- Хорошо, спрашивай, - с улыбкой разрешил Пругов.
Надя задумалась, но не более чем на секунду.
- Ты живешь один? Я имею в виду: есть у тебя кто-нибудь? Женщина?
Любовница у тебя есть?
- Есть. Вернее, так - и да, и нет.
- Как это: и да, и нет? Ненастоящая женщина? Резиновая что ли? - звонко рассмеялась она.
- Нет, не резиновая, - обиделся почему-то Пругов за Наталью. -
Настоящая…И грудь у нее, кстати сказать, больше, чем у тебя. -
Сказал в отместку и сразу же после произнесенных слов мысленно обозвал себя дураком.
Надя фыркнула, но как заметил Пругов, в отличие от него, не обиделась. Или сделала вид, что не обиделась.
- …Просто она замужем и с мужем разводиться не собирается. -
Подробностями своих отношений с Натальей Пругов как бы оправдывался перед Надеждой за невольно выскочившую глупую мальчишескую фразу. -
Вот и мечется между ним и мной. Муж не устраивает ее как мужчина, но он мастак в решении вопросов иного характера.
- Финансовых, например…
- И финансовых в том числе. А вообще у них все сложно.
- Как и у всех, - кивнула Надя, подумав, видимо, о своих проблемах.
- Ну да…, как у всех. - Пругов был вынужден согласиться с очевидным.
- А твои папа и мама? - продолжила допрос Надежда. - Они живут вместе с тобой?
- Они умерли. Мама давно. Она умерла, когда я появился на свет. Я ее только на фотографиях видел. Мама была очень красивой. Молодой и красивой…А отец все это время после смерти мамы жил со мной, он так и не женился вторично… У нас большая квартира. Большая и пустая. Папа умер этой весной.
- Соболезную. - В голосе Надежды Пругов уловил искреннее сочувствие. Он пожал плечами:
- Печально, конечно, но ему было девяносто пять лет. Ничего вечного не бывает.
- Девяносто пять?! - ужаснулась Надя. - А сколько же тебе лет,
Андрюша? Ой, прости! Это бестактный вопрос.
- Почему ты просишь прощения? - удивился Пругов. - Для мужчины его возраст - не есть нечто, что желательно скрывать от окружающих.
Мои года - мое богатство. Мне пятьдесят пять.
- Я подумала тебе больше.
- Лет семьдесят? - усмехнулся Пругов.
- Ой, прости! - Надежда была сильно смущена. - Я не то хотела сказать, - оправдывалась она. - Я не имела ввиду твой внешний вид, ну…, что ты плохо выглядишь… То есть… Я совсем запуталась.
Прости дуру! Я просто подумала, что если твоему папе было девяносто пять, то тебе…, - и вдруг спохватилась: - А вообще, ты хорошо выглядишь. Нет, честно. Я бы тебе дала не больше сорока.
- Ну, это ты, Надюша мне льстишь. Безбожно и нагло.
- Ни сколько! - с жаром воскликнула Надя.
- Сорок лет было моему отцу, когда я родился. Я у него был поздним ребенком. У меня еще брат есть. Старший. По отцу. От первого брака. Вот брату моему уже семьдесят через месяц стукнет. Он живет в
Новокузнецке. У него большая семья. Внуков семеро.
Надя задумалась.
'Интересно, о чем она сейчас думает? Подсчитывает разницу в возрасте между мной и собой? А зачем? Какая разница в этой разнице?
(Прости меня господи за тавтологию! А еще писатель…). И все-таки - зачем ей эти расчеты? Не собирается же она разводиться с мужем и выходить за меня? Интересная дамочка, ничего не скажешь!'.
Словно угадав его мысли, Надя сказала:
- Когда тебе будет девяносто пять, как твоему папе, мне будет шестьдесят девять. Представляешь?
Пругов взглянул на ее серьезное личико и вдруг покатился со смеху. Не удержавшись, съехал с камня и упал спиной на гальку.
- Ха-ха-ха-ха! - заливался он.
- Ты чего?! - удивилась Надежда. - Что смешного я сказала?
- Ха-ха-ха! Я пред… Ха-ха-ха! Я пред… Ха-ха-ха-ха! Я представляю. Ха-ха-ха-ха!
- Ну и что? - Надя явно не понимала, что так развеселило Пругова.
- Что? Неужели это так смешно?
- Это безумно смешно, - ответил Пругов, вытирая слезы. - Я уже много лет так не смеялся.
Надя пожала плечами.
- Не понимаю. Что может быть смешного в том, что я умру в шестьдесят девять лет?
С Пругова вмиг слетело веселье.
- А с чего это вдруг? Почему ты решила, что умрешь в шестьдесят девять лет?
- Я не решила. Ты сам сказал, что твоему папе было девяносто пять, когда он умер. Значит, и ты умрешь в девяносто пять. - Логика у Надежды была железной. - Ну, может быть, позже. Может в девяносто шесть. А так даже лучше! - обрадовалась она. - Пусть будет - в девяносто шесть. Мне тогда ровно семьдесят будет. А семьдесят - это уже ничего. А вообще…, живи, сколько сможешь и сколько захочешь!
- Спасибо! Но ты-то здесь при чем? Я не понял.
- Как причем? Мы умрем в один день.
Пругов внимательно посмотрел на Надежду.
- Я не сумасшедшая, - ответила она на его пристальный взгляд и отвернулась к морю. - Наверное, я пошутила.
Пругов развернул ее за плечи к себе.
- Наверное? То есть ты не знаешь - пошутила или нет?
Надя долго не отвечала. Глаза ее становились то серыми, то синими. Они мерцали.
- Я не пошутила. Я знаю. Мы с тобой Андрюшенька умрем в один день. И от этого никуда не деться. Ни тебе, ни мне…
Утро следующего дня было солнечным.
Уже в семь утра было жарко, а днем, судя по всему, даже близость моря не спасет от жары. Единственное спасение - не выходить из кондиционированной прохлады одноместного люкса, а если выходить, - то не в город, а либо в бар, где кондеры работают на полную мощность, либо сразу на пляж и - в море. И сидеть там…
Солнце выглянуло из-за гор в пять сорок, один из его любопытных лучиков нашел щелку в задернутых портьерах, проник в номер, отыскал
Пругова и ласково погладил его по щеке. Пругов улыбнулся во сне, но не проснулся - этой ночью он уснул поздно. Покоя ему не дали немцы, веселящиеся сначала в баре, потом, перешедшие в свой номер, который был соседним с номером Пругова. Немцы смеялись, громко разговаривали, практически, орали, и полночи был слышен звон бокалов. Потом немцы утихомирились, но тут пришли они - мысли.
О своем будущем как писателя Пругов уже не думал. Он думал о странной женщине, случайно встретившейся ему на пути.
Правильней было бы сказать, что мысли о Надежде не покидали его с того момента, когда он сел в микроавтобус, поджидающий на пристани его, Вову Коваленко и еще нескольких слегка протрезвевших за обратный путь морских туристов, чтобы отвезти их в отель. Надежда с мужем от пристани пошли на остановку долмуши, которая называлась
'дурак'. (Все остановки в Турции носят это весьма привычное для слуха русского человека название, но привычное на родине, а здесь - неожиданное, похожее на насмешку). Надежда с мужем пошли к 'дураку', а он, Пругов, стоял и смотрел им вслед.
