Машина Олафура стояла на подъездной аллее у дома, передом к дороге и озеру. Арни в ближайшие несколько секунд нужно было сделать что-то такое, чтобы Олафур не вставил ключ в замок зажигания, а вылез из машины.
По дорожке вдоль озера шла белокурая женщина с детской коляской, указывая на уток. Арни, непрерывно сигналя, повернул и поехал прямо на нее. Скорее увидел, чем услышал ее крик. В последнюю секунду вильнул и врезался в дерево. Предохранительная подушка вылетела и ударила его в лицо.
Он слышал вопли матери, крики и топот.
— Какого черта гоните машину с такой скоростью?
Арни повернулся, увидел гневное лицо бывшего премьер-министра Исландии и улыбнулся.
Глава сорок первая
Под машиной Олафура была бомба. Арни заполз под шасси и проверил самолично. Возможно, поступок глупый, но требовалось что-то сделать, чтобы бывший премьер замолчал. Вызвали группу по обезвреживанию боеприпасов из береговой охраны. Эти люди привыкли иметь дело с уцелевшими минами Второй мировой войны, и потребовалось время, чтобы установить местонахождение двух специалистов, обученных обращаться с автомобильными бомбами. Один находился в отпуске, другой оказался в Лейгардалюрских купальнях.
В конце концов специалист снял бомбу и взорвал в безопасном месте. Изуродовал сад бывшего премьера и до полусмерти напугал маленькую девочку из соседнего дома.
Отряд «Викинг», приехав наконец, ворвался в дом родителей Харпы и арестовал Эйнара, смотревшего по телевизору гольф. Эксперты обыскивали его гараж, искали и находили следы изготовления бомбы.
Магнус в стиккисхольмюрском участке готовился ехать обратно в Рейкьявик. Перед этим он принес чашку кофе в комнату для допросов, где ждала Харпа. Он собирался отправить Харпу в Рейкьявик, где ее официально допросят в управлении полиции. Ее будут сопровождать полицейские в форме.
— Спасибо, — сказала Харпа, принимая чашку.
— И тебе спасибо, что остановила Исака. Я собирался спросить тебя, как ты спустилась так быстро?
— Прыгнула. Как и ты. Кажется, причинила себе меньше вреда. Как там Исак? Выживет?
— Он в больнице, в палате интенсивной терапии. Его держат в бессознательном состоянии, вводят лекарства, чтобы предотвратить опухоль мозга. Врачи не совсем уверены, но существует большая вероятность, что он полностью выздоровеет. К сожалению.
— Ты так считаешь, Магнус, но я рада. Не хочу иметь больше ничьей смерти на совести.
Магнус хотел поспорить с ней, но сдержался. Отхлебнул кофе.
— Что будет теперь? — спросила Харпа. — Меня отправят в тюрьму?
— Вероятно. С хорошим адвокатом у тебя все может обойтись. Это Исландия, не Техас.
— Я не уверена, что смогу перенести это.
— У тебя было трудное время. Очень трудное. Большинство людей давно сошло бы с ума.
Харпа слабо улыбнулась.
— Кажется, я близка к этому.
— Уверен, что нет. Только думай о Маркусе. Думай все время. Держись ради него.
— Да.
Магнус допил кофе.
— Несмотря ни на что, ему повезло, что у него такая мать. Если будешь держаться, он вырастет замечательным парнем. Я в этом уверен.
Харпа с трудом сдержала слезы.
— Спасибо, — произнесла она так тихо, что Магнус едва расслышал.
Солнце медленно опускалось к океану, касаясь широкого склона Бьярнархёфнского холма. Магнус, выезжая в Рейкьявик, радовался, что он один, наслаждался двухчасовым перерывом между шумом в стиккисхольмюрском участке и в управлении полиции.
Зазвонил телефон. Номер был незнаком Магнусу, и он хотел было не отвечать, но после третьего звонка решил ответить.
— Магнус.
— Привет, это Снорри.
Магнус невольно распрямился на водительском сиденье. Сам Большой Лосось.
— Привет, Снорри.
— Звоню, чтобы извиниться. Ты был во всем прав. Нам следовало б тебя слушать.
— Это был нелегкий звонок. У меня не было никаких доказательств.
— Это был хороший звонок. Поэтому ты здесь. И хотим, чтобы ты остался.
— Спасибо. И вот что, Снорри.
— Да?
— Имейте в виду: эти люди преступники, не террористы.
Комиссар засмеялся.
— Буду иметь в виду. Только мне придется убеждать в этом всех остальных.
Магнус улыбнулся и прервал связь. Он был благодарен за извинение. Он знал по личному опыту, что полицейские, особенно высокопоставленные, извиняться не любят.
Он остается в Исландии. Так тому и быть.
Но как же Ингилейф? Она уже, наверно, позвонила Свале. Приняла решение. Наверно, ему нужно было поговорить с ней еще минуту. Сказать, чтобы подождала, пока он не предупредит Олафура Томассона.
Но он не сделал этого.
Уже поздно.
Или нет? Он не хочет, чтобы Ингилейф уезжала. Конечно, она вправе распоряжаться своей жизнью. Конечно, в Германии у нее хорошие возможности. Может, ей в самом деле нужно уехать от него и из Исландии. Но он не хочет, чтобы она уезжала.
Магнус вынул телефон. Набрал ее номер. И стал ждать.
Ингилейф не отвечала. Видимо, увидела, что звонит он, но решила не отвечать.
Она оставила сообщение. Приятно было услышать ее голос. Пауза для того, чтобы он оставил сообщение, была долгой. Глубокой. Ничем не нарушаемой.
Он прервал связь.
Холм Бьярнархёфна приближался, Берсеркьяхраун тоже. К горлу снова подступила тошнота. Проклятое сотрясение.
Магнус остановил машину у обочины и вылез. Распрямился, сделал несколько глубоких вдохов. Свежий воздух в Исландии поистине свежий. Ветерок заполнял кислородом его легкие, покалывал щеки.
Через несколько минут Магнусу стало гораздо лучше. Он снова сел в машину и увидел на заднем сиденье заключение о причине смерти Бенедикта Йоханнессона.
Магнус оставил водительскую дверцу открытой и стал листать заключение. Вряд ли там будет что-то, чего он не видел в остальной части дела, но как знать.
Как знать.
Это было прямо на виду, под заголовком «Причина смерти». Он, и только он, мог найти это значительным.
Бенедикту был нанесен один удар ножом в спину и два — в грудь; убийца, очевидно, был правша.
В июльский день одиннадцать лет спустя отец Магнуса открыл дверь дома, который снял на лето в Даксбери. Впустил кого-то. Отвернулся от него. Получил удар ножом в спину и два в грудь. И умер. Убийца
