прочитала письмо мужа. Письмо хорошее, тут и часовня открылась, она все записки положила. Прилетела в Пермь, муж встретил и говорит:
— Если завтра не выиграем конкурс, наша фирма будет без работы.
— Так почему ты св. Ксению не попросил об этом в письме?!
Звонила Л. Говорит — цены на ремонт упали в два раза, потому что из-за кризиса некоторые стройки встали, и рабочие пошли в ремонт, сбили цены. Нам нужен ремонт, но и эти низкие цены нам абсолютно не по карману...
Два комара на потолке сидят и мнят себя орлами:
— Сейчас слетим и станем терзать!
Пишу вечером. Звонила Г. Она похоронила родственника утонувшего, которого все так сильно любили! И говорит:
— Нина! Вот ты по телефону всем говоришь: “люблю, целую”, а этого делать нельзя, ты нам всем вредишь своей любовью...
И стало мне тяжело: как усмирить накал любви к миру, когда он налетает внезапно — во время болтовни по телефону, если вдруг мелькнет прекрасный сюжет (или — юмор), тут хоть трубку целуй... а надо вот сдерживаться теперь... придется.
15 августа. Вчера позвонила Лена Трофимова:
— Нинушка, попроси “Юрятин” — чтоб выдвинули тебя на премию “Большая книга”.
— Даже если выдвинут, все равно не получить. Так на роду написано...
Но Г. привезла мне липитон. Господь нас не оставляет.
Правда, сегодня всю ночь болело сердце... не спала ни капли...
19 августа. Написала синих ангелов, спасающих в ночи раненого гусенка. Не было на чем написать, так я сверху — на “Пушкине, сбрасывающем Маяковского с корабля современности”.
Только закончила — пришел Сережа Андрейчиков. Я показала картину, он одобрительно кивнул, и я обрадовалась, как дитя. А тут звонит Юра Беликов:
— Мы с мамой взяли сегодня раненого щенка. Вы как антибиотики давали песику, которого — помнишь — спасли?
— Ложкой в рот. А я написала двух ангелов, спасающих раненого гусенка.
— Это мы с мамой.
— Хорошо, будет посвящено вам.
Пошла я писать букеты, все средне... и окончательно испортила новую ню излишеством цветов.
Слышала на рынке:
— У китайцев нет такого вещества, которое переваривает алкоголь. Они, если начнут, могут быстро спиться.
— Так вот! Каждый русский должен споить по десять китайцев.
— Если бы еще деньги на это дали.
— С откатами замучают.
Я покачала головой: хоть как раскинь, китайцы победят.
22 августа. Вчера проглотила книгу о судьбе Алечки, дочери Цветаевой.
Уж казалось, что я все о ней знаю, по множеству раз перечитаны все цветаеведы (и моя подруга Лина — тоже цветаевед)...
Но оказалось, что я знала еще далеко не все, в том числе не знала и самое страшное — на допросах выбили у нее ребенка (да так, что больше рожать она не могла).
Но мелькали и человеческие проявления там, в страшном мире, даже чудеса случались. Однажды ее втолкнули в вагон к мужчинам-уголовникам — на верную гибель. И она поняла это вмиг — рухнула обреченно у самой двери. Однако пахан оказался любовником соседки Али по тюремной камере (Аля ей помогла спрятать заточку, а тюремная почта работает быстро)...
В общем, ее положили на полку и даже укрыли. Не трогали.
Каково же было изумление охранников, когда потом из вагона вышла живая и невредимая Аля!
Я на весь день погрузилась вчера в этот мир горя и беды, от которых Аля старалась воспарить хоть ненадолго — находила силы, повторяя про себя стихи любимых поэтов, вспоминая родителей и брата, любимого человека и друзей...
Стыдно мне стало, что так часто я падаю духом, ведь мои проблемы — это еще не лесоповал, не снег под кроватью, не вагон уголовников...
И не дай Бог повторения для бедной родины всего страшного, подлого, которое так недавно минуло, что кажется — вот оно — дышит за углом своим черным зловонным ужасом.
23 августа. Встала с ужасной головной болью (и вся инсультная половина болит). Но лежать не могу — боль еще сильнее, поэтому вот печатаю заметочки, ожидая, когда подействуют таблетки...
Еще чай заварила красный китайский — написано, что снимает головную боль. Его вчера принесла читательница (давняя — еще со времен Романа воспитания). Она живет в Москве, пару раз приходили ее друзья пермские — книги мои подписать. Я еще ангела послала тогда в подарок. И вот она приехала
