укоряющий.
В смятении Вера отошла и решила поцеловать ноги у Распятия. Затем она снова припала к Николаю- Угоднику и вдруг заметила, что взгляд святого изменился – в нем было обещание помочь.
После Пасхи она купила на свою зарплату маленький японский телевизор. Музыка по “Культуре” была грустная, переключили – реклама. Обратно.
– Лучше грустить с Башметом, чем радоваться с вашим майонезом! – сказал папа. – Башмет морщинами дирижирует. Вскинет глаза, одну морщину пустит, поехали… другую… по-другому.
Шло время, расцвели яблони. Веру не трогали.
Господи, такое сделала маленькое усильице – и спаслась!
Марленович словно забыл о том, что меня вербовал в доносители, да и сама я уже забыла.
Неужели все-таки снова будут заставлять стучать?
Но великолепное чистое шестое чувство говорило: нет, все позади!
Иногда она мысленно раскланивалась перед Марленовичем.
Так в центре города папа попал в самую гущу флэш моба. Молодые люди встречали четвертый автобус криками “Ура!” и аплодисментами. А папа вышел из салона, подтягивая ногу, и стал раскланиваться, как артист после спектакля…
* * *
Журнальный зал | Континент, 2006 N127 | Нина ГОРЛАНОВА, Вячеслав БУКУР
Нина ГОРЛАНОВА, Вячеслав БУКУР — родились в Пермской области. Закончили филологический факультет Пермского государственного университета. Авторы “Романа воспитания”, в 1995 г. признанного лучшей публикацией “Нового мира”, повестей “Учитель иврита”, “Тургенев — сын Ахматовой”, “Капсула времени” и др. Печатались в журналах “Новый мир”, “Знамя”, “Октябрь”, “Звезда”. В 1996 г. вошли в шорт-лист претендентов на Букеровскую премию. Живут в Перми.
Помолвка
Могуч, хоть и не молод наш Изя Стародворский — сторож синагоги. И добрый до ужаса! Он говорил:
— Мне нах не нужен такой раввин, если он скажет, что я должен свою русскую жену бросить.
У Изи была сложная жизнь, то есть больная русская жена и молодая еврейская любовница. И это в шестьдесят пять лет! А у раввина и в мыслях не было, чтобы запрещать Изе русскую жену. Более того, ребе, например, настоял:
— Выдавать продуктовые наборы русским вдовам — они ведь жили с нашими евреями столько лет, поддерживали их!
Часто бедный ребе горько вздыхал и говорил украинцу Косте, повару:
— Неплохо бы все технические должности в синагоге отдать русским или украинцам. Им скажешь — они исполняют. А наших о чем-нибудь попроси! Начинают меня учить, как лучше сделать. Ведь каждый еврей в душе раввин. Особенно часто спорят со мной сторожа.
Но вот в этой истории, с Яковом и Эвелиной, Изя был солидарен с молодым раввином.
Все началось легко. Сначала их видели вместе беседующими то возле окна в столовой, то в библиотеке (где она вела вокальный кружок). Потом они стали закрываться в компьютерном зале (там Яков работал) — видимо, очень были сложные проблемы с программами. Наконец Яков подходит к раввину и говорит: мы хотим пожениться.
Раввин стал их уговаривать: сначала нужна помолвка, а потом уже под хупу. Яков смотрел на него печальными глазами: отсрочка, помолвка, ребе, где ваш светлый ум? У Эвелины сережки в алебастровых ушах — в виде трапеций, качаются, дух захватывает, кажется — вот-вот сорвешься. Если бы у вас была такая Эвелина: как ее увидишь — бьет током триста вольт от улыбки, пятьсот от походки и тысяча — от каждого слова, но не умираешь от этих разрядов, а становишься еще блаженнее. Хорошо, что есть тело, которое все чувствует, а то бы мы жили, как облака…
У раввина был свой источник высокого напряжения — жена. Поэтому он деликатно встряхнул Якова за плечо и сказал:
— Я понимаю — состояние счастливой невесомости. Но очнитесь, все вокруг против вас. Я это понял на Хануке.
Ребе как член Межконфессионального комитета пригласил представителей всех конфессий на этот великий праздник свободы еврейского народа. Изя потом завистливо рассказывал (ему самому пришлось бросить пить из-за микроинфаркта):
— Зашли они в синагогу такие важные. А потом, смотрю, через три часа выходят уже шатаясь, добрые — друг друга поддерживают. Если бы не их шапки, я бы не знал, кто у них там мусульманин, а кто католик.
На Хануке мать Якова и заметила, что ее сын все время кипит возле Эвелины. И ужаснулась, и забросила свои курсы еврейских социальных работников, на которых пропадала в Москве. Здесь вон какие бесконтрольные события пошли! Она понимала, что не будет навсегда для сына всей вселенной. Но хотя бы половиной! А тут что? Клан Ольховичей, процветающий, ветвящийся на полмира, не пустит ее дальше коврика в прихожей. Кто они и кто она? Беженка из Таджикистана, без родни, без связей, все потеряла, кроме сына (квартиру трехкомнатную, друзей огромную массу, климат роскошный).
Когда приехали в Пермь, Илья Михайлович Ольхович предложил ей быть координатором в группах общения пенсионеров, “Теплый дом” это называлось. А теперь он же — отец Эвелины — так ясно говорит ей взглядом: откуда вы взялись?
Вдруг ее осенило так, что обнесло голову. Так вот почему исполнительный директор опоздал к началу Хануки! Первый раз в жизни! Он отчаянно сигнализировал общине: вы что, не видите, что творится прямо у меня под носом? У вас что — женихов нет достойных для моей дочери? Шлите их срочно ко мне!
