случаев — на сталелитейном заводе и на других предприятиях погибли люди. Доказать мы ничего не можем, но абсолютно уверены, что виной всему саботаж. Я знаю, это неприятное
