такое добро еще никому не мешало.
– Если бы не вы, мы бы сами себе уже не мешали, – сказал я, пытаясь отдать все это как благодарность за наше спасение, – так что это все ваше по праву.
– Вот мы как раз сделали то, что и называем своей работой, – отрицательно покачал головой снайпер, отходя на шаг от пододвинутого к нему оружия, – как раз зачисткой мы все это и называем, чем и занимаемся. И не мы их даже и убили. А на ваше спасение я потратил два патрона, так что, уговорили, их я и возьму из вашего арсенала. А если в командовании еще и узнают, что пользуясь положением, обираю гражданских, тогда меня точно повесят. И не думайте, ни полушки больше не возьму.
– Спасибо вам, – сказала Света, с трудом поднимаясь на ноги, но почти сразу же свалилась обратно, – погибли бы без вас.
– А что вы, вообще, одни в такую даль отправились? – спросил снайпер, присаживаясь рядом на траву.
Я с облегчением сел рядом, поскольку еле держался на ногах.
– Новости везем из деревни, что отсюда, – ответил ему, – там тоже бандиты напали, всех вырезали или зомби скормили. Из той же банды, что на нас засаду устроила. Форма такая же. Гнали прямо напрямую к полигону, чтобы быстрее, хотели подкрепление вызвать, чтобы догнать убийц и уничтожить. Радиста не было, поэтому так связь не получилось установить.
– Ага, – задумчиво произнес снайпер, что-то ковыряя палочкой в грязи, – значит, вот уже и в нашу песочницу полезли какие-то мальчики и ломают куличики. Пока просто палочкой тыкают, получается, проверяют. И у мальчиков игрушки дорогие, а самих папа на машине привозит, как получается. Деревню значит, разграбили. Показывают, что никого не бояться, получается. А потом устраивают засаду на кратчайшем пути от деревни до полигона. Зачем?
– Они меня хотели на допрос отвести, – вспомнил я, – к хозяину своему. А Свету… – продолжать не стал, но снайпер кивнул головой, что, мол, все понял.
– Теперь уже чуть яснее, – сказал он, – в деревне не было никого, кто хоть что-то знает о планах обороны. А им это важно. Потому что пугать одно – а бить по-настоящему совсем другое. В первый раз повезло просочиться, благо, посты нормальные пока только вдоль дорог асфальтированных, объезжай – не хочу. А так ведь можно и на танк, скажем, нарваться, им тогда никакой пулемет не поможет. Вот и сделали засаду, ожидая, что тут проедут вестовые. А вестовые – это служба, эти кое-что знают, и уж точно знают, у кого можно спросить нужное. Только вот не ожидали вестовых, которые огрызнуться. И точно не ожидали подоспевшую к ним помощь, – продолжай снайпер, больше разговаривая сам с собой, чем с нами.
– Возможно, – кивнул я, – но новости все же следует доставить.
– Успокойся, – махнул он рукой, – у нас три машины в лесу, и рация, сейчас все передадим. А вас самих надо в госпиталь, после всего пережитого.
Я покачал головой, отрицая даже такую возможность. Свету можно положить, а вот меня никак не получится, мне еще надо обратно в город возвращаться, там дел не полно. Не хватало еще записаться все же в ряды боевой части выживших и в первый же день с треском оттуда вылететь, угодив в госпиталь из-за пары синяков и царапин.
– Свету надо отправить на обследование, – сказал я, – а мне только отдышаться и снова готов к бою. Тем более, что у меня еще в городе дела остались.
– Вот это резвость, – в притворном удивлении сказал снайпер, отрываясь от своих размышлений, – прямо как герой! Ты же и так еле на ногах держишься, не в обиду будет сказано, тебе не на передовую, а в тыл будет надо.
– К черту тыл! – неожиданно резко сказал я и даже закашлялся, когда кровь из разбитых десен попала не в то горло, – мне надо с этими гадами разобраться. У меня с ними теперь личные счеты.
– Вот оно что, – протянул снайпер, посмотрев на меня теперь совсем другим взглядом, – а ты парень, видать, на самом деле старше, чем по возрасту. И зря я тебе недооцениваю. Если человек мстит, то уже на кое-что способен. Хорошо, под твою ответственность. И учти, полноценным рядовым я тебя не беру, поскольку не знаю, как ты себя ведешь в бою. Будешь, так сказать, кандидатом. Ты уже в каком-нибудь отряде состоишь?
– По возвращении собирался, – сказал я, отрицательно покачав головой.
– В город? – удивленно поднял глаза снайпер, сообразив, о чем я говорю.
– Так точно, у меня рекомендации от сержанта Токарева и выписки на оружие со складов, – открыл я все карты, понимая, что этому человеку доверять можно, особенно после того, как он поделил трофеи с убитых бандитов.
– Тогда ладно, когда вернемся на полигон, тогда со всем и разберемся, – решил снайпер, вставая на ноги, – а сейчас друга твоего похороним, и займемся делом.
Сашу мы похоронили около самого леса, под кроной молодой березки. Я был еще не в состоянии копать, поэтому могилу вырыли солдаты, достаточно глубокую, чтобы потом случайный зомби не смог ее раскопать. Тело завернули в брезент и засыпали свежей землей, оставив небольшой холмик. Крест сделали тоже в ручную, срубив несколько молодых деревцев. Жаль, не из чего было сделать иконку, но выручил снайпер, повесивший на верхушке креста обычную камуфлированную шапку, которую Саша носил до того, как его убили. Я согласился с его словами, что покойник будет доволен. Кратко и ясно сказано, что за человек тут лежит. И я сам лично вырезал имя убитого, дату рождения и дату смерти на горизонтальной планке креста.
– Покойся с миром, друг, – сказал я в самом конце, стоя с непокрытой головой перед могилой, – ты был хорошим боевым товарище и отличным человеком. Извини за то, что не смог, как обещал, привести тебя в безопасность, не смог прикрыть в трудную минуту, не смог помочь… Ты сделал все, чтобы называться героем. Я буду помнить тебя.
Света ничего не смогла сказать, а просто плакала, уткнувшись мне в плечо. Саша ведь успел толкнуть ее на землю, когда увидел вспышки. Она была настолько отвлечена от всего, беспокоясь обо мне, что поняла происходящее только когда рядом он упал рядом, с попаданиями сразу в нескольких местах. Я обнял ее за плечи и сам чувствовал, что по щекам медленно стекают слезы. За нашими спинами дружно выстрелили автоматы военных, отдавая последнюю честь погибшему.
Вот и еще один человек ушел из моей жизни, моргнул и исчез, как будто его и не было. И только тихо шелестит листва над могилой, словно лишний раз напоминая о краткости человеческой жизни. Пройдут годы, подтачиваемый ветром и дождями сгниет крест, рассыпавшись в мелкую труху, вырастет и огрубеет березка, которая сейчас выше меня всего в два раза, размоет холмик над могилой и он порастет травой, умру я и всего кто его знал, забудут, кто тут лежит и отчего погиб. И все равно каждый, кто будет проходить мимо, хоть на секунду остановится и бросит хоть один короткий взгляд на небольшую могилку под корнями старого дерева и вспомнит о тех тяжелых временах и почтит память того, кто погиб, спасая мир от вещей, гораздо худших, чем смерть.
– Пошли, – мне на плечо легла тяжелая ладонь, выведя из состояния задумчивости и возвратив в день сегодняшний, – я думаю, ты захочешь быть при этом.
Я кивнул и посмотрел на Свету. Она смотрела мне прямо в глаза, словно читая прямо душу. Правду говорят, что женщины не ушами, а сердцем слышат. Вот слетела с нее за это время все шелуха глянцевых журналов и напускной моды, все еще предсмертно вскрикивавшей каждый месяц, так сразу и человеком стала, настоящим, а не разукрашенной куклой. И вот сейчас, держа меня за складки на одежде, она словно мне в душу глядела, вытаскивая оттуда самые скрытые мысли и читая их как по белому листу.
– Куда ты идешь? – спросила она тихо и как-то испуганно.
– Не думай об этом, – я аккуратно провел рукой по ее волосам, все еще удивительно чистым и расчесанным, как и до этих дней, – просто иди к машинам солдат, и забери наши трофеи, это все еще пригодится.
Я отстранил ее от себя, понимая, что дальнейшего ей лучше не видеть и даже не слышать, она не должна марать себя о такое. А я… Я уже ничем не испачкаюсь.
– Миш, – сказала она мне уже издалека, – я знаю, ты добрый, помни об этом.
Не хотел поворачиваться, боясь, что она увидит те чувства, что обуревают мной, поэтому молчаливо помахал ей рукой. Снайпер, словно понимая, что творится у меня в душе, не пытался разговаривать или как-то привлечь мое внимания, а просто мерно шагал по еще низкой и ярко-зеленой траве, набиравшейся
