— Если ты действительно хочешь этого, в таком случае ты выбираешь не то место и не то время, — он склонился и печально поцеловал ее холодные губы. — Могу я попросить тебя поцеловать меня?
Джоанна тихонько вздохнула, положила руки на его плечи и послушно поцеловала его. Ему трудно было разобрать, сколько в ее поцелуе было настоящего чувства, а сколько послушания, но тем не менее этот короткий нежный поцелуй сумел привнести в его сердце чуть-чуть спокойствия.
— Спасибо, — сказал он, отстраняясь. Она, впрочем, сжала ладонь на его плече.
— Милорд, я давно не оставалась ночевать в вашем доме. Почему?
— Ты хочешь этого?
Джоанна помолчала, убрала руку с его плеча.
— Я просто хочу знать, почему вы не хотите этого, — наконец сказала она, избегая его взгляда.
— Джоанна, у меня нет потребности каждый день быть с женщиной. До того, как ты вошла в мою жизнь, мне достаточно было один-два раза в год навестить одну из… приятельниц.
Джоанна даже не поморщилась при упоминании им других женщин.
— Я не могу обещать этого, но предполагаю, что вряд ли тебе придется ублажать меня чаще, чем раз в месяц. Возможно, и реже, — он криво улыбнулся. — Или хочешь, чтобы я дал слово?
Она искоса взглянула на него.
— Нет, спасибо.
Один этот взгляд сказал ему больше, чем сотня слов. Она просто не хотела требовать обещаний, о которых он может впоследствии пожалеть или даже нарушить. Она просто не верила в реальность таких клятв. Впрочем, он не собирался настаивать.
Они не договорились о следующей встрече. Граф предположил, что все время Джоанны сейчас будут съедать приготовления к свадьбе. Но поскольку свадебный прием должен был состояться в его доме, то случайной встречи с Джоанной ему все равно было не миновать. В доме царила суета. Казалось, что слуг вдруг стало в десять раз больше, чем обычно. Однажды, неожиданно вернувшись домой с отменившейся встречи, граф наткнулся на веселящихся детей. В одном из детей он узнал сына Джоанны, своего будущего пасынка, другого же не знал. Мальчики почтительно поздоровались и умчались с глаз долой в другую часть дома. Если Патрик здесь, то и Джоанна, очевидно, должна быть в доме. Он не видел ее уже шесть дней, с того самого бала. Завтра, впрочем они должны были ехать вместе в церковь на второе оглашение, но он соскучился по ней и был рад возможности увидеться с ней сейчас, без посторонних глаз.
Фипс сообщил, что обед подадут через полчаса. Граф через лакея передал Джоанне просьбу присоединиться к нему за обедом, Джоанна передала через этого же лакея согласие. А все из-за того, что у него слишком большой дом, подумал граф. И слишком пустой. Только сегодня он понял, насколько же холодным и бессмысленным был его фамильный особняк. А сегодня по нему сновали туда-сюда слуги, бегали дети и, кажется, он видел даже двух новых молоденьких горничных, пока шел в столовую. Присев в поспешном реверансе, они поспешили скрыться, словно опасаясь, что он начнет к ним приставать тут же, в коридоре. Привычная реакция, впрочем. Он тут же выкинул их из головы. Но возникшая со всей этой предсвадебной суетой атмосфера в целом нравилась ему больше, чем привычное пустое эхо.
Джоанна подошла к дверям столовой одновременно с ним. Он предложил ей руку, слегка поклонившись.
— Добрый день, Джоанна. Я вижу, приготовления к свадьбе не оставляют тебе свободного времени.
— Вовсе нет, милорд. У меня достаточно свободного времени.
— В таком случае, может быть, ты согласишься завтра вновь отправиться в оперу? А в среду Ливингстоны дают прием.
Джоанна опустила голову, размышляя.
— Мне понравилась опера. Я была бы рада вновь побывать там.
Граф решил не углубляться в размышления на тему приема у Ливингстонов, упоминание о котором Джоанна проигнорировала.
Они пообедали, Джоанна рассказала ему, как продвигаются приготовления к свадьбе и что его секретарь, услугами которого граф предложил воспользоваться ей с самого начала, оказался ей очень полезен.
Когда они закончили трапезу и им налили по чашке кофе, Джоанна посмотрела на него как-то выжидающе. Граф посмотрел в свою очередь на одного из лакеев. Уловив смысл безмолвного послания хозяина, лакеи удалились из столовой, плотно закрыв за собой двери.
Граф посмотрел на Джоанну. Черт побери, кажется, он уже стал узнавать это выражение ее лица и точно знал, о чем она сейчас попросит. Просто невероятно: знал и уже раздумывал, отказаться или нет, надеялся, что, может быть, она попросит совсем о другом. Он всегда знал, что ему будет не слишком приятно поменяться с женщиной местами, знал и даже не пробовал отдать власть над собой кому бы то ни было. Но он даже не предполагал, что подобное положение вещей включает в себя не только сам акт приказа и последующего подчинения этому приказу. Для него все обычно начиналось в тот момент, когда он отдавал приказ. Неужели же для нее все начиналось по-другому: напряженное ожидание, сомнения, надежда на спасение до самого конца, до того самого последнего момента, когда слова обрывают всякую надежду? Неудивительно, что она была всегда скованна, всегда чего-то ждала. И чаще всего, плохого.
— Милорд? Вы говорили, что я неправильно выбираю место и время. Сейчас… сейчас, надеюсь, я выбрала правильный момент?
Он прикрыл на мгновение глаза, подавив желание отказаться от всего, что может последовать за его положительным ответом.
— Чего ты хочешь, Джоанна?
Как будто он не понимал. В немом удивлении он взирал на собственные попытки оттянуть неизбежное.
— Встаньте на колени, пожалуйста.
— Где?
Ну вот, опять он сделал это. Сейчас не было ни единой причины, позволявшей ему вновь отказать ей. Кроме, собственно, главной: ему чертовски не хотелось делать этого. Можно было сослаться на то, что в доме сейчас присутствовало несколько слуг, возможно, незнакомых с правилом не врываться в закрытую столовую, но в таком случае не проще ли вовсе забрать свои слова обратно, раз и навсегда обезопасив себя от любого унижения?
— Здесь, — Джоанна взглядом указала на пол возле его собственного стула.
Ну что ж…
Он выполнил приказ, чуть прищурившись наблюдая за Джоанной. Она же, глядя, как он выполняет именно то, что она сказала, пришла в ужас, хотя и не стала останавливать его. Он понял, что она и не верила даже, что он сделает это. На ее лице выражение ужаса сменилось откровенным страхом и чувством вины. Она сидела ни жива ни мертва, не в силах сказать ни слова, как будто это он попросил ее сделать что-то совершенно непотребное.
На комнату мрачной пеленой опустилось нечто тяжелое, практически осязаемое. Графу казалось, что это нечто давит и душит их, пригибает к земле, высасывает саму жизнь. И он вежливо спросил, нарушая затянувшееся молчание:
— Может быть, ты хочешь чего-нибудь еще?
В немом ужасе она едва заметно покачала головой:
— Нет, спасибо. Вы можете… — голос ее, — слабый, ломкий, чужой, — сорвался, она прокашлялась и наконец отвела от него взгляд. — Вы можете встать.
— Спасибо, — все же правила игры надо соблюдать. Если приказывала она, то он, получив поблажку, должен был поблагодарить. Он сел обратно на свое место и с интересом уставился на нее. Он не знал, какой реакции ожидать от нее при такой игре, когда приказывает она. Он просто не особо задумывался об этом. Может быть, удовлетворения, злорадства, некоторой радости, что в этот раз она отдает приказы, но не такого всепоглощающего чувства вины.
Она сидела прямая, жесткая, словно каменная статуя, с силой сжимая в руках чашку кофе.
— Тебе понравилось? — спросил он, и, когда она подняла на него взгляд, полный невыразимого
