— Мы уже привыкли всюду встречать ее, как привидение, — сказала Рогнеда
— И подкрадывается всегда неслышно, — объяснял Володя Владику.
Владик стал целоваться с матерью, что-то знаками ей объяснять. Люся незаметно надела туфли.
— Запомнила мои советы? — неожиданно спросила вдогонку Рогнеда
V
Дома муж ждал Люсю, потому что он купил цветы. Был юбилей их свадьбы: десять лет — но она забыла об этом, а он вот вспомнил.
— Надо же — не забыл! — пыталась быть любезной Люся.
— А я заранее записал в ежедневник, поэтому не забыл, — ответил муж.
— А-а, — обиженно улыбнулась Люся.
— Что ты обижаешься — раньше я и в ежедневник не записывал.
— Закат какой красивый. Прекрасный вечер, — перевела она разговор на пустяковую тему. — Прекрасный!
— В наших силах сделать его еще прекраснее!
Люся сделала вид, что не поняла намека. Ее раздражало в муже почти все, даже то, как он много масла намазывает на хлеб, как сладострастно пьет чай. Она поняла, что ей жалко для него и масла, и чая высшего сорта. Ничего себе новости: жалко стало!..
Дети в детской все еще не заснули, спорили из-за юлы:
— Жадина-говядина! Дай мне!
— Жадина-говядина! Дай мне! — повторил муж с подтекстом.
За стенкой голос дочери:
— Дай! Я крутить умею.
— Я крутить умею, — повторил муж.
Люся бросила шепотом в сторону слово “пошляк”. Она не могла его сказать мужу в лицо: формально-то не придерешься, он скажет, что просто умильно повторяет слова детей. Конечно, не придраться, ведь вот он потягивается, жалуется на усталость и безумное желание спать, но вдруг — положил руку Люсе на колено.
— У меня и в мыслях ничего такого нет, — сказала она ему.
— В мыслях у меня тоже, но откуда-то из-под сознания вылезла рука и на колено…
— От сознания до подсознания все равно доходят вести! — откинула его руку Люся, прикрикнула на детей и легла.
Муж начал говорить что-то про то, что другие женщины радовались бы, что…
— Вечно у тебя какие-то догмы! Другие бы — это одно, а я — совсем другое.
Зинина жилка-река забилась у Люси перед глазами.
Ей приснилось, что они втроем (три девушки в голубом, как цитировала Рогнеда) стоят на балконе и любуются подсолнухами. Вдруг Рогнеда решила, что один уже почти созрел, и стала выбирать семечки из- под желтых пушинок. Люся подошла поближе и с ужасом увидела, что эта голова подсолнуха одновременно является головой ее мужа: вот глаза из-под желтых пушинок показались, а вот и нос… Она проснулась.
“Права Рогнеда — выгнать его я должна”.
Утром везли младшую в садик, и оказалось, что нет ни абонементов, ни трех рублей на штраф. Обычно Люся все обстоятельно собирала в сумочку, а сегодня думала совсем о другом.
— В милицию нас заберут, — испуганно прошептала она.
— Ничего, я буду Машку щипать — она заплачет, и нас сразу отпустят.
“Такое может сказать только родной отец, а вздумай так пошутить кто-нибудь другой — чего бы только я не подумала про него...”
Но все обошлось — в милицию их не забрали. И вечером Люся выгнала мужа, родного отца ее детей.
VI
Все они казались Люсе одинаковыми. После того, как она стала свободной, они так или иначе оказывали ей внимание. С одной стороны, это радовало: одна не останусь! С другой — печалило, что все такие же, как муж, которого пришлось выгнать. С третьей стороны, успокаивало, что второй муж будет не хуже первого. С четвертой стороны, печалило, что верного мужа все равно не найти.
И вдруг привязался к Люсе страшный кашель. Она его антибиотиками, потом — горчичниками, потом пошла-таки к Зине, и та приказала заменить горчичники банками, только они прогревают по-настоящему глубоко. А Люся забилась в истерике: кто же ей банки будет ставить? Мужа выгнала.
— Вот что! — сказала Зина. — К невропатологу сходи. У нас поликлинике сейчас нет, сходи в своей, а?
И Люся пошла.
Что характерно: у хирурга, терапевта или там главного в очередях люди толкаются, кричат, возмущаются, что-то выясняют или, наоборот, отказываются слушать объяснения, а у кабинета
