пустилась в обсуждение современных женщин, как называла девушек, учившихся вместе с нею в Вассарском колледже.
Когда я поведала ей, что тоже училась в университете, я поняла, что она уже считала нашу дружбу прочно закрепленной.
Мы въехали в городок Грейт Нек и покатили по дороге, где дворцы богачей выходили окнами на Лонг Айленд Саунд и в сторону видневшейся в отдалении береговой линии Коннектикута. Снова подумав о Поле, я сказала себе, что Сильвия просто благообразная молодящаяся женщина, напоминавшая Теренсу его униженную мать.
— Вот мы наконец и доехали! — воскликнула Грэйс, когда машина проехала через кованые железные ворота и покатилась по длинной аллее.
Дом Салливэна стоял на пяти акрах тщательно ухоженной земли, и хоть лишь отчасти, но совершенно явно походил на Тадж Махал.
— Я постоянно забываю, как он вульгарен, — пробормотал Брюс, нарушая свое долгое молчание. — Каждый раз, приезжая сюда, удивляюсь этому заново.
— О, дорогой, вы же еще не погрязли в чеховском унынии, не так ли? Я знаю, что вам ненавистны подобные сборища, но я твердо обещала Кэролайн…
— Знаю, знаю.
— Выпьете пару бокалов мартини, Брюс, — сказал Теренс, — и будете наслаждаться этой вульгарщиной.
— Ненавижу пить слишком много!
— Вы-таки хватили достаточно водки в последний уик-энд с этим русским фанатиком Красновым!
— Это совсем другое дело. Я хотел дать ему почувствовать, что мы братья, хотя, должен признаться, я в общем не согласен с его взглядами на Троцкого.
— Ах, не будем говорить о политике… Терпеть ее не могу! — взмолилась Грэйс. — Смотрите-ка, сколько здесь уже народу, а я-то думала, что мы приедем первыми! А вот и Кэролайн.
Нас провели в бальный зал, двери которого выходили на широкую террасу. Уже вовсю играл оркестр, но танцевать пока никому не хотелось, и большинство гостей, выйдя на террасу, восхищались мраморными фонтанами и ухоженными газонами. Многочисленные лакеи-негры, все в ливреях, неторопливо расхаживали между гостями с серебряными подносами, полными всяких закусок, и с серебряными же кувшинчиками с коктейлями. Люстры изливали какой-то «порочный» свет, словно выманивая из теней дух декаданса.
Очень энергичная женщина с блестящими, коротко постриженными черными волосами, загорелым лицом и ярко-красными губами громко воскликнула:
— Брюс… Грэйс… Теренс… дорогие мои! Как чудесно вас видеть! — и живо' покрутила рукой, утрируя жест из известной пьесы «Чай на двоих». Она обменялась летучим поцелуем с Грэйс и чуть отодвинула в сторону Теренса, чтобы разглядеть меня. — Мисс Слейд! Я Кэролайн Салливэн. Рада вас видеть! Вы привезли своего малыша?
Я услышала, как за моей спиной ахнула Грэйс.
— К сожалению нет, госпожа Салливэн, — мягко отвечала я. — Ваш муж был так любезен, что пригласил и его, но он быстро устает, и я подумала, ему лучше остаться дома с няней.
— Ну что ж, он приедет в следующий раз поиграть со Скоттом и Тони! Я уверена, что им понравится новый друг, и… О, привет! Вильма, дорогая, как мило, что вы приехали! Извините, мисс Слейд…
— Выпьем, Дайана? — тихо предложил Теренс.
— Благодарю, — повернулась я к нему, чтобы взять бокал с коктейлем цвета морской воды.
— Сколько лет вашему мальчику? — спросила Грэйс голосом, в котором так и сквозило любопытство.
— Три.
— Вы сказали… Простите, я, должно быть, плохо вас поняла. Мне послышалось, вы сказали…
Я уже давно привыкла рассеивать смущение своих собеседников. И успокаивающе улыбнулась ей.
— Нет, я не замужем, — проговорила я. — Я не верю в брак, но это не больше, чем моя личная философия, которую я отнюдь не собираюсь навязывать другим, и надеюсь, что это вас не огорчит.
— О, нет, разумеется нет. Но…
По блеску в ее глазах я поняла, что она была готова снова подхватить тему эмансипации женщин, и почувствовала большое облегчение, когда Теренс предложил мне познакомиться кое с кем из его знакомых.
— Дайана Слейд!
Я обернулась. Это был Стивен Салливэн.
— Вы выглядите колоссально! — с манерной медлительностью проговорил он, рассматривая меня и так, и этак своими ярко-голубыми глазами. — Зайдите как-нибудь к нам, на угол Уиллоу и Уолл-стрит, поговорим о вашей очередной ссуде!
— Не раньше, чем вы перестанете смотреть на меня как на корову на скотном рынке! — возразила я. — Имеете ли вы хоть какое-то представление о том, как оскорбительно, когда на тебя смотрят как на кусок мяса?
— Но какое мясо! — смеясь, отозвался Стивен. — Какая корова!
— О! — Я была готова выплеснуть ему в лицо коктейль из бокала, но в этот момент его строго окликнула жена:
— Стивен! — и он отошел, чтобы уделить внимание другим гостям.
— Не обращайте большого внимания на Стива, — успокоил меня Теренс. — Он обращается так с каждой встреченной им женщиной. Старается польстить им.
Я отнеслась к этому скептически, но Теренс, отказываясь принимать всерьез мое недовольство, принялся знакомить меня с как можно большим числом людей, и я скоро забыла про Стивена Салливэна. Я неизбежно оказалась вдали от Теренса, и лишь в ужасе думала о том, что не могла вспомнить ни одного имени, когда ко мне обращался какой-нибудь незнакомец и представлялся мне, являя очередной пример американского дружелюбия. Англичане вполне могут улыбнуться: «Но ведь американцы такие поверхностные!» Однако, если бы я оказалась на каком-нибудь крупном приеме в Англии, я была бы только рада, если бы другие незнакомые мне гости проявляли такую же непринужденную любезность и по- современному очаровательную обходительность.
Американцам нравился мой акцент, они расспрашивали обо всем интересном, что происходит в Англии («Что подают королевской семье к завтраку?» «Изменился ли Лондон с диккенсовских времен?»), и осторожно интересовались тем, что я думала об их великолепной стране. Читала ли я о скандале Типота Доума? Что я думаю о президенте Кулидже? Будет ли действительно функционировать Лига Наций? Я стала чувствовать себя дельфийским оракулом и находила весьма забавным двусмысленно отвечать на вопросы в лучшем стиле классической традиции. Было так легко находиться среди людей, от которых не услышишь за спиной: «Она дочь Гарри Слейда, помните такого…», или чей-нибудь еще более мрачный шепот: «Все это норфолкское кровосмесительное потомство…» Никому здесь не было никакого дела до моих предков, и меня принимали, плохую ли, хорошую, такой, какою я была.
Я выпила еще один коктейль (на этот раз розового цвета), и отведала какой-то необычайной закуски, радуясь, что не отказалась от приглашения.
Опустились сумерки. Включили полный свет, и американцы стали жаловаться на холод, хотя мне казалось, что было тепло, как в весенний вечер, даже, может быть, немного теплее, чем бывало в Норфолке. Центр вечера стал смещаться в дом, гости двинулись по саду обратно к террасе, и именно тогда я увидела Теренса, стоявшего у самого большого мраморного фонтана ниже террасы.
Теренс меня не заметил. Он разговаривал с какой-то не известной мне женщиной, и, подойдя ближе, я спросила себя, кто была эта настоящая красавица. На ней было легкое развевавшееся платье в одном из входивших в моду парижских тонов, с модной тонкой бахромой, а длинные темные волосы, подобранные в стиле времен короля Эдуарда, придавали ей таинственный вид существа, живущего вне времени. Этот старомодный стиль очень шел ей, подчеркивая тонкие черты лица и длинную, стройную шею. Кожа ее была
