улыбалась, она не плакала. Ей казалось, что она парит в воздухе, и нет необходимости больше ходить по земле. Она так долго искала свободы. Так много времени она потратила на мысли о ней. Теперь она вновь испытывает это чувство. Это он, что лежал рядом и вжимался носом в ямочку за ее ушком, подарил ей его. Это он сделал ее самой несчастной и, в то же время, самой счастливой сегодня.
— Я бы мог сказать тебе, что люблю, но боюсь, что ты ударишь меня и просто уйдешь. А я не хочу, чтобы ты уходила от меня. Не хочу, слышишь?
Он оторвался от нее и присел, глядя на бледное тело, сжимающееся в комок на траве.
— Иди сюда, — прошептал он и, подхватив ее на руки, усадил себе на колени, прижимая к своей груди, словно ребенка.
Данфейт открыла глаза и, потянув свою руку, прикоснулась пальцами к его щеке.
— Кимао? — позвала она, глядя на него своими раскрасневшимися, отечными глазами.
— Да?
— Скажи мне… Скажи…
— Я люблю тебя. Люблю тебя, — ответил он и наклонился к ее губам.
— Спасибо, — прошептала она, закрывая свои глаза. — Спасибо…
Странное чувство — грусть. Оно не плохое, не хорошее, оно выткано из печали и сожаления, из любви и привязанности, из разочарования и новых надежд. Кимао был сейчас олицетворением этой грусти. Он был ее сожалением, он был ее печалью, он был ее разочарованием в себе. Он олицетворял ее привязанность. Он стал для нее любовью, и все ее надежды теперь были связаны с ним. Кимао — это ее грусть, чувство, от которого хочется бежать, но сил нет, и он опутывает, принуждая глаза становиться влажными, а губы пересыхать.
Кимао убрал прядь волос с ее лица и улыбнулся.
— Это все, что ты хотела мне сказать? — прошептал он, прикасаясь губами к ее носу.
— Не дождешься, зрячий, — пробурчала Данфейт, проваливаясь в сон.
— Я так и подумал, — усмехнулся Кимао, сильнее прижимая ее к себе. — Я так и подумал…
Данфейт распахнула глаза и вцепилась в плечи Кимао.
— Тише, спокойно…
— Сколько я спала? — пробурчала она, пытаясь подняться на ноги.
— Час, не больше. Но руки у меня уже отваливаются, если честно, — ухмыльнулся зрячий и посмотрел на нее, крутящуюся на одном месте в поисках своих вещей.
Кимао потянулся назад, и, схватив ее трусики, протянул ей.
— Ты не их, случайно, ищешь?!
Данфейт посмотрела на зрячего исподлобья, и вцепилась пальцами в черную кружевную ткань.
— Отдай!
— Ты мне больше нравишься без них!
— Хочешь, чтобы я в таком виде направилась домой? — спросила она и прищурилась.
— Лучше, не стоит, — улыбнулся зрячий и разжал пальцы.
Быстро одевшись, она вновь начала метаться вокруг, на этот раз, разыскивая нечто другое.
— Что опять? — спокойно спросил Кимао, разминая свое онемевшее плечо.
— Костюм! Где он?
— Какой костюм? — приподнял брови зрячий.
— Мой костюм! Из меркапзана!
— Ты бредишь! У тебя есть костюм из меркапзана?!
— Кимао!!! — сорвалась на крик Данфейт. — Где мой костюм?! Где он?!
Кимао, продолжая спокойно одеваться, пожал плечами. Данфейт направилась к его рюкзаку и, убедившись, что костюма в нем нет, снова повернулась к зрячему.
— Куда ты его дел, Кимао Кейти!!!
— Он тебе нужен? Я полагал, что мой подарок показался тебе чем-то вроде бесполезного сувенира, который и выкинуть жалко, и на полку ставить не хочется.
— Верни мне мой костюм! Он — мой! Ты его уже подарил, так что…
— Что?! — воскликнул Кимао, разводя свои руки по сторонам. — Что?!
Данфейт посмотрела на него и, почему-то, усмехнулась.
— Как ребенок, честное слово…
Матриати подошла к зрячему и, заглядывая ему в глаза, прижалась к его губам. Ее руки оплели его спину и притянули к себе, принуждая немного согнуться.
— Верни мне мой костюм… — прошептала Дани, прерывая поцелуй и вновь возвращаясь к его губам.
— Плохо просишь… — усмехнулся Кимао, обнимая ее и подтаскивая за бедра вверх.
Данфейт отстранилась от его рта и повернула голову к уху, проводя по нему языком.
— А как ты хочешь, чтобы я попросила?
Кимао напрягся и отпустил ее, отворачиваясь.
— В чем дело? — не поняла Данфейт.
— Йори зовет нас. Что-то случилось.
— Что случилось?
— Костюм на теми кустами, — ответил Кимао и указал рукой в заросли по правую сторону от нее. — Забирай и возвращаемся в дом.
— Что случилось, Кимао! — медленно и громко повторила она.
— Взорвался девятнадцатый сектор Деревы. Нам велено вернуться в Академию немедленно.
— Юга…
— Пойдем, времени нет.
Данфейт бросилась к кустам и, достав из них свой блестящий костюм, прижала его к груди.
— Никогда не думала, что все начнется именно так…
— Я люблю тебя, Данфейт, — вдруг ответил Кимао.
Данфейт повернулась к нему и, глядя в черные, как сама бездна глаза, просто произнесла:
— И я люблю тебя, Кимао.
Они расстались у самого дома. Данфейт не захотела заходить внутрь и, оставив его одного, направилась в свою пристройку. В холле Кимао встретило две пары глаз: мистера Белови и Айрин. Мужчина был не столько напуган, сколько зол. Прочитав его мысли, зрячий тут же понял, в чем и дело и, не говоря ни слова, отправился в сторону кабинета мистера Белови.
— Распахнув дверь, он вошел внутрь, дожидаясь, когда сам хозяин дома соизволит пройти туда же.
— Айрин может идти собираться, — отчеканил Кимао, глядя, как подруга бегает глазами от отца к нему.
Мистер Белови обернулся к старшей дочери и, кивком головы, дал понять, что она — свободна.
Кимао присел на подлокотник одного из кресел, стоящих у окна, и посмотрел на пожилого мужчину, трясущейся рукой наливающего себе спиртное в бокал.
— Айрин рассказала мне о Вашем с ней романе. Честно говоря, я был не столько удивлен поведением Данфейт, сколько Вашей глупостью, господин Кейти. Пять лет отношений Вы перечеркнули ради сомнительной интрижки с девушкой, смысл жизни которой — соперничество с собственной сестрой. Это по-настоящему глупо.
— Пять лет отношений? О каких отношениях Вы говорите, мистер Белови? Ваша дочь все это время жила собственной жизнью, в которой я, не спорю, занимал определенное место, но не большее, чем мой брат, Орайя. Никаких отношений, кроме дружеских, у нас не было!
— Но, Вы дали ей надежду! Вы позволили ей думать, что все может быть! А это лишь форма обмана, вот и все!
— Вдаваться в особенности наших с Айрин взаимоотношений я не собираюсь. Есть законы и правила, которые все мы, зрячие, должны соблюдать. Ваша старшая дочь была хорошо с ними знакома и пять лет
