Middle-class пренебрегает Южным потоком, предпочитая ему поток западный, а точнее - юго-западный. Он выбирает испанские пляжи что подешевле, стараясь не слишком обращать внимание на крики продавцов коки. Скучающих немок и немцев эти предложения прельщают, официальный же испанский персонал сдержан, исполнен достоинства. Европа все-таки! Испанскую кухню представители middle-class называют «экзотической», учатся отличать хамон от ломо, а паэлью едят исключительно с чернилами каракатицы. Испанские официанты не знают английского, в меню - картинки, в них надо тыкать пальцем, middle-class смиренно тычет, на неплохом английском проговаривая названия блюд и втайне упиваясь безграмотностью официантов. «Questo?» - переспрашивает официант. «No, that one, please», - ответствует middle-class (вполголоса, в сторону): «Тундра».
Италия для middle-class - идеальное место, где можно совмещать приятное с полезным. Тур: два дня в Риме, два дня во Флоренции, два - в Венеции. «Ты же ничего посмотреть не успеешь». - «Почему?» - «Ну как же, все смешается». - «Ну-у-у-у, старые города, они же везде одинаковые». - «Ну, в принципе да. А во Флоренции есть море?» - «Нет, кажется, река есть, но купаться нельзя, кажется, грязная». - «Что, промышленные отходы сбрасывают?» - «Нет, какие отходы? Какая там промышленность? Паста, пицца - вот и вся промышленность. Ха! Ха! Ха! Она от старости уже грязная, эрозия почв». - «Да хватит ржать, ты лучше мне подскажи, мне нужен такой какой-нибудь город в Италии, где было бы море, ну, чтобы отдохнуть можно было, и кое-что еще купить из шмоток, вот в Венеции как с этим, я слышал, она дорогая какая-то нереально».
Кроме романского мира, существует еще - нет, не германский, финно-угорский. Покоряя его, middle- class понимает, что совершает своего рода challenge, потому что катание на лыжах, к примеру, - развлечение почти кастовое, в отличие от вульгарного пляжа или еще более вульгарного ресторана. Правда, летом с лыжами большие проблемы, Заполярье не в моде, и тогда место соседки-Финляндии занимает скучный прохладный Рейкьявик, а следом и вся остальная Исландия - с ее пышной давящей природой, столь подходящей для, скажем, медитации. Есть, есть такие практики, - говорят друг другу задавленные московскими пробками менеджеры, предвкушая Рейкьявик. Лет им уже под сорок или даже за. Рефлексии по поводу кризиса среднего возраста завершились, на пике этого кризиса они нашли способ безболезненного с ним сосуществования, как ни подгоняй кровообращение, за годами все равно не угонишься, посему север получше юга будет.
Финляндия летом - рай для интеллигенции, питерских творческих работников, кураторов художественных проектов и даже врачей с учителями. У станции метро «Приморская» есть пляж с омерзительной, выдающейся прямо в залив гостиницей - брежневский импотентный рывок в сторону Запада. Если смотреть оттуда, то на горизонте рано или поздно появится финский туристический паром - сверкающий, недорогой, заполненный туристами, которые, следуя завету Михаила Светлова, направляются в Хельсинки, чтобы поглядеть на «ближайший ночной клуб». Гренада осталась в стихах («Прощайте, родные, прощайте, друзья, Гренада, Гренада, Гренада моя»), проза явилась в виде ночного клуба, еще более сдержанных и чопорных, чем в Питере, манер, истовой аккуратности и горькой интеллигентско- шестидесятнической усмешки на тему о том, что «убогий чухонец» вовсе не так убог, а приют его даст фору любому другому.
У богатых свои причуды. Главная из этих причуд - стадный инстинкт. Три точки на карте, между которыми они курсируют, будто вальдшнеп в брачный период: Сан-Тропе, Сардиния, Монако. Отели невероятной престижности. Мультилингвал стафф. Мы говорим по-русски. Говорят, да не все, и посетители - посланцы энергетической сверхдержавы хорошо это знают. Типичная мизансцена: парковая дорожка. Справа и слева - пальмы. На дорожке - электромобиль, груженный грязным бельем отдыхающих. У обочины - свиномордие в шлепанцах Prada, с женой и ребенком. Ребенок на трехколесном велосипеде. Свиномордие орет на водителя электромобиля на неведомом тому русском языке:
- Проезжай! Ну, давай проезжай, б..! - Вглядывается в бейджик. - Сальваторе!.. твою мать, газуй, газуй, сука!
В бассейне - не старый еще господин с молодой еще дамой. Он толкает в ее сторону мяч:
- Так, завтра, значит, сюда в девять утра приезжает за нами Mercedes S-класса, и мы сразу в аэропорт, оттуда уже самолет заказан на Порто-Черво. Решай. Решай, да или нет. Это не проблема вообще. По поводу Порто-Черво мне уже подтвердили, завтра с утра можем вылететь. Все зависит от того, хотим или не хотим. Точнее от того, хочешь ты или нет. Ты говори мне прямо сейчас. Я, если надо, тебя у папы твоего отпрошу, хочешь?
- Папа на меня злой сейчас, гы.
- Из-за меня, что ль?
- Нет, он мне дал 200 000 на карманные расходы, а я за три дня потратила.
- Разберемся. Завтра в Порто- Черво. Надо обстановку сменить, Порто-Черво не проблема, соглашайся.
Дети богатых орут за завтраком в ресторане, бегают по залу и падают, спотыкаясь. Нянечки хватают их за шиворот и, шипя, плохо маскируя классовую ненависть под педагогику, волокут обратно, к моцарелла ди буффало, к оливкам, домашнему обезжиренному йогурту и фруктовому салату со взбитыми сливками: «Ну что? Ты доволен, доволен, да? Я - очень!»
Они недовольны. Уезжая, они выговаривают ресепшн за мокрый песок и яркое солнце, а их жены мусорят в гостевых книгах отелей. Они везде и повсюду ведут себя так, будто им должны, в Шереметьево-2 их встречает кавалькада машин и рота охранников, а VIP-зал не резиновый, и охранники, путаясь в проводах и потея в дешевых черных костюмах, кричат в рацию: «Первый, пошел!», узкий пандус заставлен BMW X5 и Cadillac Escalade, к вечеру столпотворение утихает, взвившаяся было жена, добравшись на третьей машине, впереди нянечек и обслуги, до медной своей Николиной горы, успокаивается, рассортировывая фотографии одной рукой, во второй - кальян. К вечеру до резиденции добирается автомобиль среднего класса Toyota Avensis, груженный багажом, и тут-то выясняется, что один из чемоданов пропал во время стыковки в римском аэропорту Leonardo da Vinci, в просторечии Fuimicino, и хозяйка, отправляясь спать, поцеловав на ночь детей, меланхолически говорит хозяину: «Каждый раз одна и та же история. По-моему, у Европы нет будущего».
Да, милая, да. Дети - наше будущее.
Месса и Нессо
Все, что не дрянь
Максим Семеляк
«Что вы, русские, молитесь на этого Челентано? Ты хотя бы знаешь, как его называют в Италии? Сеньор Идиот! Зачем вам вообще сдались итальянские певцы? Все они дрянь, какой свет не видел».
Человека, говорящего мне все эти вещи, зовут Манлио. Он итальянец, адвокат, поэт, мемуарист, коллекционер искусства. Ему за семьдесят, но пить он начинает с утра и держится до глубокой ночи. Еще он коммунист, точнее сталинист. Я прожил несколько дней в его доме на берегу озера Комо, где каждый вечер он давал мне уроки хорошего вкуса («Никогда не пей воду, если на столе есть вино»), итальянской истории и просто жизни. Внимать этому репетиторству было тем более интересно, что я практически не говорю по- итальянски и очень мало что на нем понимаю, - а Манлио, как истый итальянец, разумеется, никогда не видел ни малейшей надобности в освоении других языков.
Поэтому мое участие в беседе в конечном итоге сводилось к тому, что англоговорящие называют неблагозвучным словом namedropping. А поскольку Грамши, Павезе и Маринетти мы уже обсудили, на чем мои познания в области местной политики, литературы и искусства прошлого века были практически исчерпаны, оставалось только тупо перечислять неугодных певцов.
- Что же, и Бруно Мартино - дрянь?
- Вне всякого сомнения.
- И Лючио Баттисти?
- Я же говорю - все.
Я помню, как в начале двухтысячных годов мои друзья (те, что тогда хозяйничали в журналах GQ и Jalouse) стали усиленно бросаться словом «денди», для пущего эффекта снабжая его идиотским пояснением «денди нового миллениума». Дендизм, впрочем, понимался ими (нами, чего уж там) столь широко, что, по правде говоря, подлинного референта понятия (вроде того, что описывал, например, Конан Дойль в своем «Родни Стоуне») мне встретить так и не довелось, а тогдашний идеал моих друзей следовало
