справедливо, считал временем главного переселения Хунну на Запад конец 1–го века по P.X. Трудно однако сказать, откуда он взял определение местоположения страны Юе–бань. Относительно отожествления её с Угорской землей Нейман высказал только предположение без всяких доказательств. Изменением слова Эйлюзия Юе–бань не могло быть, во первых потому, что это греческое слово, которого, быть может, не знали даже туземцы, а во–вторых потому, что между словами Эйлюзия и Юе–бань нет ничего общего. Только этот исследователь и Дегинь думали, что страна Юе–бань находилось западнее Кан–гюя. С этим однако нельзя согласиться на том основании, что китайские летописи точно указывают местоположение Юе–баня — страна эта лежала к востоку от Кангюя (киргизские степи) и к западу от У–суня (Дзунгарии). Поэтому Юе–бань скорее всего соответствует Тарбагатайскому округу и областям, расположенным южнее его[27].
Если нельзя ничего сказать против мнения Неймана относительно этнического состава Гуннов, как смеси всевозможных народов и племён, то нельзя согласиться с производством слова Турк от слова Туран. Ведь Туранцы были арийцы, родственные Иранцам, а вовсе не Турки[28]. Вот почему Туран — страна арийская и термин «туранская раса» есть термин нелепый. Своеобразно мнение Неймана относительно происхождения Ту–гю от Хунну. Не будучи уже в состоянии разделять воззрений Шмидта и Иакинфа относительно монгольского происхождения Ту–гю, он признал их Турками и думал, что они не этнически, а политически произошли от Хунну, т.е. что государство Ту–гю возникло на развалинах государства Хунну. Если бы это было так, то китайские летописи называли бы все государства и народы, возникшие на развалинах Хуннуской империи — потомками Хунну. Этот однако нет. Только Ту–гю и Гао–гюй называются потомками Хунну[29]. Он видимо не признавал существования турецкого языка в северо–восточной Азии до появления Ту–гю, так как он выразил мнение, что Турки, бывшие под властью Хунну, даже говорили на языке этих последних. Однако это ничем не доказано. Дальше мы приведём соображения других исследователей этого вопроса и наши собственные в пользу того, что Ту–гю нужно считать соплеменниками Хунну.
Изложив мнения Неймана и разобрав их, я должен сказать, что в причислении его к теории монголизма не все согласны. Именно, Семёнов называет его одним из новейших авторов, которые «возвращаются мало по малу к прежнему мнению о тожестве Гуннов и Хунну, не возобновляя конечно уже оставленной гипотезы о соплеменности Хуннов с Монголами» (Риттер, Землеведение Азии, т. I, СПБ., 1850; стр. 631). В опровержение этому можно привести слова самого Неймана на стр. 31 его сочинения, в которых он решительно высказался за монголизм Хунну и Гуннов. Впрочем из того, что Семёнов ссылается там же в подтверждение своих слов на «Asiatische Studien» (специально на стр. 132, где Нейман только мимоходом высказал мнение о тожестве Гуннов и Хунну), можно думать, что уважаемый учёный считал это сочинение главным или единственным, касающимся вопроса о Хунну, тогда как другое, более важное в данном случае, исследование «Die Volker des sudlichen Russlands» осталось ему неизвестным.
С Нейманом теория монголизма сказала как бы своё последнее слово. После него уже не было более учёных сторонников этой теории, которые выражали бы самостоятельные взгляды и приводили бы особые доводы. Он поставил в тесную связь известия о Хунну и Гуннах; он уклонился от произвольных сопоставлений слов, что являлось отличительной чертой предшествовавших ему защитников теории монголизма, равно как и других теорий; он же обратил внимание на отношения кочевых народов Средней Азии к Восточной Европе. Наиболее крупным недостатком его является не вполне верная группировка народов по их происхождению и предпочтение классификации на основании сходства физического перед классификацией по языкам.
Однако теория монголизма Хун–ну и Гуннов вовсе не исчезла с упомянутыми учёными. Правда, после Неймана, т.е. с 1847 г. мы не можем назвать ни одного учёного, разделявшего воззрения этой теории во всей её полноте, до 1883 г., когда известный английский исследователь, автор History of the Mongols X. Хоуopc (H. Howorth) на шестом международном съезде ориенталистов в Лейдене сообщил свои взгляды на этот вопрос. Его доклад был напечатан в изданной в 1885 г. четвёртой части трудов съезда (Actes du sixieme congres international des Orientalistes, tenu en 1883 a Leide. 1885, Leide) под заглавием «Some notes on the Huns». В этой статье он возобновил теорию монголизма, понимая её в том виде, как понимал Нейман.
Хоуорс считает вопрос о происхождении Гуннов одним из самых важных и трудных в древней этнографии Азии, а результаты исследований признаёт очень незначительными. Трудность окончательного решения зависит, по его мнению, от многих причин: бедности материала для филологических изысканий, неизвестности физического типа и т.д. Задача исследователя заключается в решении вопроса — были ли Гунны турецкого, монгольского, финского происхождения или они состояли из различных элементов. У армянских писателей Гунны упоминаются как жители областей к северу от Кавказа ещё до II–го в. до P.X. Однако, отожествлению гунских имён с именами кавказских Аваров, из которого следует по мнению Хоуорса признание того, что Гунны и Авары были лезгинского племени, противоречат история, предание и физический тип. Наш исследователь указывает на то, что нельзя опираться только на лингвистические данные, так как эти данные изменчивы (он приводит в пример племя Хезаре в Афганистане, которое, хотя и говорит на персидском языке, однако принадлежит несомненно к монгольскому племени). Он находит, что лучше всего руководиться историческими фактами («установлением исторической преемственности», как выражается он), дополняя их лингвистическими и другими данными. Справедливо указав на отсутствие этнографической классификации у Дегиня, Хоуорс считает отожествление Хунну с Ту–гю, сделанное Клапротом, смелым на том основании, что Китайцы не делали никакого различия в этнографическом отношении между своими кочевыми соседями и, когда нападения этих соседей на их страну возобновились, они назвали нападавших потомками Хунну. Хоуорс высказывает убеждение в том, что Хунну были Монголы. Этот вывод делает он из следующих соображений. 1) Хунну занимали страну Монголов. Что Турки занимали южную часть этой страны в VI–м веке, не доказывает того, что они занимали её раньше. Монголы же, насколько мы знаем, были исконными обитателями этой страны. 2) Чингиз–хан, в разговоре с даосским монахом Чань–Чунем, называет шань–юя Хунну «нашим» шань–юем. Хоуорс принимает и сделанное Шмидтом отожествление слов Шань–юй с Чино и Сугу–Бокда с Тенгри–Куту. В подтверждение своему мнению он приводит также и сходство некоторых обычаев (употребление известного рода знамени и особого рода костюмов при свадьбах). Жуань–жуань, ближайшие преемники Хунну в северо–восточной Азии, происходили, по словам Ма–дуан–линя от Хунну; это весьма вероятно, прибавляет Хоуорс, так как «они были действительно в тесной связи между собою». Если мы обратим внимание на ожесточённую вражду Жуань–жуань с Ту–гю, то можно опять таки думать, что первые были Монголы, так как выдающуюся роль в Средней Азии могли играть только или Турки, или Монголы. Шмидт, основываясь на лингвистических данных, тоже пришёл к тому мнению, что Жуань–жуань — Монголы. В своих выводах Хоуорс идёт ещё дальше признания монголизма этих двух народов и думает, что Хунну были предками собственно Монголов, а Жуань–жуань были предками Ойратов. Он даже сближает слово ойрат со словом авар, так как «ат» есть окончание множественного числа, а ойр — уар, т.е. авар; в этом он видит даже подтверждение гипотезы Дегиня, что Жуань–жуань и Авары один и тот же народ. Признавая тожество Хунну и Гуннов, Хоуорс однако указывает на то, что в Средней Азии часто династия была одного происхождения, а масса народа — другого (напр. Золотая Орда, где династия была монгольская, а масса народа — турки). Затем, Хоуорс переходит к монгольскому происхождению династии Гуннов. Главное основание для этого отожествления по мнению Хоуорса, — сходство гунских обычаев с монгольскими (напр. одежда Аттилы сходна с одеждой монгольских князей; Гунны, как и Монголы, ели только мясо особым образом убитых животных и т.д.). Признавая тот факт, что среди Гуннов были и Германцы, и Славяне, он, однако, считает главным составом народной массы — Турков и Финно–угров. Затем, Хоуорс останавливается на имени «Белые Гунны», которое как бы подразумевает другое, именно «Чёрные Гунны», подобно тому, как были Чёрные и Белые Угры, Кара (чёрные) и Ак (белые) Хазары, «Белые» Хазары, Угры и Гунны были вероятно Турки, а «Черные» Хазары, Угры и Гунны — Угры. Впрочем Хоуорс отказывается от окончательного решения вопроса; решить его нельзя — можно лишь выставлять гипотезы.
Из вышеприведенного содержания статьи Хоуорса можно, как нам кажется, заметить, что он дал очень мало новых материалов по вопросу о монголизме Хунну и Гуннов сравнительно с тем, что было уже сообщено сторонниками этой теории до пего. Приёмы этого исследователя тоже не особенно отличаются от приёмов других сторонников монголизма, несмотря на то, что историческая этнография прогрессировала даже со времён Неймана. В некоторых же вопросах Хоуорс, как увидим ниже, высказывает такие голословные суждения, от которых Нейман вероятно воздержался бы. Передавая известия о Гуннах у
