— Во-во, Бридж. Увидала тогда графа у театра, сказала, что эта леди, которая с графом, ее подруга и что она хочет навестить ее. В общем, с тех пор мы и эту Бридж не видели. Так что лучше не ходи.
— И потом, даже если ты уйдешь от него живой, то вряд ли невредимой, — опять не удержалась Молли. — Он из тех, кто любит… ну, знаешь, жестокость. Плетки там, веревки…
Девушки скривились.
— Хотя платит много, — добавила Сью.
— Сколько?
— Пятьдесят фунтов за ночь.
— Сколько?! — с ужасом переспросила Лиз. Это что же девушка должна делать, чтобы за одну ночь столько заработать?
— Пятьдесят фунтов, — повторила Сью, печально глядя на Лиз.
— Я пойду, — закрыв глаза, решилась Лиз. — Все лучше, чем здесь стоять.
— Ну как знаешь, — тяжело вздохнула Сью. Молли и остальные покачали головами и обругали Лиз дурочкой.
Холодея от страха, на следующее утро Лиз постучалась в двери графского особняка. Запоздало ей пришло в голову, что надо было зайти с черного хода, а не с парадного.
Двери открыл лакей в красивой ливрее.
— Чем могу помочь?
Лиз оробела, хотя он поприветствовал ее очень вежливо, без малейшего налета презрения.
— Мне… я… — она прокашлялась, — его сиятельство обещал мне работу.
У нее возникло ужасное чувство, что все это лишь обман, что граф жестоко посмеялся над ней, и сейчас его лакей прогонит ее, попрошайку и бродяжку.
Лакей открыл дверь, приглашая ее зайти в дом.
— Я ничего не знаю об этом. Пойдемте. Я провожу вас к миссис Стоун.
Лиз вошла в огромный холл и застыла на месте, озираясь вокруг. Ей никогда не доводилось видеть такой роскоши, такого богатства, такой… красоты.
— Мисс? — окликнул ее лакей. Лиз выдохнула и последовала за ним. Через пару минут Фипс, — а именно он по стечению обстоятельств открыл Лиз двери, — привел ее в маленький кабинет экономки.
— Миссис Стоун, — начал Фипс, — эта девушка говорит, что граф обещал ей работу.
— Ах, да, — миссис Стоун сняла очки, закрыла конторскую книгу и взглянула на гостью. — Как вас зовут?
— Элизабет Джонс, мэм.
Лиз робко взглянула на экономку. На вид ей было лет сорок, вполне приятная на вид женщина, но из-за страха лишиться надежды на место, миссис Стоун казалась Лиз воплощением вселенской суровости.
— Мисс или миссис?
— Миссис. Я вдова.
— У вас есть дети?
— Двое.
— Какого рода работу обещал вам лорд Гримстон?
— Он только сказал «настоящую».
— Понятно. Что ж… Как насчет места горничной? Ваши дети могут жить здесь, мс вами.
— Горничной? — растерянно переспросила Лиз.
— Уж не надеялись ли вы на что-то другое, миссис Джонс?
— Надеялась? Нет, но…
— Вас не устраивает место горничной?
— Устраивает, конечно, устраивает, — поспешила ответить Лиз. Дети могут остаться с ней!
— Учтите, граф не из тех, кто заигрывает со служанками, — миссис Стоун тяжело вздохнула. — Даже если бы не было леди Лэнгфорд…
— Я согласна, мэм, — нервно перебила Лиз, опасаясь спугнуть удачу.
Настоящая работа! Это было больше того, на что она могла надеяться. И не надо больше ходить к театру. Больше не надо.
За всю следующую неделю, что Лиз проработала в доме графа, самого хозяина дома она видела всего лишь пару раз, и то мельком. Как и предупреждала миссис Стоун, граф не обращал на нее никакого внимания.
А та леди, которую девушки видели в театре с графом, — леди Лэнгфорд, как узнала Лиз, — она, оказывается, просто бросила графа. Уехала от него вместе с сыном. А миссис Бридж, как рассказал ей Фипс, живет в городском доме леди Лэнгфорд. Все оказалось вовсе не так страшно, как думали ее временные подруги по ремеслу. Лиз выбрала время в один из вечеров и съездила к театру. Ей казалось несправедливым, что за свою доброту граф заслужил лишь злобные и нелепые измышления, и она рассказала все, о чем узнала сама. Хотя ей не больно-то поверили. Так что про историю, случившуюся несколько дней назад, Лиз упомянула без всякой надежды, лишь вскользь.
А случилось вот что.
Через два дня после того, как Лиз приняли на работу, вернувшись домой, граф обнаружил не привычно незаметного лакея, готового принять его вещи, а практически всех слуг, сгрудившихся вокруг заплаканной миссис Стоун. Все они смотрели на него с тревогой и надеждой.
— В чем дело? — спросил он твердо, обвел всех глазами и остановил свой взгляд на экономке, поскольку, очевидно, именно у нее случилось несчастье. Та лишь зарыдала еще громче, и единственные членораздельные слова, которые смог услышать от нее граф, были «мой сын» и «пожалуйста». Тогда он посмотрел на Фипса.
— Сегодня утром миссис Стоун не смогла найти своего сына, — начал объяснять Фипс.
Граф, честно говоря, и не помнил о том, что у миссис Стоун есть сын, хотя несколько лет назад у него были проблемы с поиском подходящей кандидатуры, согласной служить у него, а у беременной и брошенной миссис Стоун оставалось не много выбора. Следовательно, сейчас ее сыну должно быть лет шесть или семь…
— Пользуясь вашим отсутствием мы… — продолжал Фипс в полной тишине, — мы стали искать мальчика и…
Граф приподнял брови, давая знак продолжать.
Миссис Стоун вновь разразилась горькими рыданиями, слуги неловко, шепотом утешали ее. Фипс нервно сглотнул и закончил:
— Судя по всему, мальчик попал в один из борделей, милорд. Кажется, «Колокольчик».
Граф поморщился при упоминании этого названия. Да, он знал, что это заведение специализировалось на детях. Его много раз пытались прикрыть, но каждый раз у «Колокольчика» находились влиятельные покровители.
— Мы не сможем попасть туда ни под каким предлогом, и вызволить Джеймса тоже никак не сможем.
— Милорд, умоляю вас, — вмешалась миссис Стоун, упав перед графом на колени. — Прошу вас…
Он на мгновение прикрыл глаза.
— Встаньте, миссис Стоун. Я сделаю, что смогу. Фипс, ты хорошо знаешь мальчика?
— Да, милорд.
— Поедешь со мной. И ты тоже, — указал граф на еще одного крепкого лакея.
— Слушаюсь.
Через несколько часов Джеймс был благополучно возвращен в объятия любящей матери. Граф несколько скептично наблюдал за счастливым воссоединением, гадая, какими подробностями обернется эта история для его репутации. Ему казалось, что он сумел провернуть это дело тихо и незаметно. Угроза позвать полицию, подкрепленная некоторой суммой денег, сумела убедить хозяйку заведения отдать мальчика именно «под опеку» графа и не выставлять его на торги. В конце концов, даже сознавая свою неприкосновенность, она не хотела привлекать к своему заведению излишнего внимания. И потому ей
