Глава 18. Человек человеку волк.
Повесив отданный мне автомат, даже на первый взгляд казавшийся разбитым и изношенным, с уже заметными пятнами ржавчины на стволе и корпусе, из которого и стрелять было опаснее для самого стрелка, чем для его мишени, на грудь, я распихал запасные обоймы по карманам и вышел через заднюю дверь. День, на удивление разыгравшийся, такой теплый и светлый, словно пришедший из другого мира, был в самом разгаре, в полной мере одаривая теплом и светом эту землю. Жаркая погода, с одной стороны, была очень даже на руку – на солнце зомби становились вялыми и малоподвижными, а чаще даже начинали гнить, но затянутый в камуфляж, с разгрузником и с оружием в руках человек под прямыми солнечными лучами быстрее уставал, да и пить хотелось гораздо сильнее. А вода была далеко не всякая безопасной. Ходили слухи, что большие порции хлора способны вытравить заразу из пресной воды, но лично я сам бы все равно отказался пить воду, заведомо зная, что взята она из зараженного водоема.
Отряд собрался в какое-то аморфное построение перед погрузкой на видавшие и лучшие времена грузовики. Подали три машины, больших Камаза с деревянными бортами и брезентовым тентом вместо крыши. Мне показалось, что это даже много для отряда численностью чуть более, чем сорок человек. Остальным это не было новостью и все достаточно вольготно располагались в кузовах, как хотели и где хотели. Водители, естественно, были отдельной историей, явившиеся вместе с машины и очень положительно смотревшиеся на фоне этих вооруженных бандитов. Все, как один, стройные и подтянутые, в одинаковых синих спецовках, заправленных в высокие резиновые сапоги. У каждого на плече была нашивка в виде стилизованной буквы «Р» на фоне автомобильного колеса. Они тоже были вооружены, у всех на поясе висела кобура с пистолетом. Глядя на их точные движения, быстрые и гибкие, я сразу понял, что боевая результативность этих троих парней будет гораздо выше, чем всего этого отряда, не знающего ни тактики, ни правил ведения боя, не имевшего даже общей сплоченности, наверняка бегущего всем скопом при первых признаках опасности.
Водители стояли рядом со своими машинами, но даже не пытаясь смешиваться с карателями, закурив и чуть слышно переговариваясь между собой, с нескрываемым презрением поглядывая на грузившийся отряд.
Я сам, замешкавшись, не знал, в какую машину сесть, пока не разглядел в одной из них Пня. Каких- либо дружеских чувств к нему не испытывал, но с ним казалось все же несколько безопаснее, чем в одной машине с Сухим, который, казалось, больше всего на свете сейчас хотел видеть мою голову отдельно от всего остального тела. Когда я забирался внутрь грузовика, никто и не подумал подать мне руку или хоть как-то помочь. Меня либо открыто игнорировали, либо были слишком заняты своими разговорами, чтобы обратить на меня какое-то внимание. Рядом с пнем места не оказалось, занятое маленьким и щуплым зеком, голым по пояс, лишь с подтяжками на голых плечах, всего покрытого различными татуировками, для меня больше похожих на мазню шизофреника, но обозначавших явно что-то очень важное, если верить подобострастному выражению лиц карателей, решивших обратится к этому человеку. Мне пришлось устраиваться на самом краю, около борта грузовика, устроив себе развлечение наблюдать за всем, что происходит снаружи.
Здесь раньше была асфальтированная футбольная площадка, с уровня кузова были даже заметными остатки разметки, сейчас почти скрывшиеся под слоем грязи, нанесенной сюда колесами грузовиков и сапогами карателей. Прямо напротив меня возвышалась стена казармы, сохранившая здесь следы старой облицовки, почти осыпавшейся со всего остального здания. С этой стороны не было ни одного окна, если не считать маленького кошачьего окошка под самой крышей. Прямо над ним из конька торчала старая антенна, покосившаяся и держащаяся на одном только честном слове. Пучок сухой травы, каким-то образом проросший у основания антенны, только придавал ощущение заброшенности здания.
Внизу, у стены здания толпились еще несколько карателей из моего отряда, не торопившиеся залезать в машины и с важным видом о чем-то разговаривавшие с бригадиром, который, впервые на моей памяти, стер с лица ощущение собственного превосходства и даже вроде прислушивался к этим людям. В результате трое из них вернулись в казарму, а последний, даже без оружия, вместе с Юрьевым сел в грузовик.
И сразу после этого завели моторы. Получается, все ждали только их, даже и не думая поторопить. Я еще раз посмотрел на татуированного, державшего себя сейчас с очень независимым видом. Рядом с ним никого не было, Пень, о чем-то все же договорившись, отсел подальше, только один из карателей, покачивая в руках почти новенький АКМ, сидел на полу рядом с его ногой, упершись спиной в доску, служившую сиденьем. Сидеть рядом с этим человеком, наверное, еще никто не был достоин. Глубоко вздохнув, я снова повернулся к улице. Мимо мелькали снова обжитые дома, в окнах некоторых из которых даже появились занавески и живые цветы, аккуратно выставленные на подоконник в цветастых горшочках. На улицах было очень мало невооруженных людей, не считая рабов, которые были буквально на каждом углу и приспособлены под всю грязную работу. Выглядели они жалко и беспомощно, не смея даже глаза от земли отрывать. От свободных их сразу отличало наличие небольшого черного стека на поясе, прикрепленного небольшой веревочкой и покачивающегося в такт ходьбе. У карателей и военных Республики я таких тоже не замечал, наверное, в этом случае само наличие оружия подразумевало личную свободу человека. Рабы ровняли землю, ремонтировали старые дома, что-то строили, что-то разбирали, вывозили мусор и появлялись в любом месте, где была нужна тяжелая физическая работа. Вид у многих был настолько изможденный, что было только удивительно, как они не помирают прямо на ходу. Кто-то из них сохранил даже свою одежду, в которой попал в плен, сейчас уже превратившуюся в грязное тряпье, но все еще проглядывавшую как офисные костюмы и явно не дешевую. Сейчас ей грош цена, даже в изначальном виде, вечно живая мода все-таки издала последний писк и сдохла, превратившись в ненужный остаток прошлого, уступив место практичной одежде, отличавшейся надежностью и удобством, но никак не эстетической красотой. Хотя когда-то, в переводе на рубли, все эти рубашки и брюки были очень дороги и не каждому доступны.
Машины притормозили у ворот, обозначавших конец обжитой территории, за которой уже начиналась земля зомби, живых мертвецов, наверное, самое обширное и сплоченное территориальное образование за всю историю Земли, где любой из людей был всего лишь вторженцем, к тому же очень вкусным. Держали нас там не очень долго, наверное, ровно столько, сколько понадобилось времени для открытия ворот, почти не скрипевших и не нарушавшей напряженной тишины, повисшей здесь. Даже мотор грузовика зазвучал как-то по-другому, как только выехал за линию укреплений. Сидя на корме конечной машины, я смог вдоволь насладится зрелищем инженерного чуда Республики, собранном здесь. Разумно поступив, здесь никто не стал рыть ни окопов, ни блиндажей, понимая, что чем ближе находится человек к земле, тем он более доступная для зомби добыча, но и учитывая возможные нападения вполне разумны людей с огнестрельным оружием и даже возможными артсистемами, для которых высокие стены просто идеальная мишень, о которой можно только мечтать, строители не стали возводить и крепостные стены, ограничившись насыпью чуть выше человеческого роста, на которой из мешков и частокола была возведена стенка еще в полтора метра высотой. Ее разбавляли приземистые и широкие блиндажи, с фронта выложенные кирпичом и укрепленные кусками стен и автомобилей. Из узких бойниц торчали стволы пулеметов и мелкокалиберных пушек. Провинциальный городок не заканчивался прямо за стеной, но для лучшего обстрела все дома перед стеной были разобраны или даже просто взорваны, благо снарядов для крупных орудий, способных издалека превращать укрепления противника в густое месиво, но совершенно беспомощных перед толпой зомби или легковооруженным отрядом автоматчиков, было как грязи. И использовали их больше как взрывчатку, чем по прямому назначению. Сразу перед насыпью был узкий, но глубокий ров, перед которым шли ровные ряды колючей проволоки, намотанной густо и без проходов, только проезды оставлялись открытыми. На самых опасных участках к проволоке привязывали пустые консервные банки, издающие ужасных грохот даже от самой слабой тряски. Надежный и простой сигнал о появлении мертвецов. Кстати, несколько тел уже застряло в «колючке», одно или два даже шевелились, тщетно пытаясь вырваться, и лишь только сильнее разрывая собственные мышцы и кожу в клочья.
Дальше по улице, еще сохранившей бордюр и тротуар, дома уже никто не трогал, хотя на многих были следы пулевых попаданий, а внизу, под стенами, лежали добела обглоданные человеческие скелеты. Дома стояли пустые, разграбленные, с выбитыми стеклами, снятыми с петель дверями, с обгорелыми стенами там, где оставались включенными горелки или электроприборы, за которыми уже никто не смотрел. Чуть
