гербом, – милый мой, здесь же больше пятидесяти лет никого не было. Давно тут валяешься, – какой-либо пользы от монетки мне не было, но и выкидывать было жалко, поэтому сунул ее в карман на левой руке, просто на память.
– Что интересного? – вопрос повис в воздухе прямо у меня за спиной, от неожиданности я даже вздрогнул. Обернувшись, увидел стоявшего у выхода человека, явно из заводских. Старый камуфляж, не похожий на те, что носили военные, был ему немного велик, а респиратор, болтавшийся на шее, был промышленным.
– Не стоит так людям сзади подходить, – проигнорировал я вопрос, – нервы у многих на пределе. А если бы у меня в руке пистолет был? Сейчас обычно сначала стреляют, а потом уже интересуются целью визита.
– Да ладно, что ты взъелся, будто не свой, в самом деле, – человек махнул левой рукой, идя на попятную, – Уже и спросить нельзя, что ли?
Тут я и заметил, что у него нет оружия, за исключением небольшого ножа, висевшего на поясе. В наше время это фактически было равно самоубийству. Здесь же, похоже, с оружием была большая проблема, чем на полигоне, где даже в самом мирном и безопасном помещении на стене висел автомат. Обслуживающий персонал, не участвовавший в вылазках, похоже, не вооружался.
– Да все нормально, – сказал я, пытаясь прикинуть, как же я теперь выгляжу, что мужчина взрослее меня сразу сдал назад, не пытаясь, как раньше, учить морали, – просто прямо из города, нервы все еще ходуном ходят. Кстати, Саша, – и протянул для рукопожатия руку. Мужчина улыбнулся и достаточно сильно пожал ее.
– Вадим, – а потом уже внимательнее посмотрел мне в лицо и провел по своей щеке – это там ты… Извини, конечно, но…
– Нет, – поняв, что он имеет в виду замотанную бинтом рану на щеке, – это нож, никто меня не кусал, можешь не бояться. Да и мы сами знаем, что обычно после этого бывает. Горький опыт…
– Нас тут бригаду ремонтников прислали, – сказал Вадим, успокоившись, – машины подлатать, если проблемы есть. Покажешь, чтобы зря не бегать?
– Это не ко мне, – развел я руками, – это вам водителей спрашивать надо.
Выйдя из помещения следом за механиком, я решил попробовать снова найти ту девушку, из-за которой когда-то возникли с Павлом проблемы. Все же было интересно, чем вся эта история с ним закончилась. Просто так погибнуть, съеденным зомби, он не мог, слишком уж хитер и изворотлив был. И, в конце концов, уехал он в машине, куда мертвецам забраться тоже проблема. Потерев отчего-то заболевший шов, направил свои стопы к машине с освобожденными. Там еще продолжалась перепись, и шла довольно медленно. Кроме наших часовых и одного уже задерганного сержанта, записывавшего все сведения в большую толстую тетрадь, там стоял еще один человек, которого я раньше не видел. Вполне интеллигентного вида и с почти донжуанской бородкой, молодой человек, едва переваливший за двадцать лет.
В отличии от прочих, на нем был не камуфляж, а летние брюки и белая рубашка с расстегнутым воротником. В качестве исключения, под левой рукой висела кобура с ПМ. Поверх был одет белый халат. Он о чем-то шептался с сержантом, но гораздо больше внимания уделял пленникам, с каждым из которых разговаривал долго и внимательно. Это сильно тормозило процедуру, от чего сержант краснел все сильнее и едва не шипел на него. Не будь здесь других людей, уже бы вцепился ему в шею.
Часовой у машины попытался задержать меня, но вспомнив мое лицо и признав своего, пропустил. Подойдя к столу, я решил подождать, пока закончится очередной спор, разгоревшийся из вполне обычного разговора.
– … больше не волнует? – закончил какую-то фразу парень в халате, обращаясь к стоявшему напротив стола освобожденному, серьезному мужчине лет сорока, одетого в когда-то дорогие брюки и рубашку, сейчас до нельзя замызганные и истертые.
– Такие вопросы можно и на потом отложить, – прохрипел сержант с таким видом, словно его душат, – здесь еще пятьдесят человек. И с каждым так изволите.
– Если понадобиться, – спокойно сказал парень и записал ответ человека в свой блокнот. Сержант же, воспользовавшись тем, что белый халат отвлекся, рявкнул свой вопрос так, что даже я чуть не подскочил.
– ИмяФамилия! – без паузы выпалил сержант, выливая все свое бешенство в один простой вопрос, – Быстро!
– Господин Храмов, – возмутился парень, закончив пометку, – это живые люди, а не свиньи какие-то. Вот были бы вы на их месте, тогда поняли бы, что они пережили. Не зря же меня начальство прислало, психологическая помощь им просто необходима.
– Она скоро будет необходима и мне, – как-то нехорошо посерел сержант, записывая имя человека в тетрадку с такой силой, что проткнул листок. Захрипев, он вытащил ручку и начал ее судорожно трясти, словно надеясь вытащить оттуда приз, – Просто записать имена и профессию! Почему меня никто не предупредил, что здесь устроят пресс-конференцию «Каково быть в плену?» Зачем я только встал с постели! – ручка выскользнула из пальцев, и сержант почти взвыл, перекрыв очередной вопрос психолога, после чего скрылся под столом.
Мысленно я был на стороне психолога, хотя бы потому, что даже по виду этих людей было заметно, как им досталось. Фактически все были избиты и красовались со здоровенными синяками и ссадинами. Особенно девушки, мужчин по большей части просто избивали за малейшее неповиновение, то их мучили совсем по-другому, под самогон и веселый гогот. После такого, если есть хоть капля собственного достоинства, невольно о петле задумываться начнешь. А с психологом поговоришь, так уже хоть немного легче станет, если получится, даже убедишь себя, что все это забыть можно и надо жить дальше. Вообще, потом таких, кто сможет себя пересилить, надо в разъезды брать, они обычно как шальные дерутся.
Психолог, как я посчитал, используя собственные скудные познания в этой науке, оказался очень образованным и компетентным в своей области человеком, но не всегда успевал сдерживать улыбку, доводя сержанта до очередного приступа бешенства. Солдаты же за его спиной, в недосягаемости взгляда сержанта хохотали едва ли не в открытую над очередными ляпами своего командира. С одной стороны, это даже можно было назвать кощунством по отношению к освобожденным, после пережитого к смеху не очень расположенным, но в тоже время у нас и так оставалось очень мало поводов для смеха.
– А тебе что здесь надо? – рявкнул сержант, выскакивая из-под стола, сжимая в руке ручку с таким видом, словно сворачивал кому-то шею.
– Здравия желаю, – приложил я руку к козырьку, – мне надо с одним из пленников поговорить, разрешите?
– Какого черта! – заорал на меня сержант, брызгая слюной, – Я вам что, дом свиданий? Или у тебя совсем голова с плеч слетела?!
С видом, словно успешно исполнил все свои обязанности, сержант плюхнулся обратно на свое место и снова принялся допрашивать освобожденных. Вопросы резко слетали с языка, как торпеды, говоря о сильном нервном возбуждении человека.
– Да… наверное, я все же переборщил, – еле слышно протянул психолог, глядя сержанту в спину, а потом повернулся ко мне, – молодой человек, не обращайте на него внимания, сильное нервное потрясение. Так с кем вы хотели пообщаться?
– Девушка здесь должна быть, Лаванда ее зовут, – сказал я, все еще с опаской поглядывая на сержанта, демонстративно нас не замечавшего, – она меня тоже должна помнить, если с ней все в порядке. Спросить у нее надо кое-что.
– Так, – психолог перевернул несколько страничек своего блокнота и нашел нужную запись, – да, она уже проходила. Тяжелый случай, сочувствую. Тяжелый посттравматический шок на фоне общего психического расстройства, глубокая депрессия… Ладно, вам эти слова все равно ничего не говорят. Здесь вы ее не найдете, по моему настоянию ее переправили в стационар. Мы вообще туда всех раненных отправили. Не бойтесь, я вам объясню, как вы ее найти можете.
– Раненных? – неприятно удивился я, осмыслив неторопливую речь психолога.
– Вы даже не знали? – с сожалением в голосе сказал психолог, – я в этом не специалист, пуля попала в руку, надеюсь, ничего страшного не будет. Больше боюсь, как бы это ее окончательно не погубило. Она
