Бамбингер выхватил у него газету и прочел сообщение — оно было напечатано внизу первой страницы.
— Нельзя ничего знать, — сказала мама. — А вдруг им удалось сесть в спасательную шлюпку? Такое случается сплошь и рядом.
— Где есть жизнь, есть и надежда.
Бамбингер ушел в свою комнату, безвыходно просидел там три дня, а когда вышел, сообщил, что съезжает от нас. Утром в день отъезда он позвал меня к себе.
— Ну вот, твоя кровать и освободилась, — сказал он.
Я молчал.
— Ты такие лишения претерпел. Так перестрадал. Верно я говорю? Паршивец ты, вот ты кто.
— Пароход потопил не я. — Он меня напугал.
Бамбингер засмеялся.
— Вот как, — сказал он.
— Почему вы от нас съезжаете?
— Перебираюсь в Торонто.
Он лгал. Двумя неделями позже я встретил Бамбингера — он шел мне навстречу по улице Св. Екатерины. В новом костюме, широкополой шляпе, очках в толстой роговой оправе. Спутница Бамбингера была выше его ростом. Я хотел спросить, не заберет ли он свой скарб из нашего сарая, но передумал и перешел на другую сторону улицы, чтобы он меня не увидел.
7
Когда осенью 1941-го Бенни отправили в Европу, Гарбер, его отец, решил: если уж, как ни крути, одного сына все равно заберут, пусть лучше в армию пойдет Бенни. Бенни — он тихоня, он не станет соваться куда не надо. Миссис же Гарбер думала: мой Бенни — он благоразумный, он будет вести себя осмотрительно. Эйб, брат Бенни, тот объявил:
— К тому времени, когда Бенни вернется, у меня наверняка будет собственный гараж и я возьму его на работу.
Бенни писал домой каждую неделю, ни одной не пропускал, и каждую неделю Гарберы посылали ему посылки со всякими вкусностями, такими, как салями, маринованная селедка и штрудель, без которых парень с улицы Св. Урбана жить не может. Посылали они из недели в неделю одно и то же, да и Бенни, откуда бы его письма ни приходили — из лагеря Борден[112], Олдершота[113], Нормандии или Голландии, писал им из недели в неделю одно и то же. Начинал он так: «Надеюсь, вы живы и здоровы», а заканчивал: «За меня не беспокойтесь, всего наилучшего, спасибо за посылку».
Когда Бенни вернулся с войны, Гарберы не стали равняться на Шапиро: те по случаю возвращения своего первенца закатили пир горой. Гарберы встретили — как не встретить — Бенни на вокзале и устроили в его честь обед, пусть и не парадный.
Эйб был рад-радехонек, что Бенни вернулся.
— Молодчага, — то и дело повторял он. — Ты, Бенни, молодчага.
— На фабрику не возвращайся, это ни к чему, — сказал мистер Гарбер. — Прежняя работа тебе не нужна. Ты же можешь помогать брату Эйбу в гараже.
— Хорошо, — сказал Бенни.
— Оставь его в покое, дай ему отдохнуть, — сказала миссис Гарбер. — Что, если он пару недель отдохнет, мир уже перевернется?
— Слышь, — сказал Эйб, — Арти Сегал, когда вернулся, рассказывал, будто в Италии парень может получить все, ну все-все что угодно, за пару сигарет. Он меня разыгрывал или как?
Бенни демобилизовали и отправили домой не потому, что война окончилась, а потому, что его ранило в ногу шрапнелью. Хромал он не слишком сильно и ни о своем ранении, ни о войне говорить не хотел, поэтому поначалу никто не заметил, что он переменился. Вернее, никто, кроме дочки Мейерсона Беллы.
Мейерсон, хозяин заведения «У Папы. Табачные изделия и напитки» на улице Св. Урбана, безвылазно торчал там — сидел на расшатанном, облупившемся кухонном стуле, играл в покер с соседями. Один глаз у него был стеклянный, и, когда игрок долго думал, прежде чем сделать ход, он вынимал глаз и надраивал его платком, что неизменно приводило меня в ужас. За прилавком стояла дочь Мейерсона, Белла, у нее была уродливая — копыто копытом — стопа, тусклые темные волосы плюс к тому многовато волос на лице, и, хотя ей шел всего двадцать седьмой год, выйти замуж ей не светило. Как бы там ни было, именно она заметила, что Бенни переменился. В самый первый раз, когда он после своего возвращения пришел к Мейерсону, она сказала:
— Бенни, что с тобой?
— Да ничего, — сказал он.
Бенни был низкорослый, тщедушный, с вытянутым, узким лицом и пухлым, поползшим на сторону ртом, его черные глаза кротко смотрели на мир. Большие не по росту руки он прятал в карманы. Казалось, он и вообще хочет спрятаться: как только представлялась такая возможность, он становился за стул или уходил в темный угол, чтобы не привлекать к себе внимания. Когда Бенни провалил экзамены в девятом классе ФСШ, классный руководитель, некий мистер Перкинс, отправил его домой с запиской: «Данных к учебе у Бенни нет, но у него есть все данные, чтобы стать хорошим гражданином. Он честный, на уроках внимателен и прилежен. Я бы советовал обучить его ремеслу».
Прочтя записку, мистер Гарбер покачал головой, скомкал записку и сказал:
— Ремеслу? — Посмотрел на сына, снова покачал головой и сказал: — Ремеслу.
Миссис Гарбер сказала с нажимом:
— А ты что — не ремесленник?
— У Шапиро сын будет доктор, — сказал мистер Гарбер.
— Как же, как же, сынок Шапиро, — сказала миссис Гарбер.
Бенни потом извлек записку из мусорного ведра, разгладил ее, положил в карман и всегда носил с собой.
На следующий день после своего возвращения Бенни пришел к Эйбу в гараж — решил, что болтаться две недели без дела ему ни к чему. Эйбу это пришлось по душе.
— Как я вижу, за те годы, что ты отсутствовал, в тебе появилась основательность, — сказал Эйб. — Это хорошо. Пригодится в жизни.
Эйб работал не покладая рук, с утра до ночи, к тому же он верил, что с присутствием Бенни в гараже его дела пойдут еще лучше.
— Это мой младший брат Бенни, — говорил Эйб таксистам. — Четыре года оттрубил в пехоте, из них два на фронте. Крутой, скажу я вам, парень.
В первые недели Эйб был доволен Бенни.
— Он все делает медленно, — докладывался Эйб отцу, — и механик не Бог весть какой, но клиентам он нравится, так что со временем освоится.
Потом Эйб стал кое-что замечать. Когда наплыва клиентов не было, Бенни, вместо того чтобы воспользоваться передышкой и прибраться в гараже, уходил в угол потемнее — сидел там, трясся, сцепив руки на коленях. Когда Эйб увидел это впервые, он сказал:
— Что с тобой? Простыл?
— Да нет, ничего.
— Домой хочешь пойти или что?
— Нет.
Когда шел дождь — а весна выдалась дождливая, — Бенни куда-то пропадал, и Эйб рвал и метал. Но однажды в грозу Эйб, дернув дверь уборной, обнаружил, что она заперта.
— Бенни, — вскипел он, — а ну выходи. Я знаю — ты там.
