Но подняться на ноги не успел — подъемом ноги Лариса нанесла ему страшный удар в лицо, и тот, опрокинувшись назад, перелетел через тело лежащего Вадима. У него был сломан и вдавлен нос, разбиты губы и брови, и кровь заливала лицо.
Двое остальных напавших на мгновение замерли — они не ожидали такого развития событий. Но сразу же спохватившись, один из них, очевидно опытный уличный боец, попытался ударить Ларису в тот момент, когда она наносила удар ногой его подельнику. Интуитивно почувствовав его намерение, она, резко на пятках развернувшись к нему и слегка отклонившись в сторону, нанесла опережающий прямой удар сжатыми фалангами пальцев в горло. Тот, синея на глазах и схватившись руками за горло, заглатывал широко открытым ртом воздух. Продолжая разворот, Лариса нанесла удар ему ребром правой ладони в шею, в область, где проходит правая сонная артерия. Этот удар, который сбивает человека с ног и, в большинстве случаев, вызывает обморочное состояние, ставил ей прапорщик Петрович, поэтому напавший, закатив глаза, молча и послушно свалился на землю как мешок с картошкой.
Четвертый хулиган, который вначале попытался ударить Вадима, в панике бросился бежать — страшное зрелище, представшее перед его глазами, вызывало желание оказаться как можно дальше от этой мясорубки. Но он успел пробежать не более десяти метров. Быстро догнав его, Лариса нанесла несильный удар в область позвоночника, и беглец с размаху растянулся на траве во весь рост.
Мастера внутренних стилей могут несильным прикосновением к позвоночнику оставить человека калекой на всю жизнь. Она не была таким мастером, поэтому немного промахнулась мимо нужной точке. Тем не менее, упавший ощутил острую боль в позвоночнике, лишившую его способности некоторое время двигаться. Это никак не повлияло на его способность кричать, однако Лариса не обращала внимания ни на его крик, ни на стоны остальных хулиганов. Она кинулась к Вадиму, который пришёл в себя и пытался сесть. Она помогла ему встать и с ужасом увидела, как на затылке Вадима, буквально на глазах, растёт шишка.
— Вадичка, милый, тебе надо срочно в больницу. У тебя может быть сотрясение мозга, не дай Бог, — жалобно говорила Лариса, ругая себя за то, что тянула время, вместо того, чтобы быстро и решительно разобраться с этой компанией. Тогда бы её Вадик не пострадал. Но, вместо того, чтобы действовать, она думала, сомневалась.
— Мысль — это червь сомнения, а сомнение точит решимость действовать, — говорил Вася Буланов. — Или думать, или действовать. Если вы совмещаете оба процесса во времени — вам суждено проиграть.
'Вася, как всегда, прав', — подумала она, отряхивая костюм Вадима. Но он оттолкнул её руку, и она удивлённо на него посмотрела.
— Я в больницу не поеду, я иду домой, — сказал Вадим и, пошатываясь, направился к выходу из сада.
Его подташнивало, бросало в пот, кружилась голова, и шатало из стороны в сторону. Но самым болезненным был жгучий стыд, накрывший его волною. Вместо того, чтобы сразу же встать и уйти, он начал разыгрывать из себя героя! А когда возникла необходимость защитить любимую девушку, оказался совершенно беспомощным! И он еще считал себя мужчиной! Как же она должна презирать его, беспомощно валяющегося на земле! Не он ей, а она ему помогла подняться, жалея его как маленького ребенка!
Непонятно, как так получилось, что все хулиганы валялись на земле и стонали. Прохожие, что ли, вмешались? И где спасители? У него разламывалась голова, и он боялся, что сейчас его стошнит. Не хватало ещё, чтобы его стошнило при Ларисе. Он будет у неё вызывать тогда не только презрение, но и брезгливость!
Боясь взглянуть ей в глаза и увидеть в них презрение, он направился нетвердой походкой к выходу. Видя, что его качает, Лариса снова сделала попытку поддержать его под руку, но он вырвался.
— Вадик, я поеду с тобой в больницу, — повторила она, но Вадим остановился и, смотря немного мимо неё, так как не смог сфокусировать взгляд, раздельно сказал:
— Мне больница не нужна, я еду домой.
— А я? — удивлённо спросила Лариса.
— А ты? А ты в гостиницу, — отрезал Вадим и, повернувшись, пошёл к выходу.
Лариса смотрела ему вслед, и её глаза становились влажными. Какое моральное право он имел с ней так поступить? Как он может уехать домой, бросив её одну вечером в городском саду, кишащим хулиганами? Разве она не предлагала ему сразу уйти? Разве она не защитила их обоих?
В ней росла обида на такое несправедливое отношение, ничем немотивированное пренебрежение, и она прилагала героические усилия, чтобы не расплакаться. Это конец её романа, оказавшимся таким краткосрочным! Стало стыдно перед собой за свои глупые эротические фантазии и дурацкие, как она сейчас поняла, планы насчёт серьезности их отношений. Какая же она дурочка, что поверила в его любовь и в то, что у них всё серьёзно! Как она могла так ошибиться, как могла не разобраться, что он из себя представляет?!
Лариса пошла за Вадимом и увидела, как тот садится в автобус. Он поставил ногу на ступеньку, но нога соскочила, и Вадим мог бы упасть, если бы какой—то пожилой мужчина не поддержал его. Ей стало жалко его, но, с другой стороны, такой неблагодарный человек ей не нужен!
Она пришла в свой гостиничный номер и, не раздеваясь, бросилась на кровать. Лена её ни о чём не спрашивала, и Лариса была ей за это благодарна: только такой близкий человек как Лена может без слов понять всю глубину её горя!
Глава 12. Юля Шатунова в детском доме
В детском доме Юле понравилось, и она была увлечена своей работой: ухаживала за малышами из младшей группы, застилала их постельки, мыла ночные горшки и полы, складывала игрушки. Малыши тянулись к ней, и она твердо решила, что после окончания школы поступит в педучилище, станет воспитательницей в детском садике. Однако существовала проблема со школой. Учёбу она бросила ещё в апреле, когда ушла из дома после того, как два грязных скота её изнасиловали. Возвращаться в старую школу ни за что не хотела, а в новую без документов не примут. Ей вряд ли отдадут документы, а вот Грузнову могут, поэтому Юля решила пойти к нему и поговорить. Он к ней хорошо относится, пристроил в детский дом, может и со школой поможет?
У неё с ним установились хорошие отношения, особенно после того, как она подтвердила, что видела какого—то мужика на даче в ночь убийства подполковника Смирягина. Грузнов однажды зашёл к ней в детский дом и повёз к себе в милицию. Там он снова показал фотографию какого—то неприятного типа, и спросил, видела ли она этого человека перед тем, как тот усыпил её эфиром. Юля никого не видела, потому что спала, но по взгляду Грузнова догадалась, что ему от неё нужно. Она рассказала, что этого дядьку видела в тот момент, когда проснулась от какого—то постороннего звука, но потом почувствовала на своём лица мокрую тряпке и больше ничего не помнит.
— Умничка, — радостно похвалил Грузнов. — Если у тебя будут какие—нибудь проблемы, Юленька, сразу же обращайся ко мне.
Поэтому она надеялась, что он ей поможет и в этот раз. Кроме того, она хотела посоветоваться с ним ещё по одному вопросу. К ней обратилась одиннадцатилетняя девочка, рассказавшая, что её четырёхлетнего братика хотят отдать каким—то заграничным людям на усыновление. Эти люди увезут братика к себе в другую страну, и она его больше никогда не увидит.
Девочка плакала и не знала что делать. Юле стало её очень жаль и, набравшись смелости, она подошла к директору детского дома с вопросом: правда ли, что маленького Серёжу хотят отдать каким—то людям на усыновление. Реакция директора была бурной и совершенно неожиданной, хотя Юля просто хотела обратить внимание директора на волнение Серёжиной сестрички по этому поводу.
— Не строй из себя равную мне, — кричала директор, сверкая налившимся кровью глазами. — Мой полы, горшки и больше ни во что не вмешивайся! Ты вообще здесь стоишь на одной ноге, и я в любую минуту могу тебя отсюда вышвырнуть.
