– Есть одна идея, – говорю я ей. – Поезжай к Госдуме. Сто процентов: вокруг шляется куча депутатов, изнывающих от безделья. Может, чего и подкинут. Судя по законам, которые они принимали, – эти ребята годами под кайфом.
– Тоже на герыче сидят? – вскидывает она черные брови.
– Хуже, – серьезно объясняю я. – Там явно замес – герыч, кокс и ЛСД.
Девушка визжит в экстазе. Не попрощавшись, она разворачивается и бежит к громоздящимся на обочине машинам. Апокалипсис превратил их в гору бесполезного металлолома: выбирай любую тачку, да езжай – многие оставлены уже с ключами. Проблема выбора решается быстро – она ныряет в «оку», слышен рев мотора. Этой машины владелец точно не хватится, еще и спасибо скажет, что ее угнали. Правда, пока неясно, как готичная девица выберется из огромной пробки на сломанном светофоре, – здесь явно без вертолета не обойтись. Почему же она не поехала на метро? Ах, ну да, конечно, в метро спускаться моветон – даже после смерти нас, как та наркоманская ломка, не отпускают привычные московские понты. Еще одна затяжка – растрепанные волосы покорно впитывают легкий дым. Раньше Олег по этому поводу ругался – запах табака долго выветривается. Помнится, я собиралась честно осмыслить происшедшее. Не получается. А как осмыслишь? Молочно-бледный человек сделал
ОТКУДА ОНИ ВЗЯЛИСЬ? ЧТО ОНИ ХОТЯТ ОТ МЕНЯ?
Горящий фильтр обжигает пальцы – вскрикнув, я щелчком ногтя отбрасываю окурок в груду гниющего мусора, тот приземляется на середину битого арбуза и прощально шипит. Сигарета успокоила ненадолго: мне снова становится не по себе. Непонятки. Что делать? Куда бежать? От кого спасаться? Кто охотится за мной? Вопросов миллион – и ни единого ответа. Я одна, совсем одна. НО КАК ОНИ МЕНЯ НАШЛИ? Дрожь становится сильнее, стараясь унять ее, я обхватываю руками плечи. Самое простое объяснение: они уже
Олег! О боже мой, Олег… а вдруг он уже вернулся домой? Фирменной походочкой идет к двери, по привычке долго возится с ключами, открывает ее, а в прихожей его уже ждет белолицый незнакомец… или слуга Сатаны…
Мысль облепила мозг со всех сторон, как опрокинутая квашня. Позвонить. Срочно позвонить. Утопая в мусоре, я пробираюсь к входу в метро «Отрадное». Однако с ходу проникнуть на станцию не получается. Только что тут было пусто, но какое-то событие вдруг моментально собрало огромную толпу. Я помню подобные вещи из детства, при советской власти: стоило выставить на улице ящики с зелеными бананами, как прямо из воздуха материализовалась огромная очередь. Думать некогда – ввинчиваюсь в толпу, как дрель. Люди дрожат от возбуждения, смотрят во все глаза, беззастенчиво показывают пальцами. В руках – мобильники с включенной камерой, сверкают вспышки фотоаппаратов: бабушки с упоением крестятся, царские офицеры снимают фуражки, панки отчаянно гогочут: «Жесть!»
– Дайте, мобильник, умоляю! – верещу я, но меня никто не слышит.
Вырву к чертовой матери. Мне нужно позвонить. Тянусь к ближайшей «нокии», и… рука повисает в воздухе. У лестницы, ведущей в пасть метрополитена, под красной буквой «М» стоят два ангела. Даже не стоят, а, скорее, откровенно позируют, как солдаты у Мавзолея во время смены караула. Никакой фантазии в облике, все тупо хрестоматийно, рыбкой мелькает догадка – стилисты в Раю распоследние консерваторы. Хитоны из просвечивающей нежной ткани, не отличимые от женских комбинаций. Светлые волосы одинаковой длины, глаза похожего цвета, аналогичное телосложение: ни дать, ни взять – близнецы-братья. Рост у обоих – под два метра, грудь колесом, материя «комбинаций» обтягивает литые мускулы на руках. Крылья – нереально огромны, от лопаток до сандалий, перья длинные, как на головных уборах американских индейцев. Подпоясаны в бедрах красными широкими кушаками, к ним пристегнуты мечи без ножен с рукоятью в виде креста. Вылезаю вперед, и один ангел совсем не в сахарно-небесном стиле хватает меня за локоть, больно сжимая железными пальцами.
– Метро закрыто, – с намеренно канцелярской интонацией сообщает он. – Выезд из Москвы запрещается Небесами вплоть до Страшного Суда.
– А после? – пытаюсь отшутиться я.
– А после ехать уже будет некуда, – отвечает ангел без тени улыбки.
– Да не еду я… мне позвонить надо срочно, – плаксиво говорю, добавив в голос изрядное количество слез. – Там телефонов куча… пуститеееее…
Ангел, пожав плечами, без спора отодвигается.
– По шпалам вы все равно далеко не уйдете, – предупреждает он, разжав пальцы. – Имейте в виду: на выходе из любой станции тоже блокпост.
Ни фига себе. Это Апокалипсис или военный переворот? Крепкие ребята ничуть не напоминают симпатяшек с голыми попками, порхающих на рождественских открытках. Такими темпами ангелы скоро баррикады с пулеметами начнут строить, да еще и танки введут. Спускаюсь внутрь станции. Нехарактерная пустота – завораживает и пугает одновременно. Как в полночь, когда едешь одна в пустом вагоне и трясешься одновременно с сиденьями: не войдет ли на следующей остановке маньяк с ножом в руке? Вокруг ни души… пустые окошки, где продают билеты… пустая стеклянная будка у турникетов… пустая площадка перед поездами, которые больше никогда не придут. Зеленоватые, вытянутые лица жен декабристов – словно утопленницы, глядящие на тебя отовсюду с огромных панно. Я подхожу к ряду синих телефонов-автоматов и тщательно их просматриваю – один за другим. Что и требовалось доказать: кто-то из растяп забыл в щели карточку. Такое банальное чудо и до Апокалипсиса выручало меня не раз, если садилась батарея в мобильнике. Быстро набираю номер Олега. Жду…
Один звонок, другой, третий… Бесполезно. Похоже, его опять нет дома.
Щелчок. На другом конце провода сняли трубку.
Небритый человек лет сорока, сидевший напротив Престола Господня, пришел на важную встречу в сером костюме, но без галстука. Он заметно волновался, улыбаясь фирменной, отвлеченно-детской улыбкой, часто потирая колючие щеки. Чуть поодаль, примостившись на голубом диванчике, сидела молоденькая и худенькая брюнетка вполне фотомодельной внешности, немного испорченной вздернутым носиком. По самым скромным прикидкам со стороны девушка весила примерно килограмм сорок. Вес мог быть и меньше, но его усугубляли силиконовые протезы, изрядно отягощавшие хрупкое девичье тело, – имплантанты были закреплены в губах, ягодицах, груди, глазных веках и мочках ушей. Гибкое тело девушки поражало неестественной гладкостью, на нем поскальзывались даже мухи: она удаляла волосы с помощью эксклюзивного крема – экстракта из лба Федора Бондарчука. Сногсшибательность этого тела сыграла главную роль в уходе миллиардера из семьи, заставив его бросить двенадцать детей. За спиной пары возвышался старик-дворецкий – экс-король Греции Константин, нанятый в качестве слуги за бешеные деньги. Он держал на подносе две бутылочки с водой, ибо здраво рассуждал, что Бог-отец в питье не нуждается. А если и захочет – то найдет, где взять.
– Интересно, – повеяв пустынной сухостью, спросил Бог. – Как ты вообще попал ко мне на аудиенцию? Наглость – второе счастье, но до сих пор так никому не везло. Если, конечно, визитер не уникальный праведник – как Енох, коего я сподобился взять живым на небо[28].
– Действительно, было очень сложно, – проблеял Авраамович. – Но я договорился. У меня уникальные способности к договорам, Господи.
– С кем же ты договаривался? – удивился Бог.
– Э… прошу прощения, Господи, но я не могу раскрывать свои источники, – возвел на него трогательно-овечьи глаза Авраамович. – Конечно, это стоило дорого, но ведь и случай-то исключительный.
