Журнал «Русская Жизнь» 10 сентября 2008 года. Тема номера «Москва»
Отступать некуда
Медуза Горгона: вид сверху
Как всякий провинциал, я Москву не люблю. Мало того, я ее не хочу.
Однажды улетал из Москвы в Варшаву. Мне очень понравилось, что вылет был в 20.30 и прилет в 20.30. Учитывая то, что время не двигалось, я был на небе, и красивые девушки все время доливали мне вино, можно было сделать вывод, что мы уже в раю.
К тому же — Москва под тобой. Смотрю на нее сверху вниз, снисходительно. Немало завоевателей хотело бы так на нее смотреть, да мало кому удалось. Только в последние времена завоеватели поняли, что в Москву просто надо переселиться и овладевать ею изнутри. Как болезнь.
Когда я смотрел из иллюминатора — столица была похожа на огромную глубоководную медузу, она вся сияла и переливалась. Казалось, что если упасть на нее — падение будет мягким, упругим; а потом тебя снова вынесет вверх. И в восхищенных глазах будут переливаться брызги московских огней: как бывало в детстве, когда изо всех сил ладошками сжимал глаза, и там фейерверки возникали, под веками.
Еще от этого разноцветного, перемигивающегося московского сияния было ощущение чрезмерности: имелись некоторые основания напугаться той неизбежной минуты, когда у всей страны вылетят пробки оттого, что Москва сжирает столько тепла и света.
И все будут бродить в темноте, чертыхаясь, спотыкаясь и сталкиваясь лбами — пока Москва пузырится и пенится, как бутылка шампанского.
***
Вскоре Москва истаяла в темноте, и через недолгий промежуток времени мы увидели под собой Варшаву.
Варшава была темна, как будто ожидала бомбежки. Если я скажу, что в славном городе Варшаве горело в сто тысяч раз меньше огней, чем в Москве, — это не будет преувеличением. Напротив, это будет преуменьшением.
Пред спокойным лицом Варшавы Москва казалась откровенно развратной.
Кроме того, спектр цветов в польской столице был многократно скудней: в то время как Москва сияла розовым, оранжевым, бордовым, красным, фиолетовым, серебристым, белым и всеми их немыслимыми сочетаниями, — Варшава в нескольких местах была краплена слабо- желтым, и всё.
Я и до этого понимал, что такое Москва, а тут я все увидел своим глазами, с неба. Мне стало неприятно.
***
Варшавские таксисты, как, впрочем, таксисты большинства стран мира норовят отвезти подороже, — но какие у них лица при этом, матка боска! У них лица советских инженеров, рабочей интеллигенции. Они чистые, эти таксисты, они ничем не пахнут.
И как выглядят московские таксисты?
Таксист — это спрессованная реальность. Если хотите изучить пороки эпохи — берите таксиста и исследуйте.
Московский таксист — это сто пятьдесят килограмм злого мяса, тотальный минимум идеализма, знание о том, что жизнь полна всевозможной мерзости, и никакой другой она быть не может. Фраза: «Человек человеку — волк» бегущей строкой струится на суровом лбу таксиста.
А московские частники?
Мне однажды нужно было срочно проехать триста метров, я очень торопился. Махнул рукой, тормознул иномарочку красивую, как трельяж, и показал водителю: мне вон к тому дому.
— Сколько? — спросил частник.
— 100 рублей, — сказал я.
— 100 рублей — это на автобусе, — ответил он, и попросил закрыть дверь, оскорбленный до невозможности.
А я вот живу в городке на триста тысяч человек, там проезд из одного конца города в другой — 60 рублей. И не рублем больше.
Видимо, когда приезжаешь в Москву, нужно сдавать экзамен на москвича, чтоб никого не обидеть. За МКАДом надо оставлять свои провинциальные представления о реальности.
А московские пешеходы?
Вот, к примеру, если остановить парижанина и узнать на немыслимом английском у него дорогу куда-либо, то он забудет все свои дела и станет вместе с вами разглядывать карту, пока не разберется. Я десятки раз проверял. Но если остановить москвича... Короче, в лучшем случае, он не остановится. Несколько раз мне отвечали: «Да не знаю я!» — с таким остервенением, что я мысленно представлял себя героем Тарантино, выхватывал парабеллум и палил в спину ответившему половину обоймы, а потом еще подбегал, переворачивал труп и с криком: «Не знаешь, сука? Родной город не знаешь?» — делал контрольный в голову.
А как иначе.
***
Или вот приезжаешь в столицу нашей Родины, выходишь с поезда, чистый и умытый, и сразу попадаешь на площадь Трех Вокзалов.
Сначала видишь сотни ларьков с самой отвратительной порнографией. Я не ханжа, и даже, скорее, наоборот, но вы сходите, полюбуйтесь, чем там торгуют. Неподалеку стоят сотни гастарбайтеров, перемешанных с бомжами; хотя я не знаю, какая между ними разница.
Еще — наркоманы, токсикоманы, беспризорники и разнообразные инвалиды.
Тут же, если вечер, молодые русские проститутки. И если присмотреться, за ними приглядывают сутенеры — всегда выходцы с Кавказа.
Милиция ходит вокруг всей этой красоты вялыми кругами, словно обкумаренная.
Я посетил десяток мировых столиц, везде свои проблемы, но чтобы увидеть такое прямо на вокзале, посреди города — подобного нет.
Мне хочется привести туда местного милицейского начальника и тут же, немедленно, как- нибудь его наказать. Палками там, шомполами, я не знаю... Есть же какие-то проверенные способы, неоднократно опробованные.
Наша столица словно ждет огромного булыжника, который упадет посередине, и брызги во все стороны полетят. И, несмотря на все ее заманчивое сияние, есть подозрение, что брызги эти будут не вкусны, и не сладки — все равно что веслом ударить по чему-нибудь нехорошему.
От этого города физическое ощущение греховности, нечистоплотности, пакости. Иногда задумаешься об этом, и к горлу подступает, вот-вот вырвет. В Москве ежедневно совершаются тысячи и тысячи самых подлых, самых гадких на всю Россию дел, немыслимых уже для человеческого рассудка. Адский котел этот город.
И я никак не умею представить того рядового, того офицера, того генерала, который, обернувшись, хриплым голосом прокричит: «Отступать некуда — позади Москва!»
Хотя в современной России фраза эта может иметь уже другое значение: мол, мы в полном окружении — впереди враги саблезубые, позади — Москва и москвичи. Только и остается, что принять гибель. Некуда податься больше русскому человеку.
***
Зато сколь замечателен московский мэр, волевой человек, смотрит честными глазами.
Недавно он подал в суд на писателя Лимонова — тот однажды обмолвился о подконтрольности московских судов Лужкову. В итоге Лужков отсудил у писателя полмиллиона рублей.
Средневековая ситуация, вопиющая в своем бесстыдстве, она так и просится в какую-то раблезианскую фантасмагорию.
Однако все это очень по-московски. Только такой градоначальник и может быть у Москвы, болезненно самолюбивый, блюдущий свою честь, свое достоинство.
Лужков, впрочем, подал мне хорошую идею. Лимонов последнее время часто говорит, что столицу надо перенести из Москвы куда-нибудь в центр России, за Урал. Но эта мысль мне первому в голову пришла, я писал об этом несколько лет назад. Надо у Лимонова еще полмиллиона отсудить, чтоб не заимствовал идеи.
Только я считаю, что столицу надо переносить каждые четыре года. Сегодня она в Соликамске, завтра в Сургуте, послезавтра в Ачинске, на 16-й год очередь Бийска пришла.
Дороги наконец-то проложат по всей стране, дома покрасят, клумбы разобьют. И в Сибири будут пальмы цвести. Четыре года — идеальный срок для того, чтобы порядок был наведен, а пакость со всей Евразии еще не сползлась в новую столицу.
Так и будут все эти выродки человеческого рода, сутенеры, наркоторговцы, разносчики триппера, городские сумасшедшие, карманники, барыги и прочие, и прочие, и прочие, подобно помойным муравьям брести от города к городу, а столица все будет и будет от них ускользать, уходить из под рук, и они будут гибнуть в пути, на яростных сибирских просторах, вместе со всеми своими заразами.
Столица России должна быть неуловимой, призрачной, таинственной, как русская душа.
А если душа заквашена в одной бочке и не проветривается — а только позволяет в себя лазить грязными руками за очередным огурцом, — тогда она начинает пахнуть, и на ощупь — становится осклизлой.
Вот как Москва. Брезгливо от нее.
Истинную Москву украли. Настоящего москвича замуровали в стене. Пора объявлять их в розыск. Пора звать на помощь.
Помогите хоть кто-нибудь. Есть тут кто-нибудь живой, ау.
Продукты зачатия
От Трубы до Химок
Дым Отечества — препротивнейшая вещь все-таки. Особенно когда, постранствовав, воротишься домой, в Москву. Она умеет здороваться сквозь зубы и готовить к приезду самые дрянные сюрпризы. Акклиматизироваться трудно. Я вот совершенно не хотел вновь предаваться ворчанию и писать о том, как здесь плохо. Но в последнее время, если приходится говорить о хорошем в Москве, — так это разве что о бабах. Короче, просто перечислю свои впечатления минувшей недели, первой по возвращении из зарубежной творческой командировки.
Во-первых, конечно, предчувствие Родины при движении
