движущаяся лестница! У самого Ромочки от страха подкашивались ноги. Страх мешался с волнением и радостью; у него закружилась голова. Он как будто пересек невидимую границу и ступил на чужую территорию.
Наконец, они сошли с проклятой лестницы, и Ромочка разинул рот от изумления. Никогда еще он не видел такую красоту! Они очутились в сводчатом зале, увешанном по бокам и сверху разрисованными панелями. Ромочка долго глазел на них. Вдруг послышался страшный грохот; воздух сотрясся. Белая метнулась в сторону, но Ромочка схватил ее, прижался к ней, зарычал ей в ухо. Он с трудом удерживал ее на месте, потому что Белая выдиралась изо всех сил. Грохот перешел в визгливый металлический лязг, и вдруг к платформе подкатил поезд. Он перестал рычать и затих. Ромочка и Белая все стояли у самого эскалатора, мешая пройти спешащим пассажирам. Их толкали и ругали. Поезд снова залязгал, загрохотал и, извиваясь, как змея, уполз в черную дыру туннеля. Ромочка не выпускал дрожащую Белую. Она боялась, потому что не знала, как выбраться из этого страшного места. Многочисленные ноги пассажиров не позволяли разглядеть другой эскалатор.
С трудом он повалил ее на бок и уселся на пол, между урной и тяжелой деревянной скамьей. Сидящие на скамье пассажиры дружно потянули носами, все как один вскочили и поспешно отошли подальше. К противоположной платформе с лязгом и грохотом подкатил еще один поезд, высадил пассажиров, принял в себя других и, громко щелкнув дверьми, издал перед отправлением пронзительный гудок.
Ромочка крепко обнимал Белую за шею и тихо рычал ей в ухо, пока та не успокоилась. Чудовищные поезда приходили и уходили так часто, что скоро Белая раздумала бежать. Она сидела на месте с несчастным видом и льнула к нему. Ромочка радостно улыбнулся и принялся вглядываться в простые, чистые лица людей на разноцветных панелях, обрамленных резным камнем. Он глубоко вздыхал, глядя, как нарисованные мужчины и женщины стоят у красного трактора, собирают урожай или, освещаемые солнцем, строят из кирпичей завод. Другие люди, с суровыми и решительными лицами, целились из пистолетов в невидимых врагов. На синем нарисованном небе ярко светило солнце, хотя Ромочка знал: настоящее небо там, наверху сейчас цвета бурой речной воды.
Он глазел на картины, широко разинув рот и глаза. Он водил своими мозолистыми ладонями по стенам, задирал голову, не замечая или не слыша, как ругаются пассажиры, наткнувшись на него. Впрочем, принюхавшись, все сразу отходили подальше.
Люди толпились у края платформы; они стояли вплотную друг к другу, и все же сразу было заметно, что каждый держится особняком. Здешние люди явно не были стаей. Наверное, под землей все договорились не обращать внимания на личное пространство — так нужно всем дождаться поезда и сесть в него. Все тупо глазели вниз, на рельсы или прямо перед собой; никто не смотрел друг другу в лицо. Бомжи, у которых личное пространство было заметно шире, тоже ждали поезда, лежа вдоль стен или стоя рядом с нагруженными и закрытыми брезентом тележками. Были здесь и подростки из молодежных преступных группировок, и бездомные дети. Некоторые шныряли в толпе пассажиров и тихо просили денег.
В Ромочкиной голове оживали воспоминания; волосы у него на затылке встали дыбом. Он почти чувствовал, как в его руке зажат билет, а другой, теплой и вспотевшей рукой он держится за руку матери. Они разговаривают и никого кругом не замечают. Им не нужно ни за чем следить. Вдруг он затосковал, что он уже не маленький. Ему захотелось снова держаться за мамину руку. Потом к его ноге прижалась Белая. Зарябило в глазах. Пассажиры толпами садились в вагоны и выходили из них. От огромных красивых картин на стенах у Ромочки разболелась голова. Пустой живот напомнил о себе урчанием. Вдруг ему показалось, что враги окружают его со всех сторон, а он не видит и не чует их. Белая у его ног немного успокоилась и даже задремала, во всем положившись на него, но, учуяв идущий от него запах страха, проснулась и вскочила на ноги. Ромочка тоже встал. Они вместе поднялись по эскалатору наверх, к дневному свету.
Он пробыл в логове полдня, а потом ему снова захотелось в метро.
Собаки вскочили, очнувшись от дневной дремоты. Мамочка, Золотистая и Черный тихо, угрожающе зарычали. Собаки ощетинились; мурашки побежали у Ромочки по спине. Кто-то бродил в развалинах у них над головами; рылся в отбросах, топал ногами, освещал фонариком землю и заросли бурьяна. Потом до них донеслись голоса. Там, наверху, разговаривали двое мужчин.
Ромочка подполз к груде досок и взобрался повыше. Испуганные, встревоженные собаки забегали по логову. Ромочка увидел желтые сапоги из шкуры неизвестного зверя. Он громко зарычал, веля остальным замолчать. Собаки перестали рычать и сбились в кучу. Они так доверчиво заглядывали ему в глаза, что у него стеснило грудь. Ромочка снова зарычал — гораздо тише, чем в первый раз, — и навострил уши. Чужие люди уже совсем близко, у лаза в их логово! Мамочка велела остальным молчать. Мужчина в желтых сапогах произнес:
— Хорошее место. И что про него треплют?
Второй буркнул что-то неразборчивое.
— Да мне плевать — ты только глянь! Здесь столько камня, что можно дом построить. А что все боятся этого места — нам же лучше. Не сунутся к нам, только и всего.
Ромочка с трудом спустился вниз. Собаки беспокойно бегали по логову, и Ромочка, все больше злясь, слушал, как двое у них над головами что-то перетаскивают и передвигают взад-вперед. Собаки то и дело поглядывали на него, как будто о чем-то его просили. Мамочка лизала его всякий раз, как пробегала мимо. От ее почтительных поцелуев у него все сжималось внутри. Мамочка раньше никогда не проявляла к нему почтения, не целовала его в углы рта. Она, как и остальные, чего-то ждала от него. Его стая ждет, что он что-нибудь сделает, спасет их.
Наступил вечер, но темнота не утешала. Люди зажгли наверху, в развалинах, костер. Они то и дело говорили о том, что им удалось добыть мясо. В щели в логово проникал мерцающий свет. При свете их убежище казалось жалким и хлипким. Потом сверху запахло жареным мясом и луком.
Ромочка снова взобрался на груду досок и окинул взглядом свою семью. Собаки расселись на полу полукругом. Теперь все понимали, что к ним вломились люди, нарушили границы их территории.
Мамочка спокойно смотрела на него снизу вверх. Золотистая, неподвижно сидящая на своем сторожевом посту у входа, вдруг встала и подошла к Мамочке. Она подняла голову и пытливо посмотрела на него, навострив золи. Взгляд у нее совсем не был изумленным. Она едва заметно вильнула хвостом.
Затих даже всегда порывистый и нетерпеливый Черный. Все чего-то ждали.
Внезапно Ромочка понял, что он должен сделать, и у него закружилась голова. Он прогонит людей!
Он спрыгнул вниз; все тело у него покалывало. Тихо зарычав, он подозвал всех поближе и сел на четвереньки на гору мусора, глядя на
Незваные гости вскочили на ноги и, отвернувшись от костра, всмотрелись во мрак.
— Леха, что там такое?!
— Подумаешь, собаки! Успокойся, Юра, они огня боятся.
Ромочка посмотрел с парапета вниз. Вдруг он показался себе очень сильным и могущественным. Он их огня нисколько не боится! Он громко закашлялся. Захватчики вздрогнули. Ромочка понимал, что Мамочка ведет остальных в обход, чтобы напасть на чужаков с тыла. Он ждал, тихо рыча, покачиваясь и будто пританцовывая, — он напевал, а не выл.
— Леха, что это?! — Юра тыкал пальцем прямо в Ромочку.
Леха всмотрелся в неясные очертания странной фигуры.
— Статуя? Львенок?
Юра испуганно хохотнул.
— Оно двигалось! Вот только что пошевелилось!
— Ха-ха! Да ты спятил, придурок. Камни не двигаются.
Юру передернуло.
Тогда Ромочка встал во весь рост. Леха и Юра завопили от страха. Ромочка снова завыл, и к нему
