прижимаю тебя к груди? В последнее время я, как ты, без сомнения, слышал, не слишком женственна. И, с твоего разрешения, я сяду.
– Простите! – Тетка Маран и в самом деле сетовала, что графиня Савиньяк после смерти мужа стала груба и неженственна. Жозина пыталась защищать подругу, но мама никогда не умела спорить, зато Арлетта умела. «Эта маленькая Рафиано», – говорил дед и выходил к ней только в парадном мундире…
– Слишком дорого. Я о ценах на муку. – Гостья, все так же щурясь, разглядывала верхнюю из лежавших на столе бумаг. Вот теперь Робер вспомнил ее по-настоящему. Арлетта всех ставила в тупик, даже деда, который пытался ее не любить. – Чем я могу тебе помочь? Послы? Негоцианты? Письма?
– Послы. – Клемент рвался на волю, пришлось легонько щелкнуть по любопытному носу. Нос обиделся и исчез. – Я не дипломат. То есть я и не все остальное, в лучшем случае – полковник, но с военными я хотя бы разговаривать могу.
– Когда эта свора начнет соболезновать?
– Сегодня. В шесть часов пополудни… Но вы не в трауре.
– Мне есть в чем выйти, – отмахнулась женщина. – Фердинанд Оллар в последний раз позаботился о своих подданных. Даже герцогини не шьют двух больших траурных туалетов в одну весну. Не возражаешь, если я переоденусь в твоем особняке? На площадь Оленя мне уже не успеть.
– Я бы хотел, чтобы вы остановились здесь. – Пусть за стеной будет хоть кто-нибудь, кроме солдат! – Правда, я превратил дом в казарму…
– О да! – Графиня неожиданно улыбнулась. – Казарма – это именно то, что испугает женщину из дома Савиньяк. Разумеется, я остаюсь. Заниматься после бунта домом, даже если его не сожгли, такая морока.
Кошки б разодрали Никола с его великой Эпинэ, но что сделано, то сделано! Сэ сожжен, люди погибли с обеих сторон. Такие раны враз не залечишь.
– Я должен… Я должен извиниться за тех болванов, что сожгли Сэ. Мы возместим вам убытки…
Графиня думала иначе.
– Колиньяр возместит, – изрекла она. – Восстали больше из-за него, чем из-за тебя, а заниматься Сэ будут мои невестки. Должны же они у меня появиться… Ты не обратил внимания, как в последнее время болели послы? О том, что здесь творилось при Валме, я наслышана. Где, кстати, его собака?
– Там, где он ее оставил. Готти подстригли, он опять львиный. Сударыня, я должен вам сказать, что сестру… ее величество убили. Влюбленный дурак… Она отказала, может быть, резко. Дикон становился навязчив, а Катари не то чтобы болела, просто с женщинами…
– Я знаю, что случается в это время с женщинами. – Темные глаза стали чуть мягче, и они все еще щурились. – Кто тебе посоветовал объявить смерть естественной?
– Никто. Я решил, что так лучше. Город еще не опомнился после… всего. Долго рассказывать… Был один мерзавец, действительно мерзавец, в крови по горло. Во время коронации его отдали толпе…
– Ты это видел?
– Да. Я много чего видел… и здесь, и в Сагранне. – Дорога селя и дороги Доры, что страшнее? Пожалуй, все-таки Дора. – Когда столица снова станет столицей, пусть регент делает что хочет, но сейчас… Сейчас я Проэмперадор Олларии и не хочу, чтобы горожане охотились за убийцей! Не потому, что это Дикон… Айнсмеллер был хуже чем мерзавцем, он был бешеной тварью, но дело не в нем! Дело в них, в тех, кто его рвал. Понимаете… Гробницу Франциска ломали по приказу, Айнсмеллера отдали толпе, но это тоже был приказ. Почти приказ… А в Доре они уже сами и уже друг друга…
Как высказать то, что не понимаешь, а чувствуешь, будто Дракко или Клемент? И так же, как они, не можешь объяснить, просто
Графиня расправила манжеты.
– Похоже, нас ожидает золотой век, – задумчиво сообщила она, и Роберу на миг показалось, что ему двенадцать лет и они собрались за столом в Старой Эпинэ. Все, даже Дени и Магдала. – Я не думала, что доживу до времен, когда во дворце не останется дураков и хапуг. Дожила… Можешь меня не убеждать, ты выбрал единственный верный ход. Где твой Карваль?
– Инспектирует гарнизоны, потом проедет на север к Литенкетте.
– Он нужнее здесь… Или он уехал раньше?
– Я решил, что отменять инспекцию нельзя, а здесь уже… все случилось. – Никола был в приемной Катари и ничего не сделал. Никто ничего не сделал! – Смерть не обмануть, сударыня. Катарина это чувствовала. Я думал, дело в ее… положении, а она знала, что эти маки последние…
– Глупости! – Графиня Савиньяк не желала верить в судьбу. – Смерть обходят не так уж и редко, просто то, что не случилось, забывается.
– Я помню три свои пули, – вдруг сказал Иноходец. – Ренкваха, Сагранна и позже, уже в Эпинэ… Только я все еще живу, умирают другие.
– Такое, пока он жив, вправе сказать любой. Что ты написал регентам?
– Пока ничего… Было некогда…
Сговориться с Левием и Никола нетрудно, куда хуже – врать Ноймаринену и Алве, только без лжи он не может называться Проэмперадором, а это сейчас нужно. Не герцогу Эпинэ и не мертвой Катари – этому городу, разнеси его Охота!
– Хочешь, напишу я?
– Хочу, но не имею права. Так вышло, что Оллария на мне, значит, я должен…
– Делать то, что за тебя не сделают другие, – заключила графиня. – Напиши Рудольфу, только коротко. Что случилось и что ты предпринял. Остальное предоставь мне. Убийца, как я понимаю, сбежал?
– Убийца? – Эпинэ прикрыл руками глаза. Он сам произнес это слово, но как же оно не вязалось с сероглазым мальчишкой, взглянувшим на Робера у Барсовых врат. Дикон воевал, пытался отравить Ворона, убил Штанцлера, фрейлину, Катари, но он
– Ричард Окделл исчез, – негромко произнес Иноходец, – наверное, покинул Олларию. Больше мне ничего не известно. И хорошо… Я узнал Катари совсем недавно, я даже не вспоминал о ней, но… Она сразу стала мне сестрой, но я не могу… Не могу хотеть суда и казни, это трудно объяснить.
– Объяснять не надо. – Арлетта взглянула на часы, которые Жильбер умудрялся вовремя заводить. – Мне нужно привести себя в порядок, а с возрастом это требует все больше времени. Прогоним послов и поболтаем. Про Окделла я слышала, а Катарину знала. Она была слишком умна, чтобы ее убили из ревности; в этом убийстве еще надо разобраться. Что говорит твой Карваль?
– Он сомневается, что Окделл убил еще и Штанцлера.
– Что?! Эту гадюку тоже?
– Да.
– Ничего не понимаю… – Арлетта устало опустила руки, внезапно напомнив Жозину. – Ничего. Но таких совпадений не бывает. Куда идти? Я никогда не бывала в этом доме.
2
Шествие послов замыкал дуайен. Новый. Графиня Савиньяк проводила глазами высокую иссиня-черную фигуру. Граф Глауберозе не из тех, кто сутулится, но сейчас дриксенец не исполнял дипломатическую повинность, он был искренне огорчен, хоть и пытался не показать вида. Гайифец, тот не знал, рад он или встревожен, остальные вели себя как и положено послам, то есть многозначительно и скорбно. Немногочисленные по нынешним временам придворные страдали громче. Дамы прижимали к глазам платки и платочки, мужчины… Мужчины либо скорбно вздыхали и за неимением лучшего косились на Проэмперадора и графиню Савиньяк, либо не видели ничего, кроме гроба. Таких было большинство – Катарину и в самом деле любили, да и четыре смены власти кряду хорошо пропололи ряды шкурников.
– Сударыня, прошу вас. – Седой и бледный, как четверо выходцев, человек подал руку, помогая подняться с резной скамьи в ногах гроба. Помощь пришлась кстати. Карета была прекрасной, во всего лишь хорошую Бертрам бы ее просто не посадил, но дорога всегда утомляет, а уж вместе с послами и возрастом…
– Ну вот, одно дело сделали, – бодро сообщила Арлетта, и Эпинэ попробовал улыбнуться. Не хочет оставаться один, и правильно. Поминальные ритуалы для того и выдумали. Чтобы те, кто потерял все, не
