день. Теперь, чтобы заставить военного человека забыть о том, что на нем одето, требовалось с головой завалить его работой, выбить из головы все сторонний мысли, загрузить до самого предела.
Этот офицер был в не по уставу распахнутой куртке, открыв всем взорам полосатую матроску, одетую на голую грудь. Штаны почти вылезли из ботинок, висев замызганными складками, а портупея была ослаблена.
– … нет, я уже с этим замучался, – доказывал он что-то снайперу, тряся у него перед лицом наполовину скуренным окурком, – кто я им? Ломоносов или сразу Эйнштейн. В конце концов, у меня только одна голова, а не двенадцать. У меня всего семь человек в штате, а разгрести надо семь с половиной тысяч эвакуированных. И это без новых поступлений! И каждого еще надо, блин, спросить о том, сможет ли это выдержать, устроит ли его! А только одно все твердят – чтобы легко и не трудно. Беженцев полно, а рабочих рук нет. Да еще их по пунктам разнеси, перепиши, данные разбери, с поиском соотнеси, – офицер даже сам обалдел от нарисованной им картины бюрократического аппарата, появившегося словно из воздуха, и ничего не смог уже выговорить, уставившись взглядом в пустоту и нервно куря остатки сигареты.
В этот момент мы и подошли. Снайпер, видно, ожидавший продолжения речи офицера, заметил нас и с облегчением вздохнул. Может, думал, что по пути мы выпали, пока он не видел.
– Вот те двое, про которых я тебе говорил, тоже в первый раз прибыли на полигон, – с некоторой ироничной улыбкой сказал он, подталкивая ближе к офицеру. Тот от неожиданности схватился не за тот край окурка, обжегся, выронил его и выругался, дуя на обожженные пальцы.
– Господи, Паш, и ты меня расстроить решил, – сказал он, с непонятной тоской глядя на новоприбывших, то есть меня и Свету, – начали за здравие, а заканчиваем за упокой. Ведь только папку тебе передать хотел, чтобы завез в администрацию. Нет, тебе обязательно надо было подкинуть мне работы. Семь с половиной тысяч человек! Ты представляешь?
– Да успокойся ты, – махнул Кантемиров рукой, прерывая дальнейшие жалобы, – все не так уж и плохо. Ты хотя бы на зомби не смотришь. Опиши ребят, и мы поедем.
– На зомби не смотришь! – раздраженно повторил офицер, доставая пачку сигарет из кармана. Там оказалось пусто, раз уж он обиженно вздохнул и зашвырнул пачку через всю дорогу, – Лучше уж мертвецу в пасть залезть, чем на эти бумаги без конца смотреть! Сам бы посидел, волком взвыл бы. Нет, нам же надо с пушкой наперевес и голым задом носится по всей округе!
– Опиши ребят, – спокойно сказал снайпер, не обратив внимание на раздраженный выпад, – и мы поедем. С твоей папкой.
– Надоело! – взмахнув руками, рявкнул офицер, но тут же успокоился и как-то сник, – Пошли, жертвы бюрократии.
Он вернулся в палатку, приглашая нас зайти следом. Внутри было душно и накурено, несмотря даже на пробитые в крыше дополнительные отверстия для вентиляции. Прямо на голой земле расставили столы и большие железные шкафы, сейчас наполненные кипами бумаг. Почти за каждым из десяти столов сидел офицер чином не меньше лейтенанта, с невиданными мною раньше знаками различия. Все были так же уставшими и нервными, постоянно что-то переписывая или сверяя. Наш офицер сразу выдал каждому из нас по ручке и листочку с ровно отпечатанными вопросами.
– Заполняем быстро и глупости не пишем, – сказал он, – а то мне уже написал один, что он эльф по национальности. Сначала сразу застрелить хотел, но меня удержали. Во второй раз так уже не получится.
– По эльфов не пишем, – сказал я, – напишу, что орк.
Если бы человек мог взрываться, то нас бы всех сейчас снесло бы взрывной волной. До того жуткое выражение лица было у офицера. Испугавшись, что он сейчас на самом деле сердечный приступ получит, я извинился и сказал, что пошутил.
– Еще раз так пошутишь, лично расстреляю, – уже несколько более мягким тоном сказал он, все же продолжая буравить меня взглядом.
Вопросы, напечатанные в анкете, были даже более подробными, чем при переписи населения. Военные пытались вытащить как можно сведений из каждого, кто переезжал на полигон, собирая огромную общую базу данных. Вещь, конечно, интересная, но как они собирались ее проверять, я представлял слабо. Только потом, после первых вопросов, содержавших самые примитивные сведения, которые каждый из нас запоминает гораздо раньше, чем учится читать, до меня дошло, чем же занимались большая часть офицеров, находившихся здесь. Как раз и сверяли полученные сведения со старыми архивами, увезенными из города. Такая работа, тем более лишенная современных электронных систем, должна была быть на самом деле весьма трудной. И разместили их не на полигоне по той же причине. Архивы занимали слишком много места, чтобы отводить под них отдельные помещения, особенно если учитывать, что большая часть из них превратилась в обыкновенную макулатуру, как и люди, про которых в них написано, превратились в жутких зомби.
– Ну, долго вы еще там будете размусоливать? – несдержанно спросил нас офицер, пытавшийся с новыми силами углубиться в дебри очередного списка. Тот был не склонен разделять его энтузиазм и заваливал голову кучами непонятных цифр и фамилий. Это лишь усиливало в человеке раздражение.
– Почти все закончили, – соврал я, остановившись где-то в первой половине анкеты. Хотя я и понимал, что сведения о роддоме, где я родился, или о номере аттестата заметно облегчат поиск, но в голове такого попросту не было, заставляя меня ставить все новые и новые прочерки.
Интерес во мне проснулся чуть позже, когда закончились бюрократические выспрашивания про мою личность, и пошли более конкретные вопросы, связанные со сложившейся ситуацией. Военные уже успели организовать связь с другими подобными человеческими анклавами, выраставшими на окраинах крупных городов или где-то далеко в пустошах, которыми изобиловала наша страна. Та же Сибирь или заполярные области. С кем именно наши поддерживали связь, я не знал, хотя догадывался, что хотя бы с Москвой, если там кто-то уцелел, связываться должны были обязательно. Чтобы там не происходило, это фактически крупнейший центр страны. Достаточно вспомнить бесчисленные промзоны, как на дрожжах растущие вокруг города. Такое место безлюдным точно не останется.
Вот именно из-за этой связи и создавались общие базы данных. Никакой катаклизм не заставит людей забыть, что у него есть родственники или близкие люди. При любой возможности они отправятся их искать. Если создавать общие данные по выжившим, десятки людей смогут узнать друг о друге без всяких проблем, просто сверившись с вывешенным на доступном месте списком. Конечно, это не решит проблем с тем, как люди смогут встретится, но зато успокоит душу, что уже немаловажно для человека.
Интересно, а во Владимире есть такой анклав, или там военная структура так же развалилась, как и все остальные. И анклавов нет вообще, за исключением бандитских группировок, такое, извиняюсь, дерьмо не потонет ни в одном унитазе. Рязани, можно сказать, серьезно повезло, что в военной верхушке города оставались люди, больше преданные делу, чем своему карману, и достаточно смелые, чтобы выступить против десятилетиями укоренившийся схемы «наворуюсь, а после меня хоть потоп». А вот как там дело произошло, мне оставалось только гадать. Если примерно такой же результат, то вполне можно попытаться пробить своих родителей по этой базе. Инженеры, как не крути, интеллектуальная рабочая элита, их с руками оторвут гораздо быстрее всяких топ-менеджеров и пиар-агентов. И фортификацию, и основы военного строительства они точно знают, что сразу ставит их на ступень выше в списках спасаемых. Если только, конечно, они выжили в самом начале, когда никто не понимал, что происходит, и каждый был сам за себя. Я даже отложил ручку и задумался, как все это могло произойти. В случае моего выживания они наверняка уверенны, что не стоит даже искать. Про мои увлечения отец говорил не иначе как про пустую трату вполне работоспособного мозга, из серии «умная голова дураку досталась», а мама просто хваталась за сердце при виде косухи и значков радиации. Посмотрели бы они на меня сейчас… Если они сами, то папа сразу бы догадался о том, что власти врут. Он им доверял только тогда, когда они говорили про обломы политики, а это случалось крайне редко. В таких случаях он говорил «ну, если уж они говорят, что плохо, то там на самом деле полный абзац». А мама… Мама согласно кивала головой, добавляя, чтобы не забыл про вчерашние чертежи, которые собирался доделать. И уж если по радио говорили, что надо сохранять спокойствие, то он точно должен был поднять тревогу. Только вот из оружия дома были только кухонные ножи да швабра, вот и весь выбор. И на стройки они часто приезжают…
– Ты уже все написал? – мой вид с затуманенным взором вывел офицера из себя. Спохватившись, я
