Шлегелю), либо вернее tuz (мудрый, правильный), King–lo = ki–lici (меч), Ku–ts’z’ = kyz (дочь, девушка), Ki– lien, hoh–lien = kuklar (небо), Kuh–kieh = kul–kischi (слуга), T’ieh–fah (древняя форма Tietbat, Tietvat) — temur (железо); последние пять слов, составляющие фразу — siu–k’i, t’i–li–kang, puh–koh, k’u–t’u–tang сближаются с орханским [орхонским] sougush и турецк. tolgan, opx. bodig (титул в винительном падеже) и турецк. кор и tuta (согласно смыслу китайской фразы, означающему благоприятное предсказание: по выступлении войска в поход — враг [приводится собств. его титул] будет вполне разбит). Добавим, что автор далее сомневается в тунгузском происхождении Дун–ху, при чём приводит всего два слова, дошедшие из их языка и объясняемые автором одно — из турецкого и другое — из монгольского языков.
После работы Ширатори хуннуский языковой материал был подробно рассмотрен в работе В.А. Панова (К истории народов Средней Азии. I. Сюн–ну (Хунну). Турецкое происхождение народа Сюн–ну (Хунну) китайских летописей, Владивосток, 1916). Задачей работы являлось исправление этимологий Ширатори, при чём с исторической стороны отметим мнение автора о смешанности этнического состава, но важности истории «основного политического ядра организации» (стр. 1 его соч.), а с фактической по отношению к предмету исследования признание автором трудности установления отдельных слов по китайской транскрипции (стр. 80). Шагом вперёд является у Панова сравнительно с Ширатори указание в некоторых случаях того времени, к которому относится упоминание того или другого хуннуского слова в китайских источниках, что весьма важно для установления хронологического критерия в отношении хуннуского языкового материала, а также отметки Пановым при объясняемых словах — имеет ли данное турецкое слово аналогии в других алтайских языках или нет. Панов подверг разбору 14 слов, при чем не все они совпадают с теми, которые привел Шираторн. Слова эти следующие: самое характерное слово Дзюй–цы или Гюй–цы = кыз (дочь, девушка), только турецкое и встречающееся у Хунну около 28 г. до Р.X.; Янь–ши, Э–ши = aпчi, aбчi или инджи, iнчi (жена), только турецкое и встречающееся около 200 г. до Р.X.; Оу–то = одак, отак от слова от (огонь), (землянка) только турецкое и около 80 и 200 гг. до Р.X.; Ту–ци = вероятно тугы, тукы (от тук) (верховный главнокомандующий), с монгольской, но вероятно заимствованной из турецкого аналогией; Тан–ли, Чэн–ли = турецко–монгольское тенгри (лишь в Истории Старших Ханей); Тоу–ло = турук (могила, стоянка), без аналогий, лишь диалектически в монгольском языке; Гу–ту — Панов сравнивает с уйгурским титулом Идикут и орхонским кут, считая лишь передачей общего смысла китайского титула тянь–цзы, «сын неба»; Тань–юй, иначе Дань–юй (принимая таким образом транскрипцию Дегиня), которое нужно читать Дань–гань = турецк. тамган (владетель); Ци–лянь = турецк. сiлiк (чистый) с монгольскими аналогиями (собст. значит небо), около 121 г. до Р.X. у Сы–ма–цяня; слова Чи–лянь и Хэ–лянь не ясны; Жо–ди слово китайское; Дзин–лу — камлу (шаманский меч); Лю–ли вероятно только окончание слова — лу, лы, ли. Об известной хуннуской фразы Панов не упоминает.
Наконец, в самое последнее время Ширатори опубликовал свою вторую работу, озаглавленную «О происхождении Хунну», но основывающуюся на языковом материале (К. Shiratori, Sur l’origine des Hiong–nu в Journal Asiatique, CCII, №1, 1923, стр. 71–82). Статья эта представляет суммарное изложение соображений автора, приведённых им в японских журналах. Автор, считая единственным источником для определения этнической принадлежности Хунну их язык, отмечает, что словом Ху (варвары) означались собственно Хунну, тогда как Дун–ху (восточные варвары) означало лишь подразделение Ху вообще, и язык Хунну считает монгольским, смешанным с тунгузским, а их самих Монголами, смешанными с Тунгузами (потомки их — Солоны и Дауры)[99]. Из 23 слов Хунну, им собранных, он объяснил якобы: 4 из турецкого, монгольского и тунгузского языков, 2 из монгольского и тунгузского, 14 из монгольского и лишь 1 из турецкого (king–lu = qingraq по Хирту). К сожалению он в этой статье не даёт анализа этих слов, а ограничивается лишь некоторыми примерами. Титул Цень–ли–ко–то–шань–юй он толкует из турецко–монгольского tengri, тунгузского guto (считая, что если бы это слово было то же, что в уйгурском титуле Идикут, то кут было–бы выражено в китайской транскрипции не двумя иероглифами, а одним) и просто китайского chan–yu = houang–ti (шань = большой, юй = широкий в китайском языке). Слово, ранее транскрибировавшееся им Yen–chi, транскрибируется им по произношению Танской эпохи Ho–che и сближается с тунгузским osi, acin (жена, женщина). Слово, означавшее «дочь, девушку» (Kiu– ts’eu), автор считает не турецким giz, a опять–таки китайским — kong–tchou, к которому близко созвучное монгольское, вероятно заимствованное из китайского. При всём этом, однако, автор отмечает, что по мнению большинства исследователей по сие время Хунну считаются этнически Турками.
Мы нарочно несколько подробнее остановились на лингвистических анализах хуннуского языка, чтобы ознакомить интересующихся с такой стороной вопроса, которая привлекла к себе особенное внимание в литературе нашего вопроса. По этому поводу скажем, прежде всего, что, при всей желательности анализа языковых памятников Хунну, по данным пока материалам нужно считать, что эти языковые памятники не только не могут являться решающими в изучаемом нами вопросе (как то отмечает Ширатори в своей последней статье), но по существу являются вовсе не достаточными, по крайней мере в том освещении, в котором, они до сего времени представлялись. В самом деле, дают ли ясное представление об этнической принадлежности народа каких нибудь два три десятка слов, дошедших в трудно разбираемой китайской транскрипции и при этом от времени протяжением в несколько столетий и от народа, приходившего в разнообразные этнические соприкосновения и включавшего в себя различные этнические элементы. Не отрицая важности объяснения этих слов, мы по поводу их толкований должны сказать то, что говорили по поводу этимологий и словопроизводств по отношению к нашему вопросу ранее в нашей работе. Повидимому, пока толкование хуннуского языка почти не выходит за пределы объяснения тех языковых элементов, которые ничего не дают для историко–этнографической стороны дела (каковы титулы и собственные имена). Обращаясь к общему разбору приведённых языковых материалов, отмечу прежде всего относительно последней работы Ширатори, что попытки (вернее гипотезы) толковать хуннуские слова из монгольского языка не являются новостью и в новой литературе. Так, венгерский языковед Б. Мункачи в рецензии на первую работу Ширатори (помещена в Keleti Szemle, IV, 1903, стр. 240–253, спец. 240–246), считая сближение k’o–c’ (Гюй–цы) с турецким кыз совершенно правильным, выводил su k’i скорее из монгольско–турецкого cerik, cerig «войско», t’i–li–kang из монгольского dajla «воевать», pu–ko из монгольского bugu «все», k’u–t’o–tang из монгольского kitu «убивать». Из этих соображений он склонялся рассматривать хуннуский народ, как смешение монгольских и турецких племён, смешение, аналогичное тому, каковое представляли из себя и Гунны[100]. Скажем далее, что для нашего вопроса в его существующем положении мы считаем более важным те соображения общего характера, на которые мы опирались ранее, чем одностороннее рассмотрение только одной стороны его (языка). Хунну назывались именно этим именем, слово же Ху, означающее «варвары», распространялось на них как и на других не китайцев Китайцами, а название Дун–ху, как уже отмечалось, может быть сопоставляемо с переделкой слова Тунгуз. Сближение ко–то в титуле хуннуских ханов с тунгузским словом guto ещё до Ширатори сделал, как то указано в нашей работе, проф. Шотт, признавая однако возможность сходного образования и в восточно–турецких языках. В нашей работе, кроме того, было указано, что Клапрот отмечал в турецких наречиях Сибири слово «куту» в значении «родственник, двоюродный брат» и сопоставлял это слово с ко–то в титуле хуннуских ханов[101]. Некоторые другие слова, приводимые автором в этой статье, отожествляются им с китайскими, а потому являются заимствованными и ничего не дающими для суждения об этническом составе Хунну. Переходя к работе Панова и первой статье Ширатори, отметим, что хотя оба они исходили в своих работах из задачи толкования хуннуских слов из турецких языков, однако толкования их не всегда сходятся, что отчасти находит себе объяснение в факте, отмеченном Пановым, именно в сложности, иногда полной невозможности восстановления по китайской транскрипции. Как пример разногласия толкований приведём слово дзин–лу, которое Паркером и Хиртом сближалось с «кинграк», Ширатори с «килич», Пановым с «камлу»; все выводили из турецкого языка и у всех получалось подходящее значение. Наоборот, интересно признаваемое исследователями турецкое слово «кыз» (дочь, девушка) — Дзюй–цы или Гюй–цы, определяемое в языке Хунну около времени Р.X. Заслуживает внимания затем толкование загадочного титула шань–юй у Панова — Дань–юй = Тамган. Наконец существенно мнение Ширатори о правильном произношении имени Хунну, как Кунну, т.е. Кун. Это обращает наше внимание на значение имени Хунн[102], о котором мы писали в нашей работе и которое имеет отношение к имени Команов. В недавней работе своей о Команах, Маркварт, не занимавшийся вопросом об этимологии имени этого народа, очень много говорил о турецком этническом имени Кун, но не связывал его с именем Хунну или Кунну (более древнее произношение по его передаче Hun–yok), каковое он возводил к языку
