Ольга заходила по комнате с букетом незабудок-полсотенок. Она к деньгам относилась, как земледелец к проклевывающимся всходам. Вот-вот заколосятся... — Вот-вот незабудки-полсотенки прорастут в куртку, брюки, Игнат пойдет на работу!
— Исторический процесс идет, — успокаивала она мужиков. — При советах были рабы партии... все газеты! А сейчас у нас феодализм — каждый служит своему хозяину. Предвыборная челядь.
— Ну о чем вы говорите! — прекратил работать, как веслом, ложкой Гамлет. — Вранье — это что: хорошо, что ли?
Жена бросила на диван денежные бумажки, чтобы они не мешали ей разговаривать:
— Но и газета — не совесть нации! Совесть нации — это святые... В конце концов, наши люди еще не разучились читать между строк. Взяли газету Степняка, он убавляет у Похлебкина там... ум — да? А читатель прибавляет. Ты там немножко поработай, дай нам чуть-чуть вздохнуть, — умоляла она его еще и глазами.
Девочки заявились с прогулки с Витой, и она немедленно прошлась, как манекенщица, виляя задом. На нее заорали: ты чего — лапы! Лапы! Тут самовлюбленный вид догессы сменился на дурацкий: “А чо, я ничо...” Дочери склонились над ней стремительно, чтобы вытереть лапы, и с треском боднулись лбами. Гамлет увидел, как жена его в это время бросилась к таблеткам, чтобы сначала подкрепиться пригоршней- другой, а потом уже смотреть, какие там в черепах трещины и прочие ужасы. В дверь позвонили, и Вита на всякий случай пару раз бухнула басом.
Это оказалась Любочка с паралелльным мышлением. В одной руке она держала детскую лопатку, а в другой почти совсем свежий цветок гвоздики в фиолетовых брызгах, выведенный передовыми усилиями цветоводов. Гамлета всегда поражало, что какая-то часть здешнего мышления в Любочке все же присутствует, потому что она соображала, что вечером можно купить уцененный цветок.
— Он еще вас неделю порадует... своей припорошенностью временем! -тревожно-гибким голосом сказала Любочка.
— Ты же знаешь, что у нас не может быть слитков золота, — сказала Ольга поспешно. — А я к тебе сегодня в больницу ездила...
— Я не сбежала, а просто хочу на всякий случай проверить. Вы не бойтесь! Если я выкопаю золото, мы поделимся. — А в глазах ее читалось: “Поделимся — не поделимся, там видно будет, но сейчас нужно так говорить, чтоб разрешили”.
— Ах, эти черные глаза!.. В общем, я против, и все! Не надо копать — расковыривать наш пол, — Гамлет знал, что силы у нее появляются в пору напряженных поисков сверхчеловеческие (в прошлый раз она незаметно за разговором провертела в полу огромную дыру шариковой ручкой).
Любочка решила использовать собаку: как бы играя, можно удалиться в угол и там копнуть результативно. Сами-то, небось, весь пол уже перебрали. Вита оглянулась грустно на хозяйку: это ведь к тебе играть-то пришли! Зачем ты на меня сваливаешь эту... из другой стаи.
Не получив ответной поддержки взглядом, Вита — уже походкой не манекенщицы, а труженицы, укладчицы шпал — заклацала когтями в угол с Любочкой. И тут Гамлет спас свою догиню: под видом плановой стрижки когтей увел ее на кухню. Там дочери с подвыванием прикладывали ко лбам ледяные пельмени, и ему так жалко их стало, дур, что он заорал:
— Когда это все закончится!
— А мама говорила, что сам ты утром с нею очками... это у нас фа-мильное, вместо серебра!
Он порадовался их угрюмому достоинству. Тем более что дочери уже доставали кусачки, показывая собаке кусок фарша, который ждет ее после долготерпения — стрижки когтей.
Любочка же, уходя, заглянула на кухню и хвать пятипалую лопату Эльбрусовича:
— Я еще будущее не открыла тебе!
— Не надо будущего! — закричал Гамлет. — Умоляю!
* * *
Геморрой не за горой! Помня эту народную премудрость, Гамлет никогда не садился в транспорте. Вот и сегодня он вошел в салон одиннадцатого автобуса и привычно выключился из реальности. Он включился лишь в вестибюле этого дворца для новых русских, где снимал комнаты “Голос жизни”. Охранник с такой челюстью, будто в предках его были бульдозеры, вдруг нарочито свирепо выпрыгнул навстречу. Гамлет узнал его смутно — по челюсти, но сделал вид, что помнил каждую минуту все эти годы, и в шутку взял его локоть на болевой рычаг. И в этот миг вспомнил, что они вместе когда-то охраняли склад электротоваров. Охраняли не охраняли, а вид-то делали. Опять же на тренировках шутили до хруста, как вот сейчас.
— Человек может вынести все! Помнишь эти слова нашего начальника охраны, бывшего кэгэбиста?
— Человек — да, может вынести все со склада, — охотно откликнулся охранник Тимофей.
— Попытка торговли, попытка менеджмента, рекламное агентство, потом — “Медицинская газета”, — Гамлет вкратце коснулся всех основных узлов жизни со времени расставания о могучим Тимофеем, который любил шутить над собой: “Так, а это что за бедро, торчащее из плеча? А это мышца бицепс”. — Год я составлял родословные, а сейчас работаю здесь — в “Голосе жизни”.
Радостно кивая, лучась воспоминаниями еще, Тимофей облек все в привычную форму приказа:
— Так! А теперь: резко поднялся и позвонил мне оттуда, сообщил! Что там в кроссворде восемь по вертикали?
— А ты мне в ответ резко поведал, как в гараж ночью пройти, не потревожив сигнализации!
В ответ Тимофей сделал сложные движения глазами и умной челюстью, которые в сочетании, в связке такой гармоничной, походили на танец двух партнеров (взгляда и челюстей). Сие означало: ну, ты, типа, загнул, сравнил машину и твой листок с буквами!
Все сейчас разгадывают кроссворды, а раньше только пенсионеры заполняли вертикали и пускались в путешествие по горизонталям. А теперь все по духу пенсионеры, потому что не верят, что смогут в этой отпущенной жизни чего-то добиться реально... Поэтому так много вдруг в России оказалось людей, верящих
