– Туземцы сожгли, больше некому. Баракайцы, – констатировал я.
– Ну, дык. По их душу казачки утром вышли, за ясаком, – согласился бородач.
И тут же, изменившись в лице, воскликнул:
– Накаркал! Етить-колотить, возвращаются!
В сумерках на воде смутно вырисовывалось светлое пятно далёкого паруса, а за ним и второе. Ну точно, казачки! Стоп. Третий парус?! Но откуда? Четвёртый. В низу живота неприятно похолодело и я с неким оцепенением начинаю лупить, что есть мочи, по чугунной пластине. У крепостицы собирается народ, деловито проверяя готовность оружия. Пулемётчик белкой взбирается на башню, за ним не торопясь, поднимается снайпер. Пятый парус добивает, было, меня, но сознание цепко выхватывает из памяти обещание Никиты возвратиться с людьми. Ну конечно же! Пусть и несколько рановато, но это он.
Тимофей Кузьмин, вместе с Никитой Митричем напряжённо вглядывались в далёкое зарево над прибрежным лесом, стоя на носу головного коча. Вигарь, ведущий караван судов по Ангаре уже лаялся с этими двумя молокососами, ни черта не смыслящими в проводке судов по незнакомым рекам. А ежели порог какой, али шивера, отмель – ночью не увидишь ничего. А потом поздно будет, да он, Вигарь в дураках останется.
– Всё, Никитко, правлю к берегу, не мочно болие на страх свой идти.
– Да говорю тебе, стропотник онежский, совсем рядом мы. Нешто я не видал приметы свои? А вона и холм громадный высится, а под ним и остров будет за излучиной.
– Вот и прибыли, с Божьей помощью, – Тимофей истово перекрестился.
За речным поворотом на коче, наконец, разглядели костёр, пылающий на острове посреди реки.
– Вигарь! Правь к костру, это наш остров!
Вигарь в ответ забурчал, что ежели он править будет к костру, то кое-кто себе портки подпалит. Тем временем, полыхающее зарево пожара на удинском острове понемногу уменьшалось в размерах и к середине ночи оно более не поднималось над деревьями, а накрапывающий дождик и вовсе к утру погасил остатки огня. Лишь выбивающийся из-под обрушенных обгоревших брёвен дым говорил о том, что ещё недавно тут было буйство огня.
– Никита! – Сазонов с радостью обнял Кузьмина. – Как я рад, что ты добрался! Ну давай, рассказывай!
Никита, смущённый и усталый, знакомил майора со своими друзьями и взахлёб рассказывал о долгой и трудной дороге.
– Это Кузьмин Тимофей, сын купца Савелия Кузьмина из боярского рода Великого Новгорода род свой ведёт. Вона Вигарь, помор онежский, зело достойный муж, довёл нас сюда всех живыми, с Божьей помощью через море Студёное, через реки великие, места дикие.
Вигарь, услыхавший похвалу, покачал головой:
– А на коче лаялся, мальчонка.
– Как люди, Никита? – мигом посерьёзневшим голосом спросил Никиту Сазонов.
– Детишки да бабы слабы совсем, – грустно ответил Никита. – Я уж думал, что не довезём кого, но Божьей милостию…
– Парни, по кораблям пройтись, детей и женщин в крепость. Кто слаб – на руках нести. Топчаны освободите от хлама, одеяла со склада ещё возьмите! – Сазонов привычно командовал столпившимся рабочим и морпехам, наблюдающим за высадкой прибывших людей.
– И сколько там куриц осталось? Всех в котелки!
Получившие указания мужики разбежались их выполнять. А Сазонов, помогавший, вместе с несколькими морпехами, бородатым мужикам в холщовых рубахах выгружать тюки с кочей, с удивлением отметил в некотором отдалении молящихся на коленях людей, взгляды которых были обращены на освещённый лунным светом крест часовни.
Наутро Сазонов подозвал Карпинского:
– Пётр, я к Соколову, остаёшься тут за меня, а в форте сейчас Саляев. Смотрите за рекой и лесом – казаки могут вернуться.
Морпехи уже приготовили к походу ботик, куда уже загрузились помимо Усольцева, голова онежских поселенцев Всемил, староста белозёрских крестьян Тихомир, а так же Вигарь с племянником, захотевший посмотреть на диковинное озеро Байкал, о котором он прознал ночью, ведя разговоры у костра.
– А ежели там и вправду зверь водится? Бают, как в Студёном море он.
В Белореченском, после недолгого отдыха, на ботик забрали Соколова и Кабаржицкого и теперь предстояло добраться до полковника.
При подходе к истоку Ангары, впервые побывавшие тут, отметили торчащий из воды шаманий камень, да силу великой реки, изливающейся из озера. На отдых остановились в мелком заливчике у ясачной заставы. Встречавший гостей Васильев загорелся идеей увеличения численности своего поселения за счёт постоянных жителей. Так как уже вечерело, было решено держать путь на Новоземельск утром следующего дня.
– Успокоились! Давайте по одному, не мешайте друг другу, – умиротворяющим голосом проговорил Смирнов.
Радек откинулся на стуле, выпятив нижнюю губу.
– Николай Валентинович, незачем селить людей всех вместе, смысла в этом нет. Нам необходимо обживать Ангару, – сказал полковник.
– Но новые поселения необходимо ставить рядом, в пределах нескольких часов перехода. Иначе мы не успеем помочь отбить нападение, если вдруг такое случится, – ответил за Радека Соколов.
– Хорошо, давайте определятся. Главное – наличие земель под распашку и огородничество. Близость наших посёлков, так? – полковник встал из-за стола и подошёл к висящей на стене карте Иркутской области.
– Десять семей онежцев Всемила – Усолье? – ответом были согласные голоса.
– Шесть семей онежцев – зимовье Васильева, – так же без возражений, кроме уточнения от самого Васильева:
– Товарищ полковник, тогда надо название менять – уже не зимовье будет, а посёлок.
– Есть варианты, Николай?
– Никак нет. Предлагаю отдать этот вопрос на откуп поселенцам.
– Хорошо. И белозёрские, Ангарск или Балаганск?
– Ангарск предпочтительнее, недалеко от Усолья, а там и Белореченск, – сказал Кабаржицкий.
– Балаганск тоже недалеко от Удинска, – пожал плечами Соколов и обратился к мигом встрепенувшемуся Тихомиру, до этого скромно сидевшему на лавке и показно не встревающем в разговоры, в отличие от поучаствовавшего в них Всемила.
– Тихомир, а ты часом землицу на реке себе не приметил?
– Всё одно, землица тут везде богатая и пустая.
Соколов понимающе кивнул и сказал, обращаясь к Смирнову:
– Андрей, тогда предлагаю ставить Ангарск.
– Ну что же, вот и разобрались. Профессор Радек, с вами мы потом обсудим обучение наших поселенцев грамоте…
– Мы грамоту ведаем, – вставил Всемил. – Грамота от отцов наших нам передана, а мы храним её и отцов наших чтим.
– Очень интересно, Николай Валентинович, наверное, есть резон изучить и письмо, существующее на Руси?
– Письмо Руси древнее, кстати, чем это преподаётся в учебных заведениях, ещё до всяких там солунских братьев, – согласился Радек.
– Глаголица, Николай Валентинович? – заинтересовался Кабаржицкий.
– Помимо глаголицы существовало и русское руническое письмо, так называемые черты и резы. Официальная историческая наука, как обычно, в таких случаях стоит насмерть – не было и всё. Мол, Кирилл
