Friday, April 6th, 2012
Нина Горланова в Журнальном зале 2007-2011
Нина Горланова, Вячеслав Букур
Журнальный зал | Урал, 2007 N1 | Нина ГОРЛАНОВА
Платье из саржи
Хокку 2005 года
Ровным, словно отстраненным, голосом мне рассказывала А. Б. В., как Аллилуева после смерти Сталина устраивалась в МГУ на работу.
Сама А. Б. В. была больна, ей оставалось жить немного, и она спешила рассказать все, чему свидетелем ей случилось быть:
— Пришла Светлана в платье из самой дешевой саржи — школьные формы из такой ткани тогда шили. Видимо, хотела показаться демократичной. Только у нее саржа была не коричневого цвета, а зеленого. Но заведующий кафедрой... опаздывал. Хотя встреча была назначена заранее. Он еще вчера — при жизни ее отца — на коленях бы ползал перед нею, а тут вот — опоздал. В общем, чтобы она знала, кем стала... Он опоздал на полчаса — Светлана терпеливо ожидала. Наконец он появился и спросил, что она бы хотела преподавать. “Спецкурс по зарубежной литературе?” — и тут он ушел звонить (наверх — консультироваться). Видимо, ему дали добро, потому что он сразу заключил с ней договор на почасовую работу. И на первую лекцию к ней пришло столько народу, что аудитория не могла вместить всех, на вторую — половина из них, на третью — три человека, наконец, наступил день, когда на ее лекцию не пришел никто. И так шло дальше — не приходил в аудиторию никто.
В этой истории все кажется эпиграфом к будущему. Сквозь эту ситуацию было видно все.
Платье из саржи — может, уже первый шаг к той йоговской практике, в которую она после уйдет с головой? То есть выбран “детский” по тем временам материал — дешевая саржа — не столько расчетливо, сколько пророчески?
И цвет зеленый — все-таки цвет жизни. Ее положение было непростым, но она хотела как-то выжить. И кто тут бросит в нее камень?
А теперь вопрос: был ли хоть один человек в стране, у которого не пострадали от сталинского режима родные и друзья? Я полагаю — не было в нашей огромной стране такого человека! И как я сочувствую заведующему кафедрой! Он опоздал, и на первый взгляд это мелко — такая месть. Но если представить, сколько у него пострадало родни и друзей от сталинского режима, то что уж тут мелкого-то... пусть хотя бы вот так, но все же показать свое отношение к ее отцу. Господи, да что — родни-друзей! Как будто он не мог сочувствовать всем сердцем тем миллионам незнакомых ему лично людей, которые потеряли в лагерях годы и здоровье! И тем более — писателям-поэтам расстрелянным: Мандельштаму или Бабелю...
Зарубежная литература, выбранная дочерью Сталина, — тоже символ (она после уедет на Запад).
Ну и пустая аудитория — это уже эпиграф к одинокой ее старости. Сначала приходили, чтоб посмотреть на дочь тирана, а ее лекции — конечно — никого не интересовали...
Куда ты, охотник, скачешь?
— Что с крылом? — спросил Сабельникова новый больной.
Сабельников потряс рукой в гипсе, затем из-под одеяла показалась его нога в гипсе:
— И с крылом, и с копытом...
День на третий после операции Сабельников встал на костыли:
— Сейчас руки — это мои ноги! — сел и опрокинул стакан пива. — Доволен по самые помидоры! Эх, встану на ноги, потом полгода похожу на кач, а дальше — снова на сохатого! Я, знаете, за одним лосем гнался три дня — ногу ему отстрелил — был в маскхалате, карабин охотничий марки “Тигр”, ветер-то от лося, и он ничего не учуял. И я его пристрелил... Эх, если б не авария, я бы...
В это время другой прооперированный — Гарик — достал нож и вилку, начал есть что-то, кажется, бифштекс, который жена принесла. Все в палате ложками едят, а он вот так.
— Я в детстве поймал щуку. И эта щука укусила меня за палец. Я сразу все понял: раз и навсегда. Стихи такие вот тогда сочинил:
