— Иванушкой кличут.
— А живешь где? Родители, чай, есть?
— Да где придется, бабушка, — вздохнул тот. — Сирота я.
— Пойдем ко мне жить, Иванушка. Вдвоем полегче будет.
— А ты не злая? Тут, сказывают, Баба-яга где-то шастает.
— Нет, теперь я добрая, — опять улыбнулась старая.
И вдруг поднялась легко, засобиралась обратно, крепко ухватив ручонку Иванушки.
— Пойдем, пойдем, внучек. Щас я тебя пирожками угощу. С яблочками наливными, да с малинкой.
И ласково посмотрев на мальчонку, неловко погладила заскорузлой рукой вихрастую его белобрысую голову.
Андрей Щербак-Жуков
СКАЗКА О САМОМ НЕЛЕПОМ ОБОРОТНЕ
Он был оборотнем. Самым что ни на есть настоящим! То есть обладал способностью превращался в зверя. Но вот ведь незадача — он был самым нелепым оборотнем в округе. Да что там в округе — пожалуй, он был самым нелепым оборотнем за всю историю волшебства. Судите сами.
Ведь как обычно бывает… Чаще всего встречаются волки-оборотни — это весьма романтично и даже как-то достойно. Реже бывают лисы-оборотни — они не так опасны, и многие относятся к ним с явной симпатией. Довольно редко, но все же встречаются медведи-оборотни, но они избегают встречаться с людьми. А еще говорят, что кто-то однажды видел тигра-оборотня…
Он же был бобром. Да-да — бобр-оборотень. Вы только вслушайтесь в это сочетание — бобр- оборотень. Ну что может быть смешнее! Когда на небе воцарялась полная луна — общепризнанная хозяйка всех оборотней, — он грустно поднимал к ней влажные и выпуклые глаза, тяжело вздыхал, а потом медленно и неохотно брел в ближайший лесок. Он вяло перебирал перепончатыми лапами и волочил за собой по траве плоский и безволосый хвост. В обманных лучах ночного светила его сутулая фигурка казалась ожившим холмиком. Добравшись до леса, он начинал грызть — так же нехотя и лениво, как шел. При этом он время от времени вновь жалостно поглядывал на луну — словно спрашивал ее: «Ну, сколько еще? Может быть, уже хватит?»
Иногда люди объявляли оборотням войну. Они вооружались факелами и осиновыми кольями и выходили в лес. Бобер-оборотень, как правило, попадался самым первым, но его всегда со смехом отпускали. Лишь иногда ему давали несильного пинка — чтобы он поскорей катился в ближайшие кусты и не мешал преследовать настоящих зверей. Ну в самом деле, какой вред может принести людям столь нелепое существо!
Никто даже не заметил, как он постепенно извел в округе все осины…
№ 8
Юрий Нестеренко
БОЛЕЗНЬ КАРЕЛА НОВАКА
Первый раз это случилось с Новаком вечером, когда он возвращался с работы. Он прошёл через сквер, спустился в метро и встал на эскалатор. Эскалатор плавно понёс его вниз. Навстречу проплывали матовые плафоны. Вдруг Новаком овладело странное ощущение. Как будто всё вокруг стало нереально, словно на грани между сном и пробуждением. У Новака слегка закружилась голова. Он схватился за перила и зажмурился, пытаясь отогнать наваждение. Когда же открыл глаза, всё вокруг изменилось.
Бесконечная узкая стальная лента эскалатора с лязгом и грохотом низвергалась в наклонный бетонный туннель. На ступенях не было никакого покрытия — это были проклепанные стальные площадки, плохо скреплённые друг с другом и постоянно дёргающиеся. Скорость движения значительно превышала скорость эскалатора метро, и в лицо дул сырой холодный ветер. Из забранных железными решётками грязных плафонов на потолке лился тусклый и неровный свет. Но что более всего поразило Новака — через определённые промежутки по бокам туннеля висели вмурованные в стены стальные клетки, в которых неподвижно стояли солдаты с автоматами. В следующий момент зловещий туннель поплыл у Новака перед глазами, и он сошёл с совершенно нормального эскалатора на платформу станции. Некоторое время он растерянно оглядывался, но видение растаяло без следа.
Карел испугался. Насколько он знал, в роду его не было сумасшедших, да и сам он никогда не сомневался в собственном рассудке. И, тем не менее, он явно видел то, чего не было.
«Нет ничего хуже, чем потерять разум, — думал он, сидя в вагоне метро. — Но ведь сейчас я совершенно здоров. Я трезво рассуждаю, и мне ничего не мерещится. Впрочем, может быть, всё так и начинается? Что я знаю о шизофрении? Кажется, галлюцинации бывают именно при шизофрении…»
Однако вскоре мысли его приняли более спокойный ход. Он убедил себя в том, что просто заснул, стоя на эскалаторе, — в последнее время он очень мало спал, так как с головой ушёл в работу, — и тут же проснулся. Он знал, что такое бывает от усталости.
Придя домой, он, чтобы окончательно успокоиться, достал из кейса бумаги и занялся возникшей несколько дней назад проблемой. Решение пришло быстро, красивое и эффективное. Новак повеселел. Сомневаться в собственном уме не было никаких оснований. «Надо больше отдыхать», — сказал он себе, и последующие несколько дней следовал этому правилу.
Ничего необычного не случалось.
Но вот однажды, стоя в институтском буфете со своим приятелем Бронски, Новак вдруг почувствовал приближение знакомого ощущения. В следующий момент светлое и просторное помещение буфета превратилось в мрачную бетонную пещеру, освещённую горящими вполнакала ртутными лампами. Вместо ароматов еды в воздухе стоял запах дезинфекции.
Бронски, только что рассказывавший какую-то историю, замер с полуоткрытым ртом, должно быть, поражённый переменой в лице Карела. Тот, в свою очередь, был поражён переменой в лице своего приятеля. Это лицо постарело сразу лет на двадцать. Оно стало землисто-серым, с мешками под глазами. На голове у Бронски почти не осталось волос. Его элегантный костюм превратился в бесформенный серый комбинезон с нашитым на груди номером ЕА3916.
— Да что с тобой, Карел? — воскликнул Бронски, и Новак очнулся. Всё вернулось на свои места.
— Н-ничего, — ответил Новак. — Мне показалось, что я не выключил генератор, а потом я вспомнил, что обесточил весь стенд.
— У тебя был такой вид, словно ты увидел привидение, — усмехнулся Бронски.
Они взяли обед и сели за столик. Новак огляделся. В буфете было мало народу, и никто не мог их услышать.
— Слушай, Филипп, — спросил он приглушённым голосом, — тебе никогда не приходилось видеть
