поводу находятся в приложении к I тому «Землеведения Азии» К. Риттера (СПб. 1850) на стр. 630–637. При разборе теории Клапрота мы уже говорили, что её до нас разбирал Семёнов, подразделил на три части и, соглашаясь с финнизмом Гуннов и турчизмом Ту–гю, отрицал тожество Хунну и Ту–гю. Указав на поразительное сходство имён Хунну и Хунн, он указал на связь Хунну с Алтаем. Оттуда же пришли и Гунны. Следовательно существует не только общность имени, но и местопребывания. Происхождение Ту–гю (или, как он говорит, Ту–кюэ) от Хунну ровно ничего не доказывает. Хунну были пришельцами в землях к северу от Китая, туземными же там были турецкие племена, которые, будучи покорены Хунну, приняли их имя. Что касается до хуннуских слов, сообщаемых китайскими летописями, то одно из них — «цилинь» (или «килянь»), которое значит небо, Семёнов считал возможным сблизить с лат. coelum, греч. ??????, франц. ciel, итал. cielo, латыш, zeltees, т.е. он думал, что это слово языка индо–европейского и поэтому принадлежало одному из покорённых Хунну народов. Среди этих подданных находились в большом количестве Турки, из которых впоследствии вышли Ту–гю. «Шань–юй», говорит он далее: «иначе Тан–ли– куту, что значило сын неба, был титул хуннуских царей». Не допуская, чтобы одно понятие имело на одном и том же языке два названия, он полагает, что шаньюй значило на настоящем хуннуском языке, «сын неба», а тань–ли–куту был перевод этого слова на язык подвластных народов. Слово Тенгри значит по турецки небо, слова же куту нет в языках турецких народов, равно как и в монгольском. По манчжурски же «гуто» значит сын. Другим словам, как то «лу–ли, ту–ки, тей–ло» он не находит аналогов в турецких языках[58]. Итак, по воззрению Семёнова, Гунны и Хунну тожественны и принадлежат к финскому племени.
Приступая к разбору мнений этого исследователя, мы должны сказать, что он очень удачно по нашему мнению указал на общую родину и сходство имени для отожествления Хунну и Гуннов. Исследование географического положения действительно очень важно для правильного суждения об этом вопросе. Тем более странным кажется, что остальные исследователи совершенно не обратили внимания на общую родину того и другого народов. Особенно должен относиться этот упрёк к Клапроту, который издал даже атлас. В этом атласе с первой до седьмой карт указано, что по восточную сторону Алтая жили турки Хянь– юнь и Хун–ну. а по западную — народы гунские или восточно–финские. На седьмой карте (116 г. по Р.X.) на Алтае и к востоку от него указаны остатки северных Хунну, к западу от этих гор в теперешних киргизских степях до Урала расположены «Хунну, изгнанные на Запад», а на Урале резко отделённые от этих Хунну живут «гунские или восточно–финские» народы. Это соседство продолжается и на картах восьмой, девятой и десятой (с девятой Хунну называются уже Юе–бо). Хунну были пришельцами в Иньшане, однако они пришли туда «после последнего великого потопа», как сказано у Риттера на 622 стр., на которую ссылается Семёнов. Древнейшие известия о пребывании Хунну в области к северу от Китая приведены у Дегиня и Иакинфа. Насколько можно судить по этим известиям, Хунну обитали в этих местах с глубочайшей древности. Мы думаем, что до нас не дошло ни одного точного известия о приходе Хунну в ту страну, где застают их китайские летописи. Что касается далее того объяснения, что слово «шаньюй» есть перевод на настоящий хуннуский язык слова, принадлежащего языку подчинённого турецкого народа, то это объяснение совершенно не удовлетворяет нас. Дегинь (т. I, ч. II, стр. 25) уже приводил объяснение историка Ханьской династии, что шань–юй или таньжу значит «grande et large figure». Иакинф в «Собрании сведений», в примечании на стр. 10 I части I тома, говорит: «В Хань–шу–инь–и (т.е. в том же сочинении, про которое говорил Дегинь) сказано: шаньюй значит величайший, на кит. Сянтьхань» и на стр. 100: «В истории старшей династии Хань сказано: шаньюй значит величайший, т.е. в великости подобный небу». Этот же учёный далее указал на то, что древнее шаньюй и более новое хан — два слова по смыслу совершенно тожественные (см. там–же т. I, ч. II, стр. 267). Наконец Каён сообщил следующее (прим. на стр. 88 цитов. соч.): «Шань–юй не понятно, но перевод этого слова можно восстановить. Китайские летописи говорят при 552 г. — Ту–мынь (вождь Ту–гю или Турков) принял титул И–ли–хан, слово, имеющее тот же смысл, что некогда шань–юй. «Или» по турецки в VI веке значило — знаменитый, блестящий, что объясняет смысл блестящего лица, которое Китайцы приписывали шань–юю»[59]. Таким образом по Каёну «шань–юй» и «тань–ли–куту» слова, совершенно различные. Добавим только, что Ильхан в переводе с турецкого имеет ясный смысл: «повелитель народа».
К этой же теории должны мы отнести и известного финнолога, венгерца Уйфальвн–де–Мезо–Ковешд. Он коснулся этого вопроса в своём сочинении «Migrations des peuples et particulierement celles des Touraniens» (Paris, 1873). По его мнению Гунны, принадлежащие к финскому племени, одно время владычествовали в странах к северо–востоку от Китая. Он считает вполне допустимым мнение Тьерри, что они очень смешались с Монголами. Вследствие переворотов в Средней Азии, они были отброшены в Европу и тут смешались с разными другими народами, как–то славянскими, готскими и др. (см. стр. 80–85 и 126–7 цитов. соч.). Хотя этот учёный и стоит в своих воззрениях довольно близко к мнениям Тьерри, однако он должен быть отнесён к сторонникам теории финнизма, потому что признает Гуннов Финнами, хотя и смешанными с Монголами. Любопытно, что Уйфальви, финнолог и природный венгерец, назвал мнение Клапрота относительно тожества Гуннов и Мадьяров — «опирающимся на отдельные и смелые этимологии».
К этой же теории должен быть скорее всего отнесён и П.К. Услар, который мимоходом высказался по нашему вопросу в «Древнейших известиях о Кавказе» (записки Кавказского Отд. Геогр. Общ., XII, Тифлис, 1881 ; помещено также в «Собрании сведений о Кавказских горцах», X). Считая Гуннов Финнами (стр. 161), он назвал Хунну смесью «нескольких кочевых племён тюрко–финского происхождения» (стр. 164–165).
В заключение разбора мнений представителей третьей теории мы должны сказать, что её, по справедливости, можно назвать теорией «примирения». Одной же из главных её заслуг явилось указание на тожество Хунну и Гуннов и старание доказать это.
V.
Древнейшие известия о Хунну. Образование государства. Хун–ну и Дун–ху. Соображения в пользу турчизма Хунну. Их отношение к Гуннам. Последовательный ход переселений Хунну на Запад. Мнения о происхождении Гуннов. Несостоятельность доводов в пользу славянского происхождения этого народа, доказанная как историками Европы, так и историками Средней Азии. Возможность примирения турчизма Хунну и финнизма Гуннов. Теория турчизма Гуннов. Происхождение имени Хунн. Потомки Гуннов в Восточной Европе. Заключение.
Рассмотрев теории, предложенные различными учёными относительно происхождения Хунну и их отношений к Гуннам, мы считаем нужным представить по этому поводу несколько своих соображений. Сначала мы изложим главнейшие события истории этого народа, так как, по нашему мнению, только при правильном понимании этих фактов можно решить: были ли Хунну и Гунну один и тот же народ или различные[60].
Во времена глубочайшей древности, на огромном пространстве от Японского и Жёлтого морей, к северу от течения Хуан–хэ, до Тибета и даже далее до бассейна Тарима, жили, »о сообщениям китайских летописей, народы, придерживавшиеся кочевого быта и добывавшие себе пропитание различными промыслами, связанными однако с условиями этого быта (напр. скотоводством, звероловством и пр.). Однако эти известия Китайцев настолько отрывочны и кратки, что очень трудно не только узнать историю или происхождение какого–нибудь из этих народов, но даже почти невозможно составить себе ясное понятие об их местожительствах. Народ Шань–Жун, позже называвшийся Хянь–юнь, Хунь–юй и наконец Хун–ну, жил повидимому в местности, соответствующей нынешней Восточной Монголии. Имя это упоминается Китайцами ещё до времени правления императора Яо, одного из древнейших государей Небесной империи (по словам китайских летописей вступил на престол в 2357 г. до Р.X.). Относительно этого народа можно сказать только, что он был кочевой, занимался, как того требовала сама природа обитаемых им мест, скотоводством, совершал частые набеги на соседний ему, более культурный народ, т.е. на Китайцев, при чём на более или менее продолжительное время основывался на южных берегах Хуан–хэ. Более подробных сведений мы не имеем. Это молчание Китайцев, впрочем, понятно. Дело в том, что сами они в то время ещё только организовывали своё государство: переселялись, веля междусобные войны, покоряли инородческие племена и т.д., и всё это в пределах теперешнего собственного Китая. Понятно, что
