будущем гордость Теодора в неприкосновенности, чтобы он не чувствовал себя лишним в своем собственном поместье. Она говорила только тогда, когда он прямо спрашивал ее совета, или когда он сильно ошибался. Впрочем, такое случилось только пару раз. Эмма боялась, что Теодор обидится, когда женщина, а тем более — жена, укажет ему на ошибки, но этого не произошло. Ее критику и объяснения он воспринял совершенно спокойно и кивнул головой в знак благодарности.
В таком относительном спокойствии прошло четыре дня.
Ужин начался в спокойной атмосфере. Но когда Эмма увидела, как улыбаются друг другу Теодор и Мэри Джонсон, все ее спокойствие как ветром сдуло. Она дождалась, когда слуги выйдут из столовой и потребовала:
— Увольте мисс Джонсон.
— За что, позвольте узнать?
— Я не потерплю любовницу мужа в своем доме.
— С чего вы взяли, что она моя любовница? — удивился Теодор.
— Я вижу, как вы улыбаетесь друг другу.
— Вы ревнуете? — с легкой улыбкой спросил Теодор.
— Я оскорблена, — надменно возразила Эмма.
— У меня нет любовницы, мадам, и уволить мисс Джонсон по этой причине я не могу.
— Мне все равно. Я не желаю видеть ее.
— Ей некуда будет пойти.
— Я выплачу ей жалованье за месяц вперед.
— Это спасет ее от голодной смерти, но ненадолго.
— Пусть найдет работу. Она дочь священника, и может работать гувернанткой.
— С ее внешностью? Да ни одна из дам высшего общества не потерпит ее рядом со своим мужем.
— И я тоже, — сказала Эмма, глубоко уязвленная, что в ее присутствии он может говорить о красоте другой женщины.
— Мадам, мисс Джонсон мне как старшая сестра. Я не могу выбросить ее на улицу.
— Будь по-вашему, — холодно согласилась Эмма. — Но тогда я отказываюсь платить по вашим счетам.
Теодор замолчал.
— Мисс Джонсон мне как сестра, — тихо выговорил он. — Больше чем сестра. Когда я был маленьким, она заботилась обо мне. Вы не представляете, что за атмосфера была в этом доме. И в благодарность я должен вышвырнуть ее на улицу?
— Мне все равно, — упрямо повторила Эмма, не в силах признать ошибку и пойти на попятную. — Вы не можете пожертвовать одной мисс Джонсон ради остальных?
Мисс Джонсон стояла за дверью и все слышала, но так задумалась, что не услышала, как Теодор встал и вышел из-за стола. Он столкнулся с ней нос к носу.
— Мэри, — от неожиданности он назвал ее по имени, и Эмма слышала это.
— Милорд, — тихо сказала мисс Джонсон. — Я уйду, не беспокойтесь. Остальные не должны пострадать из-за меня.
Подхватив мисс Джонсон под руку, Теодор увлек ее в свой кабинет.
— Не говорите глупостей, мисс Джонсон, — тихо возразил он. — Куда вы пойдете?
— А куда пойдут все остальные, если леди откажется платить им? — заносчиво спросила Мэри.
— Она не откажется, — сжав зубы, пообещал Теодор. — Я сумею убедить ее.
— Милорд… — начала женщина и осеклась.
— Что, мисс Джонсон? Ну договаривайте, не бойтесь.
— Все… в поместье знают, как вы вынуждены унижаться перед этой… леди, чтобы поддержать всех, чтобы дать всем возможность встать на ноги.
— Что значит «знают»? — после паузы спросил Теодор.
— Сначала… Сьюзен слышала, как леди кричала на вас ночью, про деньги и про то, что вам придется очень постараться. Она рассказала всем, когда…
Ладно, это он мог и сам предположить, подумал Теодор. Эмма тогда кричала на весь дом.
— А потом? — потребовал он продолжения.
— А потом… появились деньги, и все решили, что вы выполнили ее условие. И то, как вы постоянно спрашиваете ее согласия в случае тех или иных трат…
— Ты не договариваешь, Мэри, — сказал он.
— Нет, это все, — покачала она головой, опустив глаза.
— Ты никогда не умела врать, — вздохнул он. — Кто-то видел меня там, в кабинете, так? Или слышал.
— Когда леди выходила из кабинета, в холле была Сьюзен. Она заметила вас.
Черт! — мысленно выругался Теодор.
— И теперь все об этом знают? — легкомысленным тоном спросил он.
— Нет, она только мне рассказала, и мы решили, что это должно остаться между нами. Даже мужу и свекрови она не скажет.
— И теперь я, конечно, герой в ваших глазах: пойти на такие жертвы ради своих людей, — усмехнулся он. Странно, очень часто, когда ситуация, казалось, совсем к этому не располагала, в нем просыпалось весьма легкомысленное чувство юмора.
— Милорд, все любят вас, и я тоже…
— А, так моя жена не зря ревновала? Хочешь быть моей любовницей, Мэри?
Мэри хохотнула.
— Теодор, — не заметив, она назвала его по имени. — Как я могу стать любовницей своего брата?
И это была правда, потому что у них был один отец. Правда, он не знал о существовании старшей дочери.
— А я не могу выкинуть на улицу свою сестру, — снова стал серьезным Теодор. — Жаль, что мы не можем открыто признать свое родство.
— Я не могу бросить тень на память матери, — подтвердила она.
— Не беспокойся, Мэри. Все, что я делаю, я делаю по собственному выбору.
— Не надо, Теодор. Не унижайся из-за меня, я тебя очень прошу.
— Не волнуйся из-за меня. Как-нибудь выживу.
Он помолчал.
— Но ты не будешь против, если я расскажу всю правду своей жене?
— Я не знаю, Теодор. Лучше мне, наверное, все-таки уехать.
— У меня и так не осталось почти никого из близких. Если еще и ты уедешь, я, наверное, просто с ума сойду. Мне и так трудно обращаться к тебе как к мисс Джонсон, но по крайней мере, ты рядом.
— А что с Джонасом? — спросила она. — Леди Эмма обвинила тебя в карточном проигрыше, но ведь это Джонас, да? Ты отдал все деньги, чтобы выручить его?
— Да, — тяжело вздохнул Теодор. — Жаль, что я не могу на тебе жениться, Мэри, ты была бы идеальной женой. Почему ты все еще не замужем?
— Я слишком влюблена в тебя, чтобы идти за кого-нибудь другого, — легкомысленно ответила Мэри. Они рассмеялись, Теодор наклонился и поцеловал ее в щеку.
— Не волнуйся, Мэри. Все будет хорошо.
К сожалению, именно этот момент, выбрала Эмма, чтобы приблизиться к дверям кабинета.
Долгое время она сидела в столовой, пытаясь перебороть свое любопытство, повторяя, что подслушивать нехорошо, но в конце концов не сдержалась и встала за дверью.
Он врал! Мэри Джонсон действительно его любовница. Хуже: его любимая. Он желал бы жениться на ней, но не мог, поскольку был уже женат. Он считает Мэри Джонсон идеальной женой. Никогда Эмма не испытывала такого унижения. Она распахнула дверь и вошла в кабинет.
Проклятье! — мысленно выругался Теодор. Весь последний год — это цепочка несчастий. И вот еще
