— Вот тогда вы действительно будете особенной, — улыбаясь, заметил Брюс. — Тогда вы будете необыкновенной!
Я ничего не ответила. Просто смотрела на мерцавшие вдали огни Манхэттена, точно формулируя в уме то, что скажу Полу.
Я пролежала, не смыкая глаз, полночи, планируя блестящий диалог, и в конце концов, измученная, погрузилась в тяжелый сон где-то после четырех часов утра. Точно в семь часов рядом с кроватью зазвонил телефон.
Я ничего не соображала и с трудом открыла глаза.
— Да? — прошептала я в трубку.
— Дайана, это Пол. Я внизу, в вестибюле. Поднимаюсь к вам, — сказал он и повесил трубку прежде, чем я успела снова открыть рот.
У меня было такое ощущение, словно кто-то ударил меня по голове кувалдой. Я вскочила на ноги, кое-как справилась со своими волосами, взглянула в зеркало на свое лицо и лихорадочно принялась приводить себя в порядок. Волосы мои были нерасчесаны, разорванная на плече ночная рубашка выглядела как купленная на распродаже поношенных вещей, в голове было пусто, полная уныния, я чувствовала себя как побитая.
Звякнул дверной колокольчик.
— О, Боже, — проговорила я.
Схватив свой лучший пеньюар, я бросилась к пудренице. Мне едва хватило времени припудрить нос, как колокольчик прозвенел снова.
— Колокольчик звонит, мамочка! — послышался голос Элана.
— Да, мой мальчик.
Судорожно расчесывая волосы щеткой, я пыталась припомнить блестящий диалог, над которым трудилась ночью, но, разумеется, не могла вспомнить ни слова.
— Могу я войти?
— Да, дорогой мой.
— Мамочка, это папа!
Я уронила головную щетку, взглянула в зеркало и увидела в нем стоящего в дверях Пола.
— Я хотел поговорить с вами.
— Да, — отозвалась я, коленки у меня тряслись.
Он ласково взглянул на Элана.
— Ты можешь помочь Мэри приготовить завтрак или ты еще слишком маленький?
— Нет, я уже большой! Я часто помогаю ей готовить завтрак! — похвастался Элан и величественно засеменил в сторону кухни.
Пол замкнул дверь в спальню.
— Стив сказал мне, что вы были на приеме, — начал он. — А Кэролайн сообщила, что Брюс увез вас домой. Мейерс разыскал того юношу, торгового агента по имени Крэг Харпер, который вспомнил, что показал вам мою жену, ожидавшую меня у фонтана.
Чувствуя себя совершенно уничтоженной, я открыла рот и, запинаясь, проговорила:
— Пол, я не в состоянии вести подобные разговоры в семь часов утра, — и тут же поняла, что именно это и следовало сказать в эту ужасную минуту.
Я пристально смотрела на него. Вид у него был безупречный, на нем был превосходно скроенный черный костюм, белоснежная рубашка, скромный темный галстук, и, встретив его впившийся в меня проницательный, напряженный взгляд, я почувствовала первый проблеск медленно разгоравшегося гнева.
Я овладела своим голосом.
— Ваша жена прекрасна, — проговорила я. — Я была рада возможности ее увидеть. Вы еще хотите мне что-нибудь сказать?
— Я подозревал, что вы могли расстроиться, и подумал, что, может быть, мне следует объяснить…
— Почему вы солгали, сказав, что уезжаете в Коннектикут вечером в пятницу, когда на самом деле собирались пообедать вдвоем с женой у «Вуазена»? О, полно, Пол! Отнесемся к этому по современному! Вы захотели пригласить жену пообедать — почему бы и нет? В конце концов, она ваша жена! И поскольку вы проснулись утром в слишком радостном настроении, чтобы отправиться в Коннектикут — Господи, какая это, наверное, была ночь! — почему бы вам было не взять Сильвию с собой на вечер к своим лучшим друзьям? В конце концов, она ваша жена! Не отрицаю, я была несколько удивлена, узнав, что она на двадцать лет моложе вас, и, разумеется, является царицей всех балов, в которых участвует, но жизнь полна маленьких сюрпризов, не так ли, и я действительно не могла ожидать, что вы подробно расскажете мне о ней сами. Разумеется, было небезынтересно узнать, что вы спите с нею по-прежнему и что она несомненно вас любит, но жаловаться на это я не могу, не так ли, Пол? Это было бы нарушением правил игры.
Пол ничего не ответил. Его темные глаза решительно ничего не выражали.
— Вы и ваши игры! — со смехом продолжала я. — Как все это интересно, не правда ли? О, да, я обожаю ваши игры, Пол, но есть один пустяк, который вы проглядели: мне не нравятся ваши кровожадные правила!
Снова наступило молчание. Наконец его нарушил тихий голос Пола:
— Дело обстоит вовсе не так, как вы думаете.
— Не пытайтесь убеждать меня в том, что вы с нею не спите. Пол я вам просто не поверю.
Лицо его затвердело.
— Я никогда не обещал вам верности.
— О, да, это верно, черт побери! — крикнула я ему. — Вы намекали на это и вызывая меня сюда! Вы знали меня — знали, что я не приехала бы в Нью-Йорк лишь для того, чтобы стать сладким пирожком, которым вы могли бы лакомиться каждый раз, когда вам наскучит ваша замечательная жена! Вы знаете, я не из таких женщин, Пол, но вы осмеливаетесь обращаться со мной так, словно у меня нет ни гордости, ни самоуважения и ни одной крупицы здравого смысла!
— Мне лучше прийти позднее, — коротко бросил Пол, поворачиваясь, чтобы отомкнуть дверь. — Совершенно очевидно, что вы теперь не в состоянии слушать никаких объяснений.
Я мгновенно пришла в ужас от его намерения уйти.
— Пол… — воскликнула я, не удержавшись, и он, словно по команде, повернулся ко мне.
— Послушайте, Дайана, — заговорил он быстро и настойчиво, — вы должны… пожалуйста, сделайте усилие, чтобы понять. Когда я был болен, Сильвия была рядом со мной, и я просто не могу сейчас ни игнорировать, ни оставить ее, как вы, вероятно, хотите — это невозможно. Попытайтесь быть терпеливой. Вы теперь знаете, как вы важны для меня…
— Важна, как пузырек с лекарством, который можно выбросить, если больной поправляется.
Он побледнел как полотно.
Я была слишком разъярена, чтобы обратить на это внимание.
— Дорогой Пол, — язвительно заметила я, — вы можете считать меня безнадежно наивной, но перед тем, как мы встретились, я прожила некоторое время с человеком вашего возраста, и не так уж незнакома с проблемами мужчин средних лет, как вы могли бы думать. Мой отец обращался к своей любимой подруге каждый раз, когда у него возникали трудности со своей женой.
Я отчасти искупила свою ошибку, не использовав ужасного слова «импотенция», но вполне была готова к. взрыву его гнева. Его не последовало. Правда, когда я достаточно овладела собой, чтобы взглянуть на Пола, я, к своему удивлению, заметила — он не был ни разъярен, ни оскорблен, а лишь словно почувствовал какое-то облегчение. В конце концов он даже рассмеялся.
— Дорогая моя, — весело сказал он со всей своей старомодной учтивостью, — я думаю, что вы становитесь на опасную почву, если начинаете сравнивать меня со своим отцом! Примите как комплимент, что когда мне действительно понадобилась женщина, то первой, к которой я обратился, были как раз вы.
— Но…
